Вождь пигмеев медленно подошёл ко мне и встал, нависая. Из раны продолжала струиться кровь, но это мало его беспокоило.

– Айла ронгин плахзи! – гортанно произнёс он и внимательно посмотрел на меня.

– Да пошёл ты, – выдавил я через силу. Кажется, этого вполне хватило, ответ удовлетворил вождя. Потеряв ко мне интерес, он что-то повелительно крикнул своим воинам. Те уже успели снять с убитых всю одежду и украшения, оставили только маски. После слов вождя пигмеи перетащили тела к подножию пирамиды. Там, подцепив толстыми и длинными палками несколько каменных плит в мостовой, уложили мертвецов в пустоты под ними. Зачем подобное сделали древние зодчие – не знаю.

Я всё боялся, что вот-вот ко мне подойдёт вождь и перехватит горло своим кривым коротким ножом с блестящим чёрным лезвием, висевшим на левом бедре. В отместку за ранение. Или по его указанию мне проломят голову, как бедолаге Толе. Но всё обошлось. Закончив похороны, пигмеи соорудили из веток и лиан носилки, положили меня с напарником и поочерёдно подняли на вершину пирамиды. Поднимали поочередно, так как после стычки с нами отряд врагов заметно убавился. Да и попотеть им пришлось при подъёме.

Наверху никакого бассейна или водоёма не было. Стояла каменная коробка с одним большим арочным проходом и несколько плит из чёрного маслянистого камня, ярко блестевшего в лучах солнца, да так, что иногда цвет менялся с чёрного до золотистого. Каждая такая плита была метр на метр высотой и шириной и порядка двух с половиной в длину. Располагались они почти на краю пирамиды и точно напротив тех странных желобов.

«Жертвенники», – сама собою пришла мысль. Я читал как-то «Дочь Монтесумы» и кое-что в памяти отложилось. И вот сейчас всплыло. Я лежал на носилках и боялся, боялся так сильно, как никогда до этого в жизни. Быть убитым в драке, сражении, на охоте погибнуть в когтях зверя или от стрелы дикаря в спину, в дикарской ловушке или под колесами несущегося джипа, управляемого неадекватным водителем – всё это ничто по сравнению с мыслью, что тебя вот-вот принесут в жертву, а ты даже не можешь пошевелить пальцем. Адреналин из крови уже улетучился, оставив после себя опустошённость и безнадёгу. Чёрной завистью позавидовал Толику (явно живому, а иначе зачем пигмеям надрываться и поднимать его на такую высоту?), который умрёт на алтаре, не приходя в сознание. Мне бы так – уснул, тебя чик ножичком и всё, ты уж на небесах.

Но судьба нас хранила. Передохнув несколько минут, которые стали для меня самыми долгими и кошмарными за всю прожитую жизнь (даже, скорее, две жизни), пигмеи занесли носилки в строение. Внутри стояло огромное каменное кольцо диаметром под три метра, покрытое крупными рисунками – рунами, иероглифами или чем-то похожим, я не разбираюсь в этом, потому и не мог определить их принадлежность.

Рядовые пигмеи смотрели на него с восторгом и великим почитанием. Вождь же – как на привычную часть своей жизни. Вот он что-то повелительно выкрикнул, и все, в том числе и я с Толиком на носилках с чужой помощью, разумеется, прижались к стенам.

Вождь подошёл к кольцу, снял с себя ожерелье с камнями и поднял вверх на вытянутой руке.

– Аапхаги веэдомель пошадлес кумос! Реаэке либмоши тунсон! – хорошо поставленным голосом, словно молитву читает, заголосил вождь. – Свапе выумэи ботсана!

И вот тут меня пробрало до печёнок, некстати вылезла ещё и память Марка, суеверного и набожного христианина, сторонящегося и панически боящегося всего неведомого: знаки на кольце стали светиться! Сначала все разом, но несколько секунд спустя большая часть потухла, осталось где-то с дюжину. Вождь (да какой там – шаман!) повелительно махнул свободной рукой в сторону кольца. По этой команде пигмеи подхватили носилки со мною и напарником, крякнули от натуги – всё-таки вдвоём этим малоросликам тщедушным тащить наши упитанные тушки было нелегко, и чуть ли не бегом припустили в указанную сторону.

Я было подумал, а не рехнулись ли они – вприпрыжку нестись к противоположной стене строения, да ещё сквозь кольцо, нижний край которого был им по колено. Но потом случилось нечто: стоило мне пересечь контур кольца, как появилось головокружение и тошнота, мир вокруг померк на пару секунд. Судя по сдавленным стонам в изголовье и ногах, моим носильщикам пришлось не слаще.

Когда зрение восстановилось, то окружающий мир вокруг разительно изменился. Я уже не находился в тёмной и тесной каменной коробке – вокруг раскинулись джунгли. Как же мне хотелось осмотреться по сторонам, но моё парализованное тело не позволяло. Успел только увидеть, что вынесли меня из точно такого же кольца, как в той пирамиде, только чуть-чуть пообшарпаннее, что ли. И знаки, которые мог видеть, светились похожие.

Шаман появился самым последним. Увидеть его не сумел – положение тела и носилок не позволяло, но его голос я запомнил на всю жизнь и сейчас услышал похожую молитву, которой он открыл переход из пирамиды в эти места. Потом прозвучала его команда, и носилки со мною поставили на землю. Через минуту надо мною склонился шаман, что-то пытающийся высмотреть во мне. Я бы плюнул ему в морду, если бы мог, от внезапно охватившей меня злости. Злился за тот страх, что перенёс на вершине пирамиды, за свой промах, за то, что в драке толком и не поучаствовал.

От мыслей отвлёк шаман, он ухватил меня за щеку и крутанул кожу. Ничего не почувствовал, хотя щипок вышел будь здоров. Да уж, хорошую мне анестезию вкололи, явно не кураре и не новокаин, хе-хе. Интересно, а что хотел от меня шаман, что так сильно скривил морду в недовольной гримасе в ответ на мою реакцию, точнее, отсутствие таковой? Думаю, что мне повезло, и я ещё благодарить должен тех стрелков, которые наградили меня своими дротиками.

От Толика шаман тоже не смог добиться адекватности. Краем глаза видел, как он склонился над ним и что-то делал, но в ответ получил лишь тишину.

Не получив желаемого от нас, шаман сорвал злость на одном из подчиненных, по-моему, том самом, который чуть не расколол череп моему напарнику. Лупил он его долго и с душой, и ранение нисколько не мешало в этом, даже я смог увидеть несколько моментов, как воин корчился на траве, а в это время шаман пинал его в живот. Натешившись и словно получив заряд бодрости (а то после перехода выглядел, что краше в гроб кладут), шаман отдал приказ на движение.

Где-то через полчаса меня вырубило, и очнулся я уже в темноте. Тело лежало неровно, ноги и туловище на камне, причём плохо обработанном, и из-за этого все неровности неприятно впиваются в тело. Голова приподнята и покоится на мягком и тёплом, судя по небольшим движениям, живом. Открыв глаза, я не сразу смог что-то рассмотреть – всё тонуло в полумраке. Через несколько секунд глаза привыкли, и я увидел над собою человеческий торс, женский, если судить по выпуклостям. Причём весьма и весьма желанным, в мужском понимании, на третий номер с плюсиком, примерно.

«Блин, да не о том думаешь, Макс, куда тебя потянуло?» – одернул сам себя в мыслях. Я напрягся, опасаясь, что паралич ещё не прошёл или, что будет катастрофой, навсегда сковал меня.

– Он очнулся! Этот парень пришёл в себя, – раздался надо мной взволнованный женский приятный голос. Сначала я не понял, что же меня смутило, а потом как мешком пыльным стукнуло – она говорила на чистом русском!

– Наконец-то, быть может, от него мы узнаем, что же здесь происходит, – из полумрака донеся ворчливый мужской голос.

– Ага, ты посмотри на него, он из какого века вылез? Да, наверное, по соседству с этими дикарями жил, да напился и потискал жинку чужую, в ответ его и приголубили, тут товарищ вступился, и тоже огрёб, – ответил ему ещё один мужчина, и гораздо моложе первого, если судить по голосу.

Пока они вяло перебрасывались фразами, я медленно поднялся, молчаливо приняв помощь незнакомки. Тело было неуклюжим, словно отлежал его полностью, а не только руку или ногу.

Оказался я в каменном мешке с низким потолком и дверью из толстых палок, связанных вместе лианами. В соседях имелись трое натуральных землян – джинсы, костюм секретарши, спортивный костюм. И Толик. Напарник всё так же был неподвижен, лежал на жалкой кучке сена. Видимо, ему, как самому больному, достались наиболее комфортные условия.