Улицы, улицы, улицы. Сумасшедший в сумасшедшем городе. Хватит, наигрался!

Орет радио.

Мама, мы все тяжело больны.

Ему надо только дотянуть до поворота. До поворота, а там –– переход. Прыжок на полторы тысячи. Ну ладно, поиграем. Я люблю игру. Я начал ее сто тысяч лет назад. Моя игра грандиозна, но, главное, она беспроигрышна; это моя игра.

Мама, я знаю: мы все сошли с ума.

Да, я тоже это знаю. Мы все тут сошли с ума. Я знаю это не хуже остальных. Но я-то сошел с ума раньше, чем вы. Я знаю цену подлинному сумасшествию. И это –– мой козырь. Козырь, против которого вы ничего мне не поставите.

Переход. Энергии маловато. Дай бог шестьсот вместо полутора тысяч. Мы все сошли с ума. Вот вы снова в хвосте. Еще один переход. Четыреста. Черт! …медленный яд. Через день будет поздно… Поздно. Поздно.

Он вышел из машины. Все. Игра окончена. Окончена?

Они окружили его, заглядывая в глаза. Все. Конец.

Лада смотрела на зарю. Алое не становилось серым. Генрих лениво сидел на поребрике, изредка позевывая. Потрясение прошло, ему хотелось спать. Но он должен был увидеть рассвет, должен был увидеть солнце. Хороший эпилог.

Лада медленно пошла вперед. Через несколько шагов оглянулась, посмотрела на Генриха. Он с трудом встал и догнал ее.

Последний бессонный день. Вы уснете. Настанет ночь, и вы уснете глубоким сном. Вы уснете и будете спать.

Брошенный «Москвич» стоял на дороге, никому не нужный. Только когда взошедшее солнце коснулось его своими руками, стало видно, как на стеклах вспыхнул рыжим огнем иней.