Проводив взглядом идеальную по форме округлость, улыбнулся Грейс:

-- Милая татушка.

Щёки Гнейзенау зарделись смущением:

-- Честно?.. Всё никак свести руки не доходили...

-- Зачем сводить? Необычно и красиво же.

Грейс морщила носик:

-- Скажем так: это память о не самом моём примерном поведении и далеко не образцовом эпизоде жизни.

-- А мне нравится.

-- Спасибо... -- ну вот, засмущал девчонку. Мило щёчки рдеют, прям загляденье.

Ариэлла, пошептавшись о чём-то с Зайкой, подхватила Катарину под локоток и утащила сияющую довольной моськой девчонку на верхние полки чуть в стороне от нас, где девушки и растянулись лёжа.

Так и сидели, греясь и нежась, и наслаждаясь мягким ароматным паром, когда по переходящей очереди одна из нас бегала щедро плеснуть воды из кюветы на камни. Воздух, насыщенный неуловимо-родными запахами прекрасной парилки и леса, буквально купал тело, смывая накопившуюся усталость и насыщая восприятие новыми вкусами и ощущениями. На поговорить никого не тянуло -- смысл в этом, когда всем вокруг и тебе самому хорошо так, что хоть пищи от радости?

Некоторое, совершенно неопределённое время спустя Катарина, проявив недюжинные организаторские и увещевательные способности, умудрилась сагитировать почти весь наличный народ на поплескаться в купальнях, дескать, отмокнут, и с новыми силами в бой. Сиречь, обратно в парную. Или в сауну, что не столь уж и концептуально.

Так что остались мы с Грейс в парилке одни. Мне не хотелось никуда идти, а Гнейзенау явно вошла во вкус и, пребывая в полудрёме, просто получала удовольствие от новой и непривычной обстановки.

-- Николь, вопрос задать можно?

-- Задавай.

-- А зачем так много этих странных букетов из веток в горячей воде? Для аромата хватило бы и двух-трёх...

Я тихонько рассмеялся:

-- Этот, как ты его назвала, "букет", в России называется веником. И дать вкусный запах -- это всего лишь второстепенная задача.

-- А первостепенная?

-- Снять усталость и привести организм в тонус, конечно же.

Немка мотнула головой:

-- Не понимаю, как это.

Соскользнув с полка, протянул Гнейзенау руку:

-- Объясню. Но сначала нужно немного подостыть и восполнить баланс воды в организме. Излишний перегрев ещё никому не шёл на пользу.

В предбаннике заботливые дежурные по комплексу заполнили штатный холодильничек неплохой коллекцией не содержащих сахара соков, минералкой и... родного ржаного кваса.

-- Странное пиво, -- пробормотала Грейс, сходу ополовинив литровую кружку. -- Безалкогольное, что ли?

-- Да нет, алкоголь там есть... Процент или два, если настоящий квас, полпроцента и меньше, если промышленного брожения и фильтрации.

-- Неплохая вещь, -- Гнейзенау, кажется, меня так и не дослушала, в один заход добив остатки напитка. -- Плеснёшь ещё?

В общем, суровая умничка с моей лёгкой руки основательно подсела на русский народный напиток. Ей он хоть и отдалённо, но напоминал родные сорта пива, которые здесь если и найдёшь, то не употребишь по назначению: на первом курсе введён сухой закон, имеющий лишь три или четыре минимальных исключения праздничного характера.

Впрочем, цели накидаться до лёгкого опьянения девушка перед собой не ставила, остановившись после третьей кружки.

Девчонки так и потерялись с концами, у других Дев желания распарить косточки не выявилось, а может -- в финской или турецкой осели, а может и в классических римских термах. Но факт остаётся фактом: в парилке, кроме нас, народу не было.

Пока Гнейзенау размещалась на верхних полках, я успел набрать бадейку горячей воды, разбавив крутой кипяток умеренно-тёплой водой из кюветы, и вооружиться двумя увесистыми, в меру кустистыми дубовыми вениками. Для полной аутентичности, конечно, ещё бы войлочную треуголку или иную шапку, да плотные краги -- но чего нет, того нет.

-- Ложись, -- припарковав тазик, я указал пальцем на светлые доски надстройки.

Грейс покосилась на приготовленные орудия и в глубине её глаз зародилось отчётливое сомнение.

-- Зачем?

-- Я возьму веники и буду тебя ими бить, -- я пожал плечами. -- Тебе будет хорошо и приятно.

Глазищи Гнейзенау определённо решили побить все рекорды, поставленные авторами нихонских комиксов. Грейс даже попыталась отползти от меня как можно дальше, да только стенка за её спиной с этим оказалась категорически несогласна.

-- Я не мазохист! -- От волнения девчонку, практиковавшую русский, пробил характерный немецкий акцент.

-- Все так говорят, солнце, -- успокоил я Грейс и вновь указал на полок. -- А теперь будь добра, не пререкайся, доверься специалисту -- и ложись на живот, буду делать тебе хорошо.

Минут через тридцать постепенного почти массажа коварным дубовым веником сменил вооружение на берёзовое, перейдя к более активному рисунку парки. Немке ещё нежные, едва ощутимые касания дубовыми листьями доставили немало удовольствия, особенно в контрасте с "дождиком" -- когда мелкой тряской сбиваешь капли со свежеокунутых листьев на жертву, и с секундной задержкой уходишь в атаку. Грейс мурлыкала, что-то неразборчиво лопотала на родном, сладко жмурилась и подгибала пальцы на руках и ногах, всем своим видом показывая -- такой "мазохизм" непонятных русских ей явно пришёлся по душе.

Дубовый веник -- штука весьма суровая: широкий лист не бьёт, но гладит, и ощущения в результате сильно отличаются от работы той же берёзой, словно идёшь биться за титул мастера всея муай-тай, а на ринге вместо жилистого попрыгунчика, резкого, как понос, и веского, как рессора от трактора "Беларусь" по затылку, тебя встречает милая улыбчивая девушка и проводит полный комплекс расслабляющего массажа. Даже в таких местах, о существовании которых ты даже не догадывался.

"Догони потом" -- так этот эффект называют. Стоит телу чуть успокоиться и оказаться вне высоких температур, до мышц почти мгновенно доходит, что им пришлось напрягаться -- и чистая приятная усталость только усиливает желание спать.

Я коварен, да.

Не как веник, конечно, но устоять перед милой моськой кайфующей Грейс -- вне пределов моих возможностей.

А сменив дуб на берёзу, частично нивелировал постэффект первого веника. Мышцы сейчас сами разгрузятся как надо, и немка гарантированно не уснёт в предбаннике.

Гнейзенау настолько заразительно вытягивалась под ударами веников, столь соблазнительно порыкивала и закатывала глаза, что я полностью потерял связь с реальностью.

-- Ага, попалась! -- Тонкие руки обхватили меня за талию, ноготки, вызывая приятную дрожь во всём теле, перебором прошлись от пупка до мечевидного отростка, а потом две узких ладошки бережно, но совершенно по-собственнически сжали груди. Ощущение... Приятное во всех смыслах.

-- Сладкого много нельзя, -- хихикнув, Свирь мазнула губами по шее и убрала ладони с грудей.

-- Верни на место, -- тут же потребовал я, не прекращая, впрочем, процесса доставления приятности Грейс.

Интересно, сколько я уже над немкой тружусь? Час? Два? За это время даже самого крепкого и сурового мужика можно ушатать до полной бессознанки. А Девы... Девы Флота -- девочки весьма выносливые. Им от такого -- только пожать плечами и спросить недоумевающе: "И это всё?"

-- Я подумаю, -- Карина, выглянув из-за моей спины, одобряюще кивнула: -- Хорошо идёшь. Подвинешься? Будем дуэтом в четыре руки приобщать нашу красавицу к вечному и прекрасному.

И дело пошло веселее. Я работал берёзовым, Карина -- дубовым, разница в рисунке соприкосновений листьев и кожи, судя по совершенно расфокусированному и абсолютно довольному личику Грейс, доставляла немке столько новых и приятных ощущений, что, будь её воля, она здесь бы и осталась навсегда.

Но -- нет.

Напор постепенно сбавили, последние удары сменив и вовсе поглаживающими, скользящими поверхностными прикосновениями.

Гнейзенау, явно преодолевая чудовищную лень, кое-как приняла вертикальное положение и, опёршись спиной о стену, широко и искренне улыбнулась: