Мистер Левендер вздохнул.

— В эпоху, подобную нашей, — проговорил он, — мы все должны жертвовать своим здоровьем. Как вам известно, ни один общественный деятель сегодня не может сказать, что его голова принадлежит ему. Я бы счел себя дезертиром, если бы не принял эту истину за… гм… истину.

— Не принял… эту… истину, за истину, — повторил племянничек, торопливо занося высказывание в блокнот.

— Он продолжает, — забормотал мистер Левендер, вновь отождествивший себя с газетой, — самоотверженно бороться за решение этой сложнейшей, запутаннейшей проблемы, он счастлив при мысли, что все — даже самый рассудок — готов принести в жертву на алтарь долга. Общество может спать спокойно, ибо он не прекратит своей борьбы, пока не окажется на щите. — И подсознательно уловив, что этими словами и следует закончить интервью, мистер Левендер умолк, причем вид у него был довольно испуганный.

— Понимаю, — сказал племянничек, — премного благодарен. Ваша собака не кусается? — спросил он, потому что Блинк тихо и зловеще зарычала.

— Это — самое добродушное существо на свете, — ответил мистер Левендер, — и к тому же самое общительное. Я иногда думаю, — продолжал он изменившимся голосом, — что мы все сошли с ума и что лишь животные сохраняют благословенный разум, который некогда считался чисто человеческой добродетелью. Не записывайте это, — быстро добавил он, — у всех бывают минуты слабости. Это было лишь obiter dictura [15].

— Не беспокойтесь, — сказал племянничек, вставая, — мне это высказывание и не пригодилось бы. Еще один вопрос, мистер Левендер…

В это мгновение Блинк, которая давно почуяла, что этот высокий полный человек, от брюк которого не пахнет собаками, пришел сюда с дурным умыслом, увидела, что он подошел слишком близко, и осторожно куснула его за икру.

Племянничек рванулся назад.

— Она укусила меня, — шепотом сообщил он.

— Боже мой! — воскликнул мистер Левендер, безуспешно пытаясь подняться, ибо тело его утратило всякую гибкость. — Возможно ли это? Наверно, на это есть веская причина. Блинк!

Блинк помахала хвостиком, ткнулась носом в руку хозяина и, повернувшись к гостю, опять зарычала.

— Она вполне здорова, уверяю вас, — поспешно добавил мистер Левендер, нос у нее холодный.

— Она укусила меня, — повторил племянничек, задирая штанину. — Следов нет, но она точно укусила меня.

— Это же сокровище! — проговорил мистер Левендер, стараясь пробудить в госте симпатию к собаке. — Вы заметили, какие темные у нее зрачки и какие белые белки? Она превосходно воспитана. Блинк!

Понимая, что о ней говорят, Блинк разрывалась между желанием помахать хвостиком и зарычать. Не придя ни к какому решению, она тяжело вздохнула и улеглась на бок у ног хозяина.

— А какая это прекрасная овчарка, — продолжал мистер Левендер, — то есть она бы замечательно стерегла овец, если бы ей позволить. Посмотрели бы вы, как она строга с овцами. Они ее просто не переносят.

— Я еще загляну к вам, — кисло сказал племянничек.

— Благодарю вас, — ответил мистер Левендер, — я был бы счастлив прочитать гранки; так, мне кажется, будет надежнее.

— До свидания, — сказал племянничек.

Только Блинк усмотрела зловещий смысл в словах гостя и, увидев, что он направляется к двери, стала громко лаять и забегать то слева, то справа, как будто гость был стадом овец.

— Заберите ее! — взволновался племянничек. — Заберите ее! Я не хочу, чтобы она опять укусила меня.

— Блинк! — со страданием в голосе позвал мистер Левендер.

Блинк, отличавшаяся необычайной послушностью, тотчас возвратилась, и мистер Левендер положил ей руку на ошейник. Она рычала до тех пор, пока шаги племянничка не замерли в отдалении.

«Никак не могу понять, — размышлял мистер Левендер, — почему она так странно отнеслась к этому безупречному журналисту. Быть может, он как-то не так пахнет? Кто знает!»

И, прижав ее усатую морду к своему подбородку, мистер Левендер стал искать разъяснения в невинном и живом мраке собачьих глаз.

Оставив мистера Левендера, племянничек незамедлительно возвратился во Фрогнальскую крепость и поспешил к тетушке.

— Тетя Рози, он совершенно ненормальный, а его собака укусила меня.

— Эта милая собачка?

— От собак лучше подальше.

— Ты всегда как-то странно относился к собакам, дружок, — утешила его тетушка. — Вот смотри, даже наша Сили недолюбливает тебя. — Она призвала свою маленькую беленькую собачку, на которую племянничек не обратил никакого внимания.

— Ты не заметил, как он одет? В первый раз я приняла его за пастуха, во второй… Как ты думаешь, что надо сделать?

— За ним нужен присмотр, — сказал племянничек. — Нельзя, чтобы сумасшедшие свободно разгуливали по Хемпстеду.

— Но, Уилфрид, — возразила престарелая леди, — хватит ли в Англии мужчин для того, чтобы следить друг за другом? Вообще говоря, я сама могла бы присмотреть за ним. Я так полюбила его очаровательную собачку!

— Постараюсь помочь, — сказал племянничек.

— Нет, не надо. Я зайду к его соседям. Это семейство Скарлет. Они, без сомнения, знают его. Сначала надо все обдумать.

Племянничек, ворча и ощупывая укушенную икру, удалился в свой кабинет. А престарелая леди, надев шляпу, мирно отправилась в путь, на сей раз без маленькой беленькой собачки.

Прибыв к крепости, которая утопала в кустах акации и калины, она спросила у горничной, открывшей дверь:

— Могу я видеть миссис Скарлет?

— Нет, — равнодушно ответила горничная, — она умерла.

— А мистера Скарлета?

— Нет, — ответила горничная, — он майор.

— О боже! — воскликнула престарелая леди.

— Дома мисс Изабел, — сказала горничная, которая, подобно большинству людей в военное время, оказалась простодушной и откровенной. — Она в саду. И выпустила престарелую леди в сад через стеклянную дверь.

В дальнем конце сада под акацией миссис Синкин увидела юную леди в голубом, которая с сигаретой во рту и желтой книжкой в руках лежала в гамаке. Она приблизилась к ней, думая:

«Боже мой, как она удобно устроилась, и это в такое время!»

И, склонив голову набок, она проговорила с улыбкой:

— Моя фамилия Синкин. Надеюсь, я не потревожила вас?

Юная леди порывисто поднялась.

— О нет! Нисколько.

Я искренне восхищаюсь людьми, у которых на все хватает времени, сказала престарелая леди.

Юная леди блаженно потянулась.

— Отдыхаю перед тем, как отправиться на работу в очередной госпиталь. Садитесь, — сказала она, указывая на гамак. — Тут удобно. Хотите сигарету?

— Боюсь, что я слишком стара и для гамака и для сигареты, — сказала престарелая леди, — впрочем, мне частенько казалось, что они удивительно успокаивают. Я хотела бы поговорить с вами о вашем соседе.

Юная леди широко раскрыла свои большие серые глаза.

— Ах! — сказала она. — Он очарователен.

— Я знаю, — сказала престарелая леди, — и у него еще такая чудная собачка. Мой племянник очень интересуется ими. Быть может, вы слышали о нем — Уилфрид Синкин, чрезвычайно умный человек, член многих комитетов.

— Неужели? — сказала юная леди.

— Да, да! У него такая голова, что его не может смутить ничто на свете, это так ценно в наше время.

— А какое у него сердце? — спросила юная леди, выпуская колечко дыма.

— Столь же благоразумное. Вероятно, мне не следовало бы этого говорить, но он прямо-таки совершенство.

— Это потому, что он не врач! Вы себе представить не можете, как эти врачи действуют на нервы. Со многими я чуть не дралась. В конце концов они меня заклеймили.

— Не может быть! В какое место? Я до сих пор думала, что клеймят только лошадок. Как вы прелестно смеетесь! Знаете ли, в наши дни так отрадно услышать смех.

— А по-моему, все только и делают, что смеются! Я хочу сказать, что на моем месте ничего другого и не придумаешь — хоть помирай!

— Вероятно, вы чересчур мрачно смотрите на вещи, — успокоила ее престарелая леди. — Но вернемся к вашему соседу. Как его фамилия?