— Зачем вы знаетесь с такими противными людьми?
— С какими противными людьми? Ни с кем я не знаюсь.
— Нет, знаетесь. Один вчера даже приходил сюда. Такой, с бакенбардами неприятная личность.
— С бакенбардами? — Боб Пиллин возмутился до глубины души. — Мне кажется, я знаю только одного человека с бакенбардами, стряпчего.
— Вот-вот, это он. До чего противный! Маме он даже как будто понравился. А по-моему, нахал!
— Вентнор! Зачем он приходил? Не может быть!
— Нет, может! По какому-то вашему делу. — Личико ее затуманилось. Последние дни Боб Пиллин вконец измучился, сочиняя поэму. Начиналась эта мертворожденная поэма так:
Верхом я ехал на коне,
Вдруг вижу: дева на пороге.
Дальше никак не клеилось. Этот шедевр возник, когда Боб открыл, что лицо Филлис — как апрельское утро. И то облачко, что набежало сейчас на ее лицо, было апрельское облачко, из которого вот-вот брызнет слепой дождик. Отмахнувшись от назойливо звучащих в ушах строчек, он заговорил:
— Послушайте, мисс Ларн. Филлис, послушайте же!
— Я слушаю!
— Что все это значит, зачем он приходил? Чего он хотел?
Она помотала головой, волосы ее разлетелись, и он снова услышал запах ромашки, вербены и свежего сена. Опустив голову, она прошептала:
— Мне очень не хочется, чтобы вы… мне очень не хочется, чтобы мама… Эти деньги — как я их ненавижу! — Она всхлипнула, и у Боба Пиллина начали медленно краснеть уши.
— Послушайте, не надо… И скажите мне все, потому что…
— Вы и сами знаете.
— Да нет же, я ничего не знаю!
Филлис посмотрела ему в лицо.
— Зачем вы обманываете меня? Вы же знаете, что мама хочет одолжить у вас денег, и мне стыдно!
Желание прибегнуть к спасительной лжи, хотя в кармане похрустывал конверт с чеком, возмущение несправедливостью, жалость, недоумение и раздражение по поводу визита и намерений Вентнора — все смешалось в душе Боба Пиллина, и он пробормотал:
— Черт меня побери! — И, не заметив взгляда, что бросила на него Филлис из-под полуопущенных ресниц, словно говоря: «Так-то лучше!», повторил: Черт меня побери! Послушайте, Филлис, вы говорите, что Вентнор приходил по поводу тех денег, что я хотел одолжить?.. Но я и словом ему не обмолвился.
— Ну вот видите! Значит, вы все-таки хотите дать в долг.
Он схватился за голову.
— Ой, какой вы смешной сейчас! Я ни разу не видела вас растрепанным.
Боб Пиллин поднялся и стал мерить шагами комнату. Даже охваченный крайним волнением, он не удержался, украдкой посмотрел на себя в зеркало и, делая вид, будто схватился за голову, отчаянно пытался поправить прическу. Потом, остановившись, заявил:
— Допустим, я и в самом деле хотел одолжить вашей матери деньги. Что тут такого? Ведь это только на небольшой срок. Всякому могут понадобиться деньги.
Филлис сказала, не поднимая глаз:
— А почему вы это делаете?
— Потому что… потому что… А почему бы и нет? — и кинувшись вдруг к девушке, схватил ее за руки.
Она вырвалась; в полнейшем отчаянии Боб Пиллин вытащил конверт.
— Если хотите, я могу порвать это. Я не стану давать их в долг, если вы против. Но я думаю… я полагал…
Филлис откинула голову.
— Вот именно! Вы думали, что я… Вот это и противно!
Наконец он все понял.
— Да нет же! Клянусь, я и не думал…
— Нет, думали! Вы думали, что это я хочу, чтобы вы одолжили деньги.
Она соскочила с дивана и подбежала к окну.
Значит, она решила, что ее используют как приманку! Как некрасиво вдвойне некрасиво, потому что правда. Он прекрасно знал, что миссис Ларн стремилась извлечь все, что могла, из его поклонения ее дочери, но сказал пылко:
— Какая ерунда!
Филлис молчала. Тогда, лихорадочно соображая, что же делать, он воскликнул:
— Филлис, если вы не хотите… Смотрите! — Девушка обернулась Боб разорвал конверт пополам и клочки бросил в камин. — Ну, вот!..
Она легонько охнула, глаза ее округлились. В порыве честности он признался:
— Это не деньги — чек! Добились своего.
Отвернувшись к огню, она медленно произнесла:
— Вам лучше уйти, пока не пришла мама.
У Боба Пиллина отвисла челюсть. Втайне он был согласен с Филлис, но пожертвовать хотя бы минуткой наедине с ней — невыносимо, и он сказал решительно:
— Нет, я останусь!
Филлис чихнула.
— У меня не совсем просохли волосы. — Она присела на каминную решетку спиной к огню.
Лицо Боба Пиллина приняло одухотворенное выражение. Если бы только он решился сказать: «Филлис, радость моя!» или даже «Филлис, не согласились бы вы… позвольте мне…» Но он не мог выжать из себя ни слова.
— Не сопите, пожалуйста! — неожиданно сказала она. — Это ужасно.
— Я не сопел, это неправда!
— Нет, сопели, как моя Кармен, когда спит.
Он пошел было к двери, сделал три шага и остановился: «Какое это имеет значение! От нее я и не такое снесу». И сделал три шага назад.
— Бедняжка! — проворковала она.
— Надеюсь, вы догадываетесь, что видите меня, вероятно, в последний раз? — спросил он мрачно.
— Как же так? Вы же обещали пригласить нас в театр.
— Я не уверен, что ваша мама согласится… После всего.
Филлис рассмеялась от души.
— Вы не знаете маму. Ей все равно.
Боб Пиллин пробормотал:
— Понимаю. — Он ничего не понимал, но это не имело ни малейшего значения. И снова мысль о Вентноре вытеснила все остальные. Какого черта?! Как это получилось? Он мучительно вспоминал, что он мог сболтнуть тогда вечером. Он наверняка ни о чем не просил его и не давал адреса. Очень странная история, надо хорошенько разобраться.
— Вы уверены, что его имя Вентнор? Того типа, что приходил вчера?
Филлис кивнула.
— Невысокий такой, с бачками?
— Рыжие бачки и рыжие ресницы.
— Очевидно, он самый, — задумчиво протянул Боб Пиллин, — Порядочный нахал. Ума не приложу… Надо съездить к нему. А где он узнал ваш адрес?
— Я думала, вы дали.
— Ничего подобного! За кого вы меня принимаете? Филлис вскочила.
— А вот и мама!
По саду шла миссис Ларн. Боб Пиллин кинулся к двери.
— До свидания, я ухожу.
Но миссис Ларн была уже в холле. Она возникла перед ним, разодетая в меха, во всем своем великолепии, и увлекла его в гостиную; французское окно было распахнуто — Филлис исчезла.
— Надеюсь, эти несносные дети не слишком докучали вам. Вчера приходил ваш юрист — милейший человек. Он был, кажется, вполне удовлетворен.
Боб Пиллин пробормотал, краснея до корней волос:
— Я не просил его приходить. Это не мой юрист. Я не знаю, чего он хотел.
Миссис Ларн улыбнулась.
— Не расстраивайтесь, мой дорогой. И не нужно быть щепетильным. Я хочу, чтобы все было на сугубо деловой основе.
Бобу Пиллину очень хотелось крикнуть: «Ни на какой основе этого не будет!» — но он сдержался и пробормотал:
— Мне пора идти, я опаздываю,
— А когда сможете…
— Я… Я пришлю… Я напишу… До свидания!
Но миссис Ларн крепко держала Боба Пиллина за лацкан, обдав его запахом меха и фиалок. У молодого человека мелькнула мысль: «Наверно, и от библейского Иосифа та женщина хотела только денег». Не оставлять же пиджак у нее в руках! Что делать? Миссис Ларн проворковала:
— Было бы крайне любезно с вашей стороны, если бы вы могли устроить это сегодня. — Ее рука скользнула у него по груди. — О, вы все-таки захватили чековую книжку. Какой милый!
В отчаянии Боб Пиллин вытащил книжку и, присев к бюро, заполнил такой же чек, какой он разорвал и бросил в огонь. Потом он почувствовал на лбу горячий поцелуй, голову его на мгновение прижали к меху жакетки, рука взяла чек, голос сказал: «Очаровательно!», — послышался вздох, и его снова обдало запахом духов. Пятясь к двери, он бормотал:
— Хорошо, хорошо… Пожалуйста, не говорите только Филлис. До свидания!
Выйдя за калитку, он подумал: «Черт побери! Не устоял я. И Филлис обо всем знает. Ах, эта собака Вентнор!»