Наклоняет голову, ловит мои губы поцелуем. Сладкий, как карамель. Я каждый день спрашиваю Бога, чем заслужил такой дар - любовь самого светлого и прекрасного создания? Я слишком высок. Неловок. Замкнут в своей скорлупе. Да, у меня красивое лицо. Хмурое, конечно, но красивое правильностью черт и идеальностью пластикового манекена. Неужто он любит меня за это? Не хочется думать о таком.

Но, если признавать правду, - это очевидно. Он боится физических недостатков, уродств и старости, отводит взгляд, видя проявления бедности. Это не жестокость, Боже упаси. Это просто стремление к прекрасному, ведь он сам прекрасен. И почему-то и меня считает таковым.

***

- Сереженька, я тебя так люблю, - улыбается, прячет лицо на шее, горячим дыханием кожу обжигает.

- А я тебя, Илюш, - только к нему я испытываю нежность. Только ему верю. Провожу пальцами по мягким волосам. На солнце выгорели, светлые совсем. Яблочным шампунем пахнут, можно часами сидеть, уткнувшись носом ему в висок.

Поднимает взгляд: глаза голубые в обрамлении пушистых ресниц. Ему не дашь его шестнадцать порой, он ребенок во всем. Иногда я чувствую, что старше его не на три года, а на три десятилетия. Защитить от мира хочется. Никому не позволю обидеть его.

- Можно я останусь? - спрашивает тихо, хриплым голосом. Что же ты делаешь со мной, малыш? Я ведь не святой, и терпение мое не вечно.

- А что родители, Илюш? Волноваться не будут? - спрашиваю, хотя знаю ответ. Не будут, конечно. Они из тех родителей, которые считают, что дети, как трава у дороги - сами вырастут.

- Нет. Ты же знаешь, - вздыхает тяжело, прижимается лбом к моему подбородку.Я откидываюсь на спинку дивана, притягиваю его к себе на колени. Целую мягкие губы, провожу по ним языком, и он послушно размыкает их. Привык уже, а ведь вначале и поцелуев смущался. Пальчиками гладит щеки и закрытые веки, прижимается ближе. Я провожу ладонью по спине, забираюсь под футболку.

- Хочу тебя, малыш, - хрипло выдыхаю ему в рот. Он сглатывает тяжело, напрягается весь. Господь свидетель, я никогда не торопил его, но иногда мне кажется, что я свихнусь, если столь долгое вынужденное воздержание продлится еще хотя бы день. - Илюшка, не бойся, глупый. Я никогда не буду тебя принуждать. Обещаю. Просто ты красивый, мне хочется быть с тобой ближе. Хочется, чтобы тебе было хорошо. Позволишь?

В его глазах шторм бушует - эмоций так много. Я не успеваю читать их, поэтому его едва заметный кивок становится для меня неожиданностью. У него дрожат губы, и я ласково улыбаюсь. Сжимаю его запястья, чувствую как загнанной птицей бьется пульс. Кладу его руки себе за шею, и он сцепляет их в замок, зажимает клок волос на затылке. Больно, но сейчас мне все равно. Подхватываю его под ягодицы, и он обвивает меня ногами за талию, позволяя подняться с ним на руках, пройти в комнату, уложить на кровать, как самую хрупкую ношу.

Он зажмуривается, и я весь переполняюсь острой щемящей нежностью. У меня ее много, ведь он единственный к кому я ее проявляю. Раздеваюсь быстро, небрежно оставляю одежду на полу.

- Илюш, я не съем тебя, - ложусь рядом, чмокаю его в нос. Он все-таки открывает глаза, слабо улыбается.

- Знаю.

И я целую его в шею. Совсем легко сжимаю зубы на венке, сразу зализываю место укуса. Он сжимает ладошки на моих обнаженных плечах, тихонько выдыхает горячий воздух сквозь приоткрытые губы.

- Давай снимем это, Илюш, - он смущенно краснеет, но все же послушно приподнимает руки, позволяет стянуть с себя футболку. Худой такой, кожа бледная. Провожу по ребрам, вниз, на бедренных косточках ладони останавливаю. - Я не хочу, чтобы между нами были какие-то тряпки. Приподнимись немного, родной.

Слушается. Мне льстит это доверие. Я никогда его не предам. Стягиваю узкие джинсы, сразу вместе с бельем. Краснеет, губы кусает до крови. Всегда так делает, когда боится или волнуется. А сейчас и то, и другое, поэтому сжимает зубы с такой силой, что тоненькая струйка стекает с уголка рта, змеится причудливым зигзагом по подбородку. Не думая, слизываю алые капли. Кажется, что и кровь у него сладкая. Приятная. Вкусная. Быть может я просто его люблю? Ведь когда любишь, то все принимаешь, все ценишь. В тот момент я действительно верю в это.

Наши губы встречаются - теплые и влажные. Он отвечает мне несмело, позволяет осторожно проникнуть в рот, углубить поцелуй, каждого участка рта языком коснуться. Дышит тяжело, и я спускаюсь ниже, снова целую тонкую шею. В этот раз совсем аккуратно, медленно, пробуя на вкус кожу. Он запускает пальцы в мои темные волосы, неосознанно прижимает ближе. Это моя маленькая победа. Хочется кричать от счастья, потому что я, черт возьми, люблю и любим.

- Сереженька, - жалко совсем произносит, тихо. Приподнимаюсь, в потемневшие глаза смотрю. Господь, какой же он красивый сейчас!

- Не бойся. Все ведь хорошо.

- Угу… - в голосе никакой уверенности. Морщит аккуратный нос, неловко целует меня в висок. В новый поцелуй вовлекает - не знаю, который по счету. И я целую. До нехватки воздуха. До цветных кругов перед глазами. До шума в ушах. Руками касаюсь его везде: выступающей ключицы, острой косточки плеча, по груди провожу, немного сжимаю сосок. Он что-то бормочет мне в рот неразборчиво - невинно и так развратно одновременно.

Отрываюсь от его губ, опускаюсь ниже. Прикусываю кожу на животе, потом на бедре. Больно, знаю, родной. Но это чтобы отвлечь, пока я, немного раздвинув его ноги, касаюсь наконец-то уже возбужденного члена. Сначала легко - указательным пальцем к головке. И он выдыхает, дергается, подается бедрами вперед. И сбежать хочется, и остаться. Противоречия разрывают его, заставляют вновь кусать губы и собственную руку, сжатую в кулак. Я не даю времени опомниться, зажаться, испугаться. Обхватываю ладонью основание члена, несколько раз быстро двигаю рукой, до конца сдвигаю кожицу. Он хнычет что-то неразборчиво, и когда я обхватываю головку в тугое кольцо собственных губ наконец-то выкрикивает мое имя.

- Сережа! Сереженька! Что ты делаешь? Нельзя так!

- Кто сказал, глупый? Я тебя люблю. Мне хочется это делать, - произношу, оторвавшись на мгновение. И снова целую там, провожу языком, слизываю несколько проступивших капелек смазки. Даже здесь он вкусный. Хотя чему удивляться? Пальцами скольжу по нежной коже под членом, медленно сдвигаю их вниз, пока не касаюсь ануса. Он вновь дергается - это слишком много для него. Чувствую, что он вот-вот кончит. Выпускаю член изо рта, немного поднимаюсь вверх, все-таки не отнимая руки от его отверстия. Скольжу там, надавливаю немного.

- Сереж, ты хочешь сделать… это? - сейчас напоминает ежика - светлые волосы иголками. Перепуганный ежик. Дай волю - в клубок сожмется.

- Хочу, Илюш. Ты же знаешь, что хочу. Я осторожно, обещаю, - сглатывает ком, с опаской взгляд вниз опускает. Оценивает возможности, наверное, потому что недоверчиво хмурится. Да, природа размером меня не обделила, но сегодня это не радует.

- Это вообще реально? - недоверчиво бормочет, а я не отвечаю. Лучший ответ - действие. Целую подбородок, губы, нос, а потом отстраняюсь ненадолго, достаю из прикроватной тумбочки первый попавшийся крем и презерватив. - Это зачем? - интересуется, когда я выдавливаю на пальцы крем.

- Ты узкий, так будет легче, - выдыхаю ему в губы. И целую, языком по нёбу вожу, пока пальцы касаются отверстия. Он немного дергается, но я удерживаю его второй рукой за плечо. Проталкиваю первый палец, сгибаю немного. Теплый, мягкий. Не верится, что мой, вот такой открытый и беззащитный передо мной. Мысленно клянусь, что он никогда не пожалеет. Никогда.

Все-таки отстраняюсь немного, лбом в его лоб утыкаюсь. Он часто дышит, морщится болезненно, когда я ввожу в него и второй палец, немного раздвигаю стенки.

- Илюш, посмотри на меня, - поднимает взгляд. Глаза так близко. В уголке правого - слезинка. Он моргает, и она цепляется за ресницы. А потом падает, по щеке скользит. Я слизываю ее с гладкой кожи. Соленая. - Потерпи, мой хороший. Немножко потерпи. Не отводи взгляд, хорошо? Мы вместе справимся, а потом будет хорошо. Люблю тебя.