- Это все? - изогнув бровь, поинтересовался Драко. Весь такой невозмутимый, как будто и не было вчерашнего вечера и абсурдного, совершенно крамольного предложения с его стороны. Гермиона поджала губы и вздернула подбородок, всем своим видом пытаясь показать, насколько она потрясена наглостью и полнейшей бесцеремонностью Малфоя. Но тому, видимо, было плевать. Он все так же расслабленно сидел в мягком кресле, только бровь изогнулась еще сильнее, когда молчание затянулось.
- Да, все, - кивнула Гермиона.
- Тогда отойди, ты загораживаешь мне свет, - произнес Драко, небрежно встряхнув свиток и принявшись за чтение. Гермионе ничего не оставалось, как размашистым шагом выйти из библиотеки. Из последних сил удалось сдержать желание громко хлопнуть дверью. Не хватало еще такого ребячества. Никакие хлопки не помогут наградить Драко Малфоя совестью, подумалось ей.
Что она ожидала, когда мялась на пороге библиотеки добрых десять минут, прежде чем войти и отдать-таки злополучный свиток? Неужели думала, что, увидев ее, Драко почувствует раскаяние за неподобающее поведение? Улыбнется? Отведет взгляд? Или - Мерлин, нелепость-то какая! - извинится? Гермиона злилась и на себя за глупые надежды, и на Малфоя, который эти надежды не оправдал. Он, конечно же, оставался таким же высокомерным ублюдком, как и прежде. Не стоило тешить себя иллюзиями, думать, что в стенах этого дома они научились понимать друг друга. Да, их вынудили сосуществовать вместе, учиться на пару, но никто не мог заставить забыть о разном положении и чистоте крови. Эти истины были выжжены в памяти, переданы сквозь десятки поколений чистокровных волшебников, и смешно думать, что несколько недель хрупкого перемирия могут что-то изменить.
Мысль кольнула так больно, что даже голова закружилась, как будто кто-то ударил обухом по ней. Казалось, что в гостиной жутко душно, а сладкий запах поздних роз, стоящих в вазах, и вовсе почему-то вызывал тошноту. Гермиона жадно втянула воздух, дернула за воротник колючего свитера, в попытке хотя бы немного остудить разгоряченную кожу. Особого успеха это не принесло, и, потерев виски, она решила выйти на улицу. Свежий воздух - это то, что ей нужно. Определенно.
***
Гермиона не удивилась, когда вновь вышла на поляну, в центре которой находилась уже знакомая громада поваленного дерева. Всю прогулку она не замечала дороги, слишком погрузившись в раздумия, так что подсознательный выбор маршрута был неудивительным. Ноги сами принесли к знакомому месту. Подойдя ближе, Грейнджер аккуратно провела по шершавой, влажной коре. Наверное, дерево упало годы назад, потому что ствол успел густо порасти мхом, а тропинка, ведущая дальше, почти стерлась, скрылась в зарослях можжевельника. Интересно, всегда ли парк был настолько запущенным? Или только последние десятилетия, с тех пор, как магический мир узнал имя Тома Реддла и негласно постоянно находился в ожидании войны? Быть может, именно такие мелочи, как запустение дальних владений, и проявляли тот факт, что перемены коснулись не только сторонников “светлой” стороны? Наверное, сложно найти время для таких пустяков, когда ты раб самого жестокого мага за всю историю и вынужден являться по первому зову. Возможно, что состояние Мэнора - это наилучшая иллюстрация внутренних ощущений Люциуса. Он тоже наверняка заносчивый и величественный лишь снаружи, демонстрируя только фасад. А что внутри? Гермиона могла поспорить, что вот такое же запустение и растерянность. Вряд ли он спит спокойно, осознавая, что под крышей его дома находится подруга Поттера, и неся ответственность за ее жизнь.
Мысли о Волдеморте, о предстоящей роли Гарри в финальном сражении, о поисках крестражей, которые друзья в письмах упоминали лишь мельком, боясь разоблачения, о своей собственной судьбе - все это еще больше испортило и так отвратительное настроение Гермионы. Она отчаянно прикусила губу и села на влажный ствол, спиной прижавшись к одной из веток и подтянув колени к груди. Одежда наверняка перепачкается и намокнет, но сейчас Грейнджер было все равно. Наоборот, так жар в теле немного угасал и становилось чуточку легче. Если бы еще и от душевных страданий можно было избавиться так легко…
Оглядываясь на несколько месяцев назад, Гермиона понимала, что никогда серьезно не относилась к своей своеобразной ссылке. Ее волновали пропущенные занятия, друзья, оставшиеся без присмотра, фамилия семьи, в которой ей почему-то довелось жить. Тогда это казалось самым страшным, значимым и заставляло зло сжимать руки в кулаки, от всепоглощающей, переполняющей через край досады. Мерлин, какой же наивной она была! Ведь с настоящим кошмаром она столкнулась значительно позже, когда слышала предсмертные крики, когда в ночи видела плавные движения фигур в черных мантиях, когда задыхалась в руках Фенрира, когда видела черную метку на бледной коже школьного врага. Врага… Драко Малфоя… Гермиона прикрыла веки и перед закрытыми глазами сразу замелькали размытые, обрывочные картинки. Вот Драко впервые называет ее “грязнокровка”, и слово бьет по барабанным перепонкам, заставляя взрываться острой болью затылок. Они еще дети, и она не понимает, как можно ненавидеть только из-за крови, текущей в венах. Разве это такой важный критерий? Потом изображение меняется - третий курс, и она бьет его, вкладывая в удар всю ярость, обиду, презрение и… боль? Да, боли в этом ударе больше всего. Пятый курс… Самодовольное выражение не сходит с лица Малфоя, он торжествует из-за власти Амбридж, а Гермиона все больше убеждается, что он - враг. Она верила, что придет время, и они, возможно, встретятся на поле боя, по разным сторонам. И тогда, она была убеждена, ее рука не дрогнет, если будет необходимо убить. Ради спасения мира, ради справедливости, ради счастья для любимых людей. А сейчас дрогнет ли? Вопрос всплыл в сознании ехидным голоском, острыми иголками вонзился в кожу и заставил ее покрываться мурашками. Что ты будешь делать, Гермиона, если когда-то придется сражаться с Драко Малфоем?
- Иди к черту, - выдохнула Грейнджер побледневшими губами. Сама не понимала, к кому обращен этот призыв: то ли к Малфою, прочно засевшему в мыслях, то ли к своему внутреннему голосу, продолжающему терзать ее вопросами, на которые нет ответа.
Или что ты будешь делать, если он убьет кого-то из твоих близких?
Разыгравшееся воображение вмиг подкинуло соответствующие картинки: окровавленные лица Рона, Гарри, Джинни, Луны и других близких людей. Их тела изломаны, в неподвижных глазах застыло выражение ужаса и боли, а над всем этим только фигуры в черных плащах, и он среди них… он… он… Драко. Тоже с меткой, тоже несущий смерть и страдание. Не по своей воле, но разве убийство можно оправдать лишь тем, что ты не хотел его совершать? Неужели нежелание забирать жизнь - это достаточный повод для прощения?
Гермиону била крупная дрожь, даже стук зубов слышался отчетливо. И куда делся недавний жар? Теперь ее знобило, поэтому она обхватила себя руками за плечи и уткнулась лбом в колени. Как же все запутано… Это у Малфоя так просто, потому что единственное, что он видит в ней - сексуальный объект на одну или, быть может, несколько ночей. До тех пор, пока они не вернутся в Хогвартс, и он не найдет кого-то получше. А ведь Грейнджер пыталась понять его, обосновать мотивы поступков, защищала, в конце концов. Зачем? Лишь затем, чтобы узнать, что за это время она не заслужила и толики уважения? Что до сих пор только грязнокровка? Или, может, ей стоило гордиться тем, что Малфой настолько снизошел до нее, что решил позволить побывать в его постели, несмотря на происхождение? Как же это низко… Как же больно…
Гермиона зло прикусила губу. Еще не хватало расплакаться. Не сейчас, не когда над их головами сгущаются тучи. Разве можно в такой момент плакать о том, что кто-то не ценит ее как личность? Какое, дементор побери, ей дело до того, что думает о ней Драко Малфой? Если он не заставил ее стыдиться происхождения раньше, то не заставит и сейчас. Она решительно подняла голову, резко спустила ноги вниз, намереваясь вернуться в Мэнор, но перед глазами неожиданно стало темно, а в ушах зашумело. Еще мгновение - и Гермиона тяжело осела на мокрую землю, усыпанную багряными листьями.
