Пока меня не было, свеча почти догорела. Язычок пламени мечется в чашечке огарка, трепещет от предчувствия, что в доме неладно. Оказывается, прошло не так уж много времени, а не вечность. Такси придет через полтора часа, вещи собраны. Надо успокоиться, да и компромат просмотреть в последний раз не помешает.

Папа лежит на полу кабинета, по его лицу медленно ползет черно-оранжевая лента. Медленно приоткрывается дверь, осторожными шагами в кабинет пробираюсь я. Замираю. Мучительный крик искажает лицо. Стоп! Эта не та запись. Ничего не раскидано, на полу нет бумаг, осколков. Террариум цел. Когда и кто его разбил, если в доме нас было только трое. И что за кино ты мне показывал, дядя?

За стеклом иллюминатора лениво движутся облака, огромные, взбитые куски ваты. Три года я мысленно представляла себе, что могла бы сделать с убийцей папы. Результат превзошёл самые жестокие фантазии. Представляю, твоё лицо, дядя, когда утром ты переступишь порог кабинета. Искать меня ты станешь сразу. Только тайны общие у меня были не только с тобой. Ты и про второй мой паспорт не знаешь, а про путаницу с фамилиями тем более. При оформлении второго гражданства мне дали фамилию мамы. Утром из твоего дома вышла Лиза Яковлева, а в Дублинский университет приняли Елизавету Войтович. У меня будет достаточно времени помечтать, как можно наказать настоящего убийцу.