Хм. Знали бы господа бояре, насколько большие, наплевали бы на выгоды от возможной размолвки великой княгини и царя. Причем все без исключения бояре. Впрочем, это дело будущее. Пока же все больше тишком да бочком…

Выйдя из толпы, Иван с удовольствием поднял голову и глянул в синее небо. Май выдался теплым, что не могло не радовать. Птички поют, вокруг зелень… Точнее, сейчас все больше белого, потому как самая пора цветения плодовых деревьев. А они тут повсюду. И просто одуряющие запахи весны.

Поправив шапку, Иван пошел прочь с соборной площади псковского крома[3], где и проводились собрания веча. Оно еще не закончилось, и на помосте уже выкликают следующий вопрос, достойный внимания вечевиков. Вообще-то, сомнительно, что даже его проблема должна была обсуждаться толпой. Тут и органы самоуправления вполне справились бы. Ну да Пятницкому виднее, как и что устраивать. А может, бросая народу вот такую мелкую кость, бояре и малое вече отвлекали их от более серьезных вопросов, решая их кулуарно.

Едва только вышел за ворота, как сзади тенями пристроились двое здоровяков. Борис и Емеля, его боевые холопы. Они теперь всюду сопровождали Ивана. От греха подальше. А то случались прецеденты. Эти же ребята проверенные и присягой повязанные. Конечно, у современников Ивана понятие «долг, честь, присяга» по большей части вызывает усмешку. Но только не у местных аборигенов. Для подавляющего большинства из них клятвы и честное слово священны.

Что за такие метаморфозы? Какие современники и при чем тут аборигены? Да, в общем-то, все просто и невероятно сложно одновременно. Во всяком случае, Иван понятия не имел, как объяснить все то, что случилось с ним пять лет назад.

Это он сейчас крепкий, высокий и статный парень двадцати двух лет отроду. А тогда ему было за сорок, он уже лысел и был состоявшимся дядькой, возившимся в свое удовольствие в собственной мастерской. И жил не в конце семнадцатого века, а в начале двадцать первого. Интересно? А уж ему-то как интересно, просто жуть.

Так уж вышло, что в своем времени, или все же мире, Ивана Рогозина сбил автомобиль, и очнулся он в прошлом, в теле подростка Ивана Карпова. Причем не просто в прошлом, а альтернативном. Многое было схоже с его миром, по крайней мере, из того, что помнил он. Но хватало и отличий.

К примеру, России нет, как и царя-реформатора Петра Великого. Хотя молодой реформатор все же сейчас восседает на русском престоле. Только зовут его Николаем из рода Рюриковичей. Вот так.

Русское царство присутствует, но в сильно усеченном виде. Новгородские земли вполне даже превосходят его по площади, так как, кроме северных территорий, простираются на Северный Урал и дальше в Сибирь и на Дальний Восток. Псковская земля в сравнении с этими двумя гигантами – сущий карлик. И населения тут всего-то около шестидесяти тысяч человек. Есть Гетманщина по левобережью Днепра. Ну и земли донских казаков. Как-то так.

Ивана угораздило оказаться в теле паренька семнадцати лет, который, по всему видно, должен был умереть. Душу из этого тела уж точно вытряхнуло основательно. За прошедшие годы Иван ни разу не почувствовал чужого присутствия.

Когда ему стукнуло восемнадцать, отец, не спрашивая согласия, записал Ивана вместо себя в стрельцы. Общеизвестная практика, хотя и не сказать, что парню… Хм. Ну да. Теперь уже парню. Так вот. Не сказать, что ему это понравилось. Но и выхода иного не было. Пришлось влезать в стрелецкий кафтан и идти на государеву службу.

Послужил, чего уж там. Всего-то четыре года в стрельцах, а его уже помотало от Урала до Крыма. Причем за этот короткий срок он умудрился подняться сначала до сотенного, а потом еще и получить дворянское звание. Не без помощи полюбовницы, сестры покойного царя и тетки нынешнего, но в большей степени все же благодаря своим талантам. Под конец же угораздило оказаться обвиненным в преступлении против престола. Едва ноги унес из царских застенков.

Именно так звучала официальная версия. По неофициальной он прибыл в Псков, чтобы мутить воду в пользу Москвы. При этом противники русского царя должны были считать его чуть ли не личным врагом Николая. Да и считали, чего уж там.

Н-да. Ну, мутить воду или нет, а устраиваться по жизни нужно и здесь. Вреда точно не будет. Вот Иван и крутится, заводя знакомства, обрастая связями и строя планы на будущее. А как же иначе? Если жить только днем сегодняшним, то долго не протянешь.

Миновав Средний город, прошли через одни из четырех ворот в город Окольный. Есть еще один основной район, называется Запсковье. Постепенно расширяющемуся городу наконец стало тесно на клине, образуемом реками Великая и Пскова, поэтому городская стена перекинулась через реку и охватила часть территории уже на правом берегу последней. Оттого и Запсковье.

Вообще, коль скоро, по меркам Ивана, даже Москва была тесной и скученной, то о Пскове и говорить нечего. Эдакий треугольник с кромом в качестве вершины, от которого до основания около версты. Ну и само основание – порядка полутора. Так что до нужного постоялого двора на Михайловской улице у Михайловских же ворот дошли быстро.

– Здравия тебе, Авдей Гордеевич, – присаживаясь за стол напротив крепко сложенного мужика, поздоровался Карпов.

Вот взглянешь на него, и сразу понятно, в кого удался статью Гаврила, один из компаньонов Ивана, закупавшийся товаром в его московской мастерской и металлом в Карповке. Как Иван и предполагал, казна хотя и обязалась выкупать у его батюшки весь металл, сделать это оказалась не в состоянии. Воров да казнокрадов на Руси всегда хватало. Вот и не нашлось средств на закупку немалой части железа и стали. Ну а коли казна не выкупает задешево, то не грех и стороннему купцу отдать, подороже.

– И тебе поздорову, Иван Архипович, – степенно ответил купец.

Иван подозвал подавальщицу, сделал заказ как себе, так и Емеле с Борисом, пристроившимся за соседним столиком. Ничего страшного в том, что они отвлекутся на еду, Карпов не видел. Служба службой, а обед по расписанию. Опять же, принимать пищу можно и поочередно. И вообще, учить этих двоих их ремеслу – только портить. Взрослые мужики с изрядным опытом за плечами.

– Ну как наши дела? – поинтересовался Иван, едва подавальщица отошла в сторону.

– Хороши дела, чего уж там. Со шведами договорился, осталось дело за малым, – явно довольный собой, ответил купец.

– Корабли заложил?

– Четыре большие ладьи по двенадцать с половиной тысяч пудов каждая. Уж к середине июня выйдут в море. За эту навигацию успеют сделать по два рейса. Сто тысяч пудов руды. Вот убей, а я не представляю, как ты столько переваришь.

Два рейса – это серьезно, с учетом того, что каждому судну предстоит пройти в общей сложности две тысячи верст. А там еще и порядка трехсот вверх по течению Нарвы и Великой. Да еще и с сухопутным волоком, потому как на Нарве у Ивангорода есть водопад, непреодолимый для судов. Ну да было бы желание. А желание у купца, похоже, имеется. Как бы не извернулся и на три рейса. Хотя-а… Нет. Это все же перебор.

Волок – дело такое, что быстрым не может быть по определению. И то, что там всего-то пара верст, ни о чем не говорит. Да и вверх по течению, с бурлаками, оно как-то не очень. Нужно будет озаботиться специалистом, чтобы прорыть канал. А таковые в Москве есть. Даром, что ли, столько речных путей и каналов.

Длина канала так себе, в общем и целом порядка тех самых двух верст и будет. И пусть сегодня все делается вручную, работы выполняются достаточно споро. А там и Иван может предложить кое-какие механизмы, что упростят земляные работы. Деньги? Ну, тут уж к батюшке, потому как ждать, когда появятся свои средства, не с руки.

Наличие же канала не только упростит доставку шведской руды, но еще и оживит торговлю, увеличив грузооборот. Плата за пользование каналом обеспечит стабильный и достаточно серьезный доход. Крестьян же, что сегодня пробавляются волоком, можно привлечь к обслуживанию канала. Эдак, глядишь, Карпов и никого по миру не пустит, и предприятие организует.