Разглядел силуэт Кости в свете уличного фонаря и несмело протянул руку к выключателю. Костя молчал и не двигался. Антон щелкнул кнопкой и сощурился от вспыхнувшего света. Костя медленно поднял на него взгляд, но ничего не сказал и встать не попытался. А Антон не мог заставить себя подойти к нему. Почему так? Он не боялся взбешенного зверя, а перед Костей трусил так отчаянно, что постукивали зубы, хотя тот и не сделал ничего. Сердце заходилось, и дышать было так трудно. Тоша поднял руку и ухватил себя за горло, словно мог раздавить засевший там ком. Костя нахмурился и пошевелился, намереваясь встать, и Антон резко дернулся в сторону, приложился тазовой косточкой о косяк двери и скрючился, держась за ушибленное место. Было обидно от всей ситуации, от непонятной, совершенно ненужной ему боязни своего альфы. Как так? Почему? Антон сжался сильнее, чувствуя приближение Кости, и тихо заплакал, ладонями затыкая рот, пряча в колени глаза.

— Тоша, — испуганно выдохнул Кот, мгновенно оказываясь рядом, сгреб его на колени, обхватил, прижал к себе. — Ну что ты, детка! Прости, — все так же тихо продолжил он, успокаивая Антона даже голосом, как глупое животное. — Я переборщил, конечно. Но, Тоша, — чуть весомее продолжил Костя, — так же нельзя. Ты хоть понимаешь вообще, что вы могли натворить? А если бы мы задержались еще хотя бы на полчаса? Это ведь было вполне реально. Что тогда? Как ни крути, а ты омега вожака, на тебе лежит ответственность. Если ты начнешь позволять себе что-то подобное, то и остальные не будут паиньками. Ты ведь должен это понимать. — Антон всхлипнул и покивал, потому что да — его вина. — Да даже хрен с ней, с дисциплиной в стае. Мы, кажется, серьезно думали о детях? Волчонок справится со всем, но и ты должен быть в форме. Любая беременность — огромная нагрузка для омеги.

Тоша кивал на все эти прописные истины и чувствовал, как стыд затапливает его. Вел себя, как ребенок, хотя вырос же из статусных пьянок. Еще тогда на душной дискотеке вырос. И на тебе.

Костя сжал его, чуть покачивая в объятиях, пестуя своего несмышленого омегу, и снова заговорил:

— Я ненавижу ваши с Ромкой пьянки. Они меня еще с того раза пугают, потому что ты всегда ухитряешься во что-то влипать. Даже сейчас на пустом месте умудрились создать опасность, причем для всех. Тоша, — голос Кости впервые за все время его монолога дрогнул, и вместе с ним отчетливо дрогнуло Антоново сердце. Потому что стало ясно из-за чего, на самом деле, весь психоз, — что если бы с тобой что-то случилось? Что мне делать тогда? Ты можешь представить, каково это, понимать, насколько ты хрупкий, насколько уязвимый? Что все, что есть для меня… дорогого… Черт, это такое ничтожное словечко для всего, что я чувствую! Что все это висит на волоске? Мне и так непросто с этим справляться. Я бы запер тебя, как Рапунцеля, в высокой башне, без всяких там кос, чтобы не было ни малейшей возможности хоть кому-то к тебе приблизиться. Не усугубляй ситуацию, я прошу тебя! Я хочу остаться адекватным человеком, хочу перебороть уже все эти волчьи задвиги, но мне очень нужна твоя помощь. Тоша…

Костя никогда не говорил о своих проблемах, давил тараканов в голове без помощи извне, так что это признание Антона огорошило. Еще и тем, что все это он мог понять и сам, без лишних усилий. Он, который легко щелкал чужие проблемы, ухитрился проморгать такую глобальную заморочку своего альфы. Черт возьми… Антон чуть вытянулся вверх, достал губами до Костиного уха и выдохнул:

— Прости, — извиняясь за все разом.

— Да, — хрипло прошептал Костя ему в шею.

Они ухитрились уснуть этим нелепым комком, потом стонали и ворчали, распутывая затекшие конечности. Но оба улыбались, раздавив очередных тараканов.

***

Казалось, что земля тоже движется. Остановиться не было никакой возможности. Ноги не слушались, покрывая метр за метром, как в ускоренной перемотке. Тимуру, несущемуся по полутемной дорожке, казалось, что вот-вот и он споткнется, кубарем полетит на такой скорости и сломает себе шею. Он даже слышал воображаемый хруст позвонков. Интересно, сколько продержится Антипов рядом с парализованным овощем?

— Тима-а-а! — завопил напуганный своими же фантазиями Тимур.

И тут же сильная рука оторвала от земли, развернула, прижала к знакомому до последнего изгиба телу. Тимура выломало от распирающей изнутри энергии, и он принялся выворачиваться, хрипло шипя:

— Не могу, я не могу. Тима, — хныча, срываясь в стыдный скулеж.

По большому счету, учитывая все то непотребство, что они натворили, идиотский Лешкин поцелуй, Тиму стоило бы оттащить Тимура домой и хорошенько отходить какой-нибудь хворостиной, чтобы просто не мог пошевелиться. Но тот только зашептал успокоительно:

— Тш-ш-ш, маленький, давай-ка, шевели ножками.

Он перехватил его поудобнее за талию, прижимая боком к боку одной рукой, и рванул вперед.

— Беги со мной.

Так действительно было легче. Без риска оступиться, навернуться, но все же в движении — Тимур облегченно выдохнул.

— Сколько эта хрень действует?

— Не знаю, — простонал Тимур, в очередной раз понимая, какими же они оказались дураками. — Я не спросил, а Ромка уснул.

— Ладно, — спокойно согласился Тим. — Значит, будем бегать.

— И ты даже не станешь меня ругать?

Тим ухмыльнулся, снова сворачивая, и покачал головой:

— Нет.

— Почему?

Вот Тимур на месте своего ревнивого альфы обязательно бы устроил, по меньшей мере, словесную порку. Но Тим всегда был слишком непредсказуем. Волчий ящик с сюрпризом — никогда не знаешь, что из него вылетит, когда развяжешь веревку.

— Во-первых, — не сбавляя темпа, пояснил Тим, — потому что сам я еще и не так косячил. Во-вторых, потому что когда еще делать всякую хрень, как не сейчас? Потом будут дети — не до глупостей станет. А в-третьих… В-третьих, потому что я очень люблю тебя, и когда ты такой испуганный, беспомощный, ничего не могу с собой поделать — прямо рвет от нежности.

Тимур улыбнулся, хотя вышло кривовато, и потерся о его плечо щекой — волчьи нежности. Тим чмокнул его в макушку и чуть ускорился, углубляясь в парковую зону поселения.

— Зачем нам туда? — недоумевая, спросил Тимур.

— Не хочу, чтобы кто-то увидел или услышал.

— Что увидел или услышал?

Но Тим только хмыкнул:

— Скоро узнаешь.

Он довольно долго бегал между деревьев, приглядываясь к чему-то, понятному ему одному, а потом резко затормозил и перехватил Тима живот к животу.

— Поднимай руки и хватайся вон за тот сук.

Тимур послушно выполнил указание, все еще не понимая, зачем нужны все эти манипуляции. А Тим ослабил объятия, позволив ему чуть повиснуть на руках, и качнул головой:

— Подтягивайся.

Тимур потянул тело вверх, а Тим вдруг сдернул с него штаны и приспустил собственные.

— Чего?..

— Лучший способ тебя вырубить — дать кончить. Но достаточно расслабиться, чтобы принять меня, просто так ты не сможешь. Будем вводить элементы экстремального секса. Давай, Бэмби, поработай ручками!

Одного намека Тима было достаточно, чтобы Тимур намок, а уж такого многообещающего… Тимур с тихим стоном подтянулся снова, ощущая, как растягивается вход от легкого давления пальцев. Тим придерживал его за бедро, забирая часть веса, но все равно нагрузка чувствовалась. И от этого тоже было хорошо. А потом пальцы сменил член и Тимур всхлипнул — так правильно, так идеально все сочеталось между собой. Энергетик не позволял замедлять темп, подгонял, руки дрожали от нагрузки, Тим шипел и постанывал, Тимур сходил с ума. Он не привык так — сходу, сразу на максимум. Обычно Тим разогревал его, менял темп, разгоняя удовольствие, а теперь оно навалилось всем махом — и это было почти непереносимо. Руки уставали все больше, Тим сжимал челюсти, держась на голом самоконтроле. Силы оставили как-то враз, пальцы просто разжались. Тимур рухнул вниз. Ему казалось, что член Тима прошел насквозь, прошил до горла — так глубоко и полно не было никогда. Тим взвыл, стискивая Тимуру бедра, удерживая насаженным, нанизанным на себя. Запредельно. Тимур чуть откинулся назад, отчетливо ощущая распирающий нутро узел, беззвучно вскрикнул и провалился в оргазм. Очухался на коленях у сидящего Тима уже без узла. Тот бессмысленно смотрел куда-то вдаль и вид имел не совсем адекватный.