— Двигаться уж тебе придется самому.
Обернулся через плечо и глянул так блядски, что Матвей подавился воздухом. Схватил его, натянул на себя, не заботясь уже вообще ни о чем. Трахал, как в последний раз, как только лес не подпалил. Не заметил даже, когда Эрик кончил. Просто запечатав его узлом, решил отдрочить и понял, что его помощь уже не требуется. Уткнулся носом в шею, так отчаянно сдерживая желание пометить, сделать своим, что до дрожи, до скулежа. Эрик обернулся, мазнул по губам мокрым поцелуем и тут же облизнулся, стирая языком Матвееву слюну, и одновременно сжал узел внутри. Матвей охнул, задрожал и обмяк — опустился на слабеющих ногах.
К тому моменту как опал узел, Эрик был сонным, то и дело клевал носом, силился удержать глаза открытыми. Он был как ребенок, большеглазый, несчастный, умилительный. Матвей дотащил его до домика-клетушки, пинком выкинул оттуда лишнего постояльца и бережно поднял Эрика на его верхнюю полку. Тот уже спал.
А с утра он начал Матвея избегать. Прятал взгляд, чуть хмурился, отворачивался. На стоянках садился где-то в стороне, и Матвей видел, что делал это сознательно. Было обидно, непонятно, и это лишь усиливало обиду. Что не так? Да бог бы с ними, с отношениями, от влечения не убежать — ясно уже. Зачем опять все эти игры в сильного и независимого? Матвей пытался выцепить Эрика, но тот, словно уж, ухитрялся ускользнуть прямо из-под носа. По возвращении домой просто исчез. Не появлялся на всяких пати, от которых Матвея скоро начало подташнивать. Злость, поначалу теплившаяся где-то на дне, разрасталась, словно недоступный Эрик подбрасывал в нее дрожжей. И она пухла, давила на Матвея изнутри. Когда они все-таки пересеклись, Эрик демонстративно повернулся к стоящему рядом альфе, хотя было видно — тот не слишком ему интересен, не волнует, не торкает. А потом вообще свалил с ним, в качестве контрольного выстрела, видимо.
Матвей был дьявольски обижен. Он уехал со стаей в поселение. Гонял их в хвост и гриву, Лешка недовольно поджимал губы и демонстративно хмурился при каждой встрече. Но Матвею было все равно. Он понимал, что раньше один только такой жест — и он сделал бы все, чтобы исправить положение, а сейчас как отрезало. И радоваться бы, а от вывода тошно делалось: Эрик пробрался глубже, чем Матвей ожидал, планировал, собирался ему позволить. Пробрался, засел там гнилой занозой: ни вытащить, ни жить с ней. Матвей бесился, крыл своего волка, неизвестно из какой дурости поддерживающего неудачный человеческий выбор, огрызался на переживающую стаю. Здесь помощники были ему не нужны. Не хватало только сочувствия или, хуже того, жалости к вожаку. В таком метании и неуемной злости прошел месяц.
Дорога была пыльной, душной, и ванна казалось благословением божьим. Матвей уже занес над ней ногу, когда в дверь позвонили. От души выматерившись и мысленно пообещав открутить визитеру голову, если вопрос не касается жизни и смерти, он замотал бедра полотенцем и вышел из ванной. В глазок даже не глянул.
На пороге стоял бледный Эрик. Он как-то странно, растерянно смотрел на него. Матвею даже показалось, что не столько смотрел, сколько всматривался, как не делал даже при первой встрече. Словно искал что-то новое во внешности, непонятое им раньше. Эрик казался младше, мягче, нежнее таким. Словно зависимым. Но Матвей от одного его вида закачался на грани бешенства. Хотелось открутить ему голову, забрать себе, посадить на цепь, выбросить нахрен из окна, из своей жизни, стереть набело, чтобы не марал собой и дурацкими своими убеждениями такую правильную, структурированную Матвееву жизнь.
— Тебе нужно что-то? — впускать Эрика не хотелось. Хотя бы в квартиру.
Тот будто бы понял это настроение. Слегка качнулся назад, отходя на полшага.
— Хотел поговорить кое о чем, — выдавил он из себя. Мучительно, будто переживал что-то схожее.
— Говори.
— Можно мне войти? — спросил Эрик несчастным голосом. — Это… — он покусал губу, — не то, о чем я хотел бы говорить на лестничной площадке.
— Раньше ты, вроде бы, особой стеснительностью не страдал, — насмешливо хмыкнул Матвей, почти наслаждаясь от Эрикова унижения. Хоть так.
— Раньше я не был в таком положении, — и в этом тоне, фразе снова высветился привычный, уверенный в себе омега. Эрик.
— Ну, заходи.
Эрик прошел в гостиную, сел на диван и замолчал, видимо, безуспешно подбирая слова. Он заламывал руки, хмурился, отчаянной невербалкой, так ему несвойственной, выдавая глубину свалившегося на него дерьма. А потом решился:
— Я беременный…
Матвей даже договорить ему не дал. Заржал от души. Ну как же он ухитрился так лопухнуться? Как влип в такую историю? Ведь всегда на раз-два высчитывал таких вот прошмандовок. Чем же этот выделился? Непривычной независимостью, смелостью суждений, скорее всего. Умный мальчик, расчетливое дерьмо. Возможно, Матвей повелся бы. Ведь так грамотно все было расставлено: никто не нужен, просто секс. Вот только не учел он одного важного факта: детей у человека от оборотня без нужной стимуляции быть не могло, как и в каких позах не трахайся, хоть по глаза спермой накачивай. А вот недавний альфа, с которым Эрик утопал, вполне мог заделать ему ублюдка, а потом послать.
Матвей грубовато закрыл Эрику рот ладонью, не давая продолжить.
— А теперь слушай меня, шлюха. Даже если бы ты остался один на планете, я бы к тебе не подошел. Мы классно трахались, но это тот потолок, на который ты от меня мог бы рассчитывать. — С каждым словом становилось легче. Матвей хлестал изумленного Эрика словами, оскорблениями, купаясь в облегчении. — Даже если бы я мог иметь детей, я бы никогда не сделал тебя их папой. Ты понял меня, тварь? Подойдешь ко мне еще раз, попробуешь заговорить, и я забуду, что ты омега. А теперь свалил отсюда.
Матвей наклонился так близко, что мог считывать его эмоции. От неожиданности Эрик перестал их контролировать, и недоумение, обида, боль сменяли друг друга калейдоскопом. А потом — раз! — и словно занавес опустили. Почти равнодушие.
— Я понял тебя. Извини за беспокойство.
Матвей не пошел его провожать. Услышал легкий щелчок закрывшегося замка и откинулся на спинку дивана. По всем расчетам правильно поступил, а волк внутри бесновался. Матвей шарахнул двойную дозу успокоительного и вырубил его. А через день нужно было ехать на сборы.
========== Глава 6. ==========
Матвей все никак не мог успокоиться. Стая чувствовала его душевный кавардак и не могла собраться. Беременный Лешка выцепил его на следующий день, Вовка не смог оставить его одного и притащил с собой.
— Рассказывай, — внимательно глядя Матвею в глаза, потребовал Леша.
— Это не твое дело, — недовольно отмахнулся тот.
— Пока у тебя нет омеги — мое. От твоего состояния все в раздрае. У меня столько сборов с собой нет, чтобы вас всех держать хотя бы в относительном тонусе. Рассказывай, Мот.
Матвей поморщился и вдруг мало помалу вывалил на молчащего Лешку все, что не давало покоя.
— Даже если отбросить то, что ты мог бы спокойно все объяснить беременному парню, без оскорблений и обидок, тебе не приходило в голову, что он мог и не знать о твоей относительной бесплодности? Ну, как бы, незащищенный секс у него, скорее всего, был только с тобой. Эрик, что бы твоя внутренняя обиженная омежка ни говорила, не шлюха, а умный парень. Так что, окажись я на его месте, стопроцентно подумал бы на тебя.
Действительно, тогда в лесу Матвей не предохранялся. Будь он человеком, версия с его отцовством выглядела бы вполне правдоподобно.
— А тот альфа, с которым он после тебя мутил, мог и не сказать о порванном презике. Бывают и такие придурки. А вообще, Мот, при той симпатии, о которой ты так старательно мне втираешь, мог бы и помочь просто по-человечески. Парень в трудной ситуации, будь по-другому он бы просто не пришел к тебе, помочь ему, с твоими возможностями, как два пальца… Не узнаю тебя, вожак, — выплюнул Леша и, резко поднявшись, вышел.
Не думай Матвей о чем-то подобном периодически — не было бы такого эффекта, но он думал, и даже после ухода Лешки долго сидел и смотрел в одну точку. Ситуация оказалась не настолько однозначна, и Эрика стало жаль. Вспомнилось и замешательство, и его боль. Волк внутри рвался, бился, хотел бежать, но Матвей успокоил его мыслью о том, что Эрик действительно сознательный парень и на какие-то импульсивные глупости не решится.
