Я смотрела на дорогу. На деревья по обе стороны — еще голые, но уже набухшие почками. На небо, просвечивающееся сквозь паутину ветвей. Сжимала чертовы бумаги и ехала в то место, которое ненавидела. Там пытали любимых мне людей, а охотники смотрели и улыбались. Им было приятно пытать зверушек. Но я-то знала, что сильнейшие из них рассыпаются пеплом, когда мой кен касается их.

Все относительно. И сила, и власть. И подчинение.

Я не чувствовала себя покоренной, но должна была такую изображать.

Красивое современное здание, массивные двери, украшенными знаками убийц, охрана. Молодые совсем — одного удара хватит, чтобы отправить их на тот свет. Несмотря на новый порядок, ясновидцы все еще проходят испытания и становятся охотниками. Система несовершенна. И лжива.

Машины у входа блестели. Рядом с незнакомыми мне иномарками — желтый «Опель» Филиппа, старый, но чистенький, и черный джип Мирослава. Серебристого монстра Влада видно не было, наверное, не приехал еще.

Мы припарковались слева от входа, и Роб помог мне выбраться. Солнце слепило, и я прищурилась, собираясь с духом. Войти, продержаться, выйти. Все просто, Полина.

Все оказалось непросто…

Высокие стены подавляли, черные провалы окон пугающе скалились. Входить не хотелось, и я замерла на пороге, пытаясь отдышаться. Сильная… Все так говорят обо мне.

Еще бы самой поверить.

— Идем, — мягко подтолкнул меня Роберт.

Идем. Отсюда не убежать. Мне теперь вообще убежать не грозит. Сижу на цепи, пусть и золотой. И делаю вид, что что-то значу.

Коридоры, лестницы, хмурые охотники. Их всегда здесь было так много? Роберт спокоен, а я… Сердце колотится и ладони потеют. Иду и прижимаю к себе злосчастные листы.

— Полина? — Голос позади заставил обернуться. Облегчение бальзамом растеклось по плечам, а потом спустилось ниже — в грудь. Потушило пожар, и сердце успокоилось немного.

— Андрей!

— Что ты здесь делаешь? — Охотник оказался рядом в секунду. Глаза чайного цвета встревожены. Осматривает меня, недоверчиво косится на Роба. — Ты что-то натворила?

— Боюсь, что да, — призналась я. И тут же, пока он не успел взволноваться еще сильнее, добавила: — Родила сына от Эрика. Теперь вот… здесь.

— Представляешь скади? — Он даже назад подался от такого известия.

Я кивнула.

— Умею я вляпаться?

— Умеешь, — безрадостно кивнул он. Покачал головой. Жест привычный. Не меняется… Только я меняюсь — постоянно. Замереть бы в одном из счастливых мгновений, так нет же!

— Нам пора, — мягко напомнил Роб.

Мы пошли дальше, а Андрей остался. Он, наверное, тоже будет присутствовать, когда Влад приедет. А еще там Мирослав. Справлюсь.

И лишь дойдя до тех самых дверей, поняла: не смогу. Сорвусь. Резко расхотелось входить, но Роберт распахнул тяжелые створки, и мир охотников обрушился на меня снова.

Зал был практически пуст. Четверо охотников, незнакомых мне, один из которых восседал на «троне» Альрика. Филипп и Мирослав. Диалог, что они вели, резко оборвался, и все, не сговариваясь, уставились на меня. Сзади захлопнулись двери, отрезая мне путь к выходу.

Я сглотнула и выдавила:

— Здрасьте.

Филипп побледнел, а Мирослав прищурился. И оба молчали. Впрочем, не стоит тут выяснять отношения.

Охотник на троне — наверное, Петр — смерил меня презрительным взглядом.

— Полина, верно? Полевая?

Я кивнула. Он жестом указал мне на ряд стульев у окна. Впрочем, на них никто не сидел, поэтому я подошла и встала рядом с Мирославом, словно пыталась найти защиту у его тени. А он все смотрел и смотрел, будто поверить не мог, что видит меня здесь. Наверное, и не мог. Но внимание раздражало, и я поймала себя на том, что мну злосчастные бумаги.

— Привет, — улыбнулась как можно дружелюбнее. Мирослав не ответил. Залип, что ли?

Развить эту мысль мне не дали. Дверь снова распахнулась, и в зал вошел Влад — как всегда полу-расслабленной походкой — скользнул по мне безразличным взглядом, слегка кивнул главному охотнику и встал около Филиппа. Ни с кем из нас не поздоровался. Тут не принято, что ли?

Андрей беззвучно просочился внутрь и неслышно прикрыл за собой дверь.

— Все в сборе? — Охотник на троне обвел нас взглядом. — Что ж, начнем.

Первым говорил Филипп. Голос бывшего жреца был громогласен, растекался по залу гулким эхом, рикошетил от стен и возвращался назад раздражающими отголосками. Филипп рассказывал о достижениях хегни. О хищных, принятых в племя за месяц. О новых источниках доходов. Подбородок держал высоко, но как-то горбился, словно ждал внезапного удара, и от этого смотрелся жалко. Незнакомый молодой охотник — такой же худой, как и вождь племени, у которого он считался смотрителем — кивал и дополнял слова Филиппа. Он смешно трусил жиденькой бородкой и зыркал темными глазами, которые бегали и, казалось, просто не могли сосредоточиться на чем-то одном.

Иногда я позволяла себе посмотреть на Влада из-под полуопущенных ресниц. Интересно было. Когда-то он ненавидел Филиппа… Но сейчас ему как будто и дела не было. Стоял, насмешливо глядя на смотрителя города. Доиграется когда-нибудь.

Словно почувствовав мой взгляд, Влад поднял на меня глаза. Я отвернулась и больше на него не смотрела.

Коренастый, хмурый охотник сидел по правую руку от Петра и записывал. Секретарь, что ли? Развели тут бюрократию.

Филипп завершил свою речь поклоном, что вызвало у меня невольную улыбку, положил отчет на трибуну перед Петром и, когда тот кивнул, покинул зал. Смотритель хегни неслышно последовал за ним.

Затем говорил Мирослав. Сдержанно, негромко, четко и по существу. Черт, я так никогда не научусь, даже если перед зеркалом тренироваться стану. В его пепельных волосах путалось солнце, и лучи стекали на высокий лоб. Смотритель альва молчал. Может, нечего было добавить, а может, охотник походил из породы молчунов…

А я изучала Ганса. Он стоял позади Петра и косился на меня встревоженно. Высокий. Поджарый. Молодой. Слишком молодой для такого сильного племени. И в глазах страх застыл.

Неужели действительно боится? Наслышан обо мне и думает, я сорвусь и пойду убивать всех подряд? Бред какой! Война давно окончена, и единственное, чего я хочу — это мир.

Впрочем, если какой-то из хищных пойдет против системы, его осудят и отдадут палачу. Или отдадут и осудят одновременно. Как Глеба. Когда он… здесь… И кровь, и стоны. Страх, заполонивший огромных размеров зал. Альрик улыбается. А палач — палач всегда готов казнить…

— Девушка, — окликнул меня Петр, и я подняла глаза. — Да-да, я к вам обращаюсь. Вы где находитесь, помните?

— Я…

Огляделась. Мирослава нет, смотрителя альва тоже. Секретарь щурится, и ручка замерла над листом бумаги. Андрей побледнел, кажется.

— Извините, задумалась, — нашлась я и выше подняла подбородок. Как там говорил Роберт? Держаться с достоинством? Да пожалуйста!

— Расскажите о себе, — не попросил — потребовал Петр.

— О себе? То есть… Что именно вас интересует?

К такому я не была готова. Про дела скади там рассказать, про наследника. Про то, почему я. Но о себе… Что именно нужно говорить? И чего они обо мне не знают?

— Что посчитаете нужным. — Тон холодный, нет, ледяной. И взгляд колючий. Лицо напряжено, и на скулах ходят желваки. Немолодой. Сильный. Грозный. По-моему, новому смотрителю Липецка я совсем не нравилась. Впрочем, лучше так, чем удушающая любовь Мишеля…

Я пожала плечами.

— Я представляю скади, так как мой сын — наследник, — ответила спокойно.

— Не совсем убежден, правильно ли это по вашим законам… Что твой вождь думает об этом? Твой настоящий вождь?

Петр резко перешел на «ты» и выделил слово «настоящий».

— Настоящего нет. Я одиночка.

— Вот как? — Он помолчал, видимо, ожидая пояснений, но я молчала, поэтому спросил: — Отреченная?

Я покачала головой:

— Меня изгнали. Хотя это и не касается…

— Племя? — резко перебил он, и я задохнулась возмущением. Даже Альрик никогда не позволял себе говорить так со мной. Впрочем, Альрик в прошлом был хищным…