— Видеть его до сих пор, попа бездушного, не могу! — яростно сказал Кеша.— Я же знаю: мы вот ягоду собираем, думаем, как бы побольше набрать, чтоб на всех больных хватило, беспокоимся, как уберечь до морозов. А ему это — мероприятие. Хоть бы вся ягода сгнила через месяц, ему наплевать. Мероприятие проведено, в отчет райкому пошло, чего ж еще? Хорошо, хоть скинули его. Георгий Асланович иначе берется. Толк будет. Это сразу можно...
— Смотри-ка, вроде Галган пришел! — неожиданно воскликнул Сиротка.
Смоленский вгляделся.
— Ты что, Виктор! Заманишь сюда Галгана, как же, держи карман шире. Нужно ему! Он живет в свое удовольствие.
— Как его, паразита, земля -терпит? — откликнулся Неделя.
— Ну почему, не такой уж он гад,— неуверенно возразил Сиротка.— С ним ездить можно. Мужик не жадный. Оно и понятно, денег у него куры не клюют.
— Ездить! презрительно фыркнул Неделя.— С ним сидеть-то рядом тошно. А что денежный, ясно — вор!
— Вообще-то на его зарплату так жить не будешь,— согласился Сиротка.— Что-то он комбинирует, факт. Помнишь, как я его еще зимой застал — кучу денег делил с заведующим нефтескладом в Атарене? Но — не пойман, не вор.
— Погоди, какую кучу? — удивился Тарас.— Когда?
— Разве я тебе не рассказывал? Ну да! Тогда слушайте...
...Уж очень он смутился. Как сейчас помню — прямо с лица переменился,— закончил Сиротка.— А с чего бы? Если это правда казенные деньги были, чего ему? Точно? А тут заторопился, вскочил. И зав этот словно очумел. Что-то тут не чисто. Мне так думается.
— Ворюга он и бандит! — убежденно отрезал Неделя.— Тут и думать нечего. Как он тогда Феклу смертным боем бил! Вот чую, что не наш он человек, не советский, а доказать не могу.
— А на чем он может мошенничать? — спросил Смоленский. Рассказ Сиротки сильно заинтересовал его.
— Я так полагаю — на бензине. Скорей всего,— после некоторого раздумья ответил шофер.— На чем еще? Трос,-нефть, взрывчатка никому не нужны. Магазинный товар весь идет штучно и с веса. А бензин легко утаить. И купцы, главное, на него есть. В Атарене знаете сколь индивидуалов развелось? Заправки нет, бензин все у шоферов покупают. Я и то там разок одного с моторки... выручил,— с усилием договорил Сиротка.— Конечно, задаром... Опять-таки деньги Галган считал не с кем-нибудь, а с заведующим нефтескладом.
— Пожалуй, ты прав, Виктор,— озабоченно сдвинул брови Смоленский.— Механика тут простая. Галган, скажем, выписывает три тонны бензина, а увозит две. Тонна остается заву для продажи в Атарене налево. Ну, а тут, на прииске, Галгану отчитаться легко. На участках всяких движков полно. Тот же Лаврухин за литр водки любую фактуру подмахнет. Да и другие найдутся, уважат начальника хозчасти...
— Накрыть нам надо Галгана, вот что я вам, хлопцы, скажу,— ударил кулаком по земле Неделя.— Иначе какие мы, к бесу, комсомольцы?
— Накрыть обязательно,— загорелся Смоленский,— Только надо все умненько провести, чтоб не спугнуть Галгана. И как ты мог столько времени молчать, Виктор? — с упреком добавил Кеша.
— Понимаешь, вылетело из головы. Я как раз в том рейсе чуть не пропал. Да и значения как-то этому случаю не придал,— с виноватым видом ответил Сиротка.
— Ладно. Зато вот тебе задание: как поедешь опять с Галганом за горючкой, последи, сколько бензина ему выпишут и сколько с весов на машину погрузят. Понял? А мы тут сразу комиссию создадим, взвесим прямо на машине, до сдачи на склад, и — в акт это дело. А там дадим знать в Атарен, чтоб за тем ворюгой проследили.
— Все сделаю, Кеша, будь спокоен,— заверил Сиротка комсорга. Самолюбию Виктора сильно польстило ответственное поручение. Кто-кто, а уж он-то сумеет проследить за Галганом!
К концу дня собрался маленький дождик, но не промочил, а только попугал и тут же перестал. Однако все заторопились домой. После целого дня усердного сбора ягод шли, едва переставляя ноги. Самых маленьких пришлось взять на руки. Тарас посадил к себе на широкие плечи двух девочек, и они ехали на нем, восторженно щебеча между собой. Бурильщик крепко держал загорелые маленькие ножонки и улыбался. Ему было приятно слушать милый девчоночий лепет, ощущать тяжесть детей на плечах. Когда-нибудь Клава родит ему такую дочурку или сынишку.
Довольнее всех была Инна. Не меньше сорока ведер брусники несли юноши и девушки «Крайнего».
Из больничного двора молодежь разошлась по домам. Неделя, как и все, ссыпал бруснику в объемистую бочку и тоже направился к своему общежитию. Но едва
поворотил в узкий переулок, как нос к носу столкнулся с Галганом.
Одетый в светло-серый двубортный костюм, Галган смерил потного, запыленного бурильщика презрительным взглядом и подчеркнуто брезгливо посторонился, показывая всем своим видом, что боится запачкаться об него. Тарас вспыхнул, но сдержался. Тогда, на свою беду, Тимофей Яковлевич решил уязвить Неделю:
— И в выходной трудишься? Много на ягоде зашибил? — с притворным сочувствием спросил Галган.
Тарас бешено сузил глаза, заиграл желваками на скулах.
— Мне и зарплаты хватает. Бензин воровать не приходится. А посмеешься после, когда я тебя вместе с завнефтескладом посажу!
Сказал — и прошел мимо остолбеневшего Галгана, уже досадуя на себя за неосторожно вырвавшееся слово. «Теперь насторожится, гад!»
Нечистая совесть всегда неспокойна. Во всем ей чудится близкая расплата. «Бензин... Вместе с завнефте-складом посажу». Все раскопал, проклятый, все! Еще кто знает или он один? И кто мог продать? Лавруха? Ни в коем случае! Сиротка? Но то когда еще дело было, зимой. Полгода тихо прошло. Кто же, кто?»
Ночь прошла без сна, а наутро у Галгана созрело твердое решение убрать Неделю. Забить ему рот, расквитаться за все разом. Другого выхода нет. Иначе — опять в лагерь. Но тихо убрать, чтоб концов не оставить, не засыпаться.
7
Бурильный молоток грохотал длинными очередями.
В слабом пыльном свете мелькали то широкая спина бурильщика, то толстый резиновый шланг, по которому подавался сжатый воздух. Одно кольцо из шланга свисало вниз и терялось в темноте гезенка — бездонного каменного колодца, у края которого работал бурильщик.
Именно здесь, в этом забое, погиб взрывник Жафа-ров. Но печальные воспоминания меньше всего занимали сейчас Тараса. Иное поглощало все его мысли: оставалось меньше двух недель до поездки с Клавой в Ата-рен.
Пока сильные руки делали свое привычное дело, Тарас с наслаждением рисовал в уме картины предстоящей поездки. Вот вдвоем с Клавой они стоят на палубе катера. Быстро убегают назад живописные берега Кедровки. Пахнет рекой, травами, соснами. Клава, в его любимом синем полосатом платье, облокотилась на низенький борт. Легкий ветерок выдувает ее волосы из-под платка. Он поправляет их. Клава с улыбкой поворачивает к нему лицо, и их губы встречаются...
Тарас даже зажмурился, настолько ясно представилась ему эта сценка. Потом в приливе восторга так нажал на молоток, что тот поперхнулся и замолк. Руки ослабили давление, и молоток заработал снова, а Тарас опять унесся мыслями в счастливое будущее.
Теперь ему представились первые дни после свадьбы. Он помогает Клаве украсить их комнату, потом, пока она моет пол, идет в магазин и покупает кучу всяких продуктов. Ребята спрашивают его: «Куда ты набираешь?» А он небрежно отвечает: «Жинка велела. Нас же теперь двое». Жена. Его жена. Слово-то какое особенное! Наконец он возвращается домой, и Клава тихонько ахает: «Ой, глупенький, зачем нам столько, Тара-сушка!» При этом у нее так забавно оттопыриваются губы, что Тарас не выдерживает и целует их. И Клава уже не отбивается, не убегает, потому что она — его жена! «Голубонька ты моя ясная,— с умилением прошептал Тарас,— да я для тебя все куплю, все сделаю; сколько захочешь, столько и зароблю грошей. Надо — эту сопку насквозь пробурю!» Радость искала выхода, и Тарас запел:
Вижу чудное приволье...
Он забыл половину слов, перевирал мотив, но что за беда? Здесь, под землей, рядом с ним никого нет. А если и был бы, так ничего не расслышал бы за грохотом молотка. Не выпуская его из рук, Тарас широко выводил:
