Показали кусочек из очередного их состязания. Туев к сегодняшним дням уже раздулся до размеров канцлера Коля из ФРГ (может, бронежилет надел?), голос его скрежетал теперь как трактор, идущий по гальке и щебню, с наслаждением и ненавистью. На любой вопрос отвечал мгновенно, без запинки, подхватывая ещё и не произнесённую до конца фразу, точно заранее знал её (возможно, и знал?). И уже не стеснялся в своей торопливости. Как гриппозная лихорадка, его подгоняло ощущение: ещё немного — и вот она, власть!
Растянув губы и играя желваками, цитировал стихи Маяковского и всевозможные цифры. Он всё помнил: в каких районах какие удои, каким был урожай в прошлом году, а каким — до развала СССР, называл фамилии и бывших руководителей хозяйств, и нынешних, и прежних агрономов, и теперешних… было непонятно, как человек может столько помнить… видно, готовился, как в бой, на смерть. И было ясно всем, в том числе и старичку напротив с его менее яркой памятью, — скорее всего, Алексей Иваныч и победит. Туев. Народный кандидат, как было напечатано на показанной листовке.
Сегодня он приехал на телестудию в скромном сереньком костюмчике, был без галстука, в украинской вышитой по вороту рубашке. И несколько раз повторил, уже не боясь показаться смешным, что всё детство ел одну картошку, пил разведённое родниковой водою молоко — не хватало на всю семью («Нас, едоков-то, было семеро!») … что страдания простого народа ему близки, как крест на груди.
Его бледнолицый старый соперник смотрел на него странным взглядом — то ли восхищаясь, то ли с оттенком страха. И было непонятно: неужто он, строитель, да и просто внимательный человек, не ведает, что у Туева как минимум есть дача, вот она, строится в садово-огородном товариществе «Солнышко»?! Может, «фениксовские» люди и строят? Но старик не напомнил о громкой лжи Туева. Ворон ворону глаз не выклюет, или просто порядочный человек?
Но ведь этот Туев уже набрал 32 процента голосов, а старик — всего 25… Ещё немного — и Туев может стать губернатором нашей огромной, измученной бедностью и бездорожьем области! Вот этот скромный пока молчит, только шарики ходят под щеками, тихий, с красными ручками на столе, может стать на пять лет нашим Отцом родным — его так уже назвали, говорят, местные казаки и даже саблю с буркой подарили!
— Ну нет!.. — я стукнул загипсованной рукой по столу и взвыл от боли. — Нет!..— Повторяю, хоть я и добрый человек, но меня этот танк достал. Я же помню: он не моргнув глазом соврал перед всем народом. Ну, сказал бы: да, строю за городом… Но он соврал. Значит, понимал: народу это понравится. И если сейчас его развенчать, народу не понравится.
Я снял трубку и позвонил бывшему своему студенту Диме, на телевидение. Он там подвизается в качестве руководителя одной из программ с названием «Глаза в глаза».
— Мне бы срочно Саврасова. Дима, ты? Есть дело, приезжай ко мне с утра.
Дима явился в восемь ноль-ноль (так рано?!) с телекамерой в кофре, и мы на его служебной «Ниве» покатили в строящийся дачный посёлок. По дороге, крича и протирая со сна глаза, я ему рассказал про Туева.
— Наверно, уже смеёшься надо мной?.. но видишь, Дима, у меня рука плохо заживает… пью лекарства, живу, как при солнечном затмении… и вот, вдруг захотелось отомстить… хотя бы одному мерзавцу… жестоко! И боль отойдёт. И он, глядишь, не победит! Ведь лжец! А, Дима?!
Дима, курчавый парень с лобастым лицом Бетховена, жевал жвачку и улыбался. Карие его глаза в раздумье ходили вправо-влево, перескакивая с дороги на облака, на вершины деревьев.
— Мы его разденем, — хмыкнул он. — Как королеву красоты на подиуме. Но вы не с того конца начали…— И он резко развернул машину, едва не слетев в кювет, и мы поехали обратно в город. — Я всё беру на себя. А вам, Николай Петрович, советую воспользоваться фантастическим случаем и сыграть до конца…
— Что ты имеешь в виду?
— Потом.— Он захохотал, видимо, придумав некий эффектный кадр. — Потом, двенадцатый том… Вот вы, доктор наук, профессор… сколько получаете в месяц?
— Я?..— «Ниву» трясло, было больно руке, и я раздражённо буркнул:— Какая разница?! Главное, платили бы вовремя… а то с Нового года…
— Ну, «лимон» получаете? Старыми? Нет?.. И машины у вас нет, так? И дачку вашу я видел, сарай на бетонных ногах. А он, этот Туев, если хотите знать, член совета директоров трёх заводов, Госэнерго и чего-то ещё… всяких акций у него мешок.
— И что?!
— Прежде всего мы убедимся, что он при всём своём цинизме и равнодушии к людям, конечно, умный человек. Видите ли, ни дачи у него, ни машины… Бедненький. Приехали!
Машина рывком встала возле мэрии нашего города. Даже не запирая «Ниву» (программу «Глаза в глаза» побаивались в городе все), Дима, таща обнажённую телекамеру, а за ним и я, вошли в здание, и милиционер возле лестницы с красной дорожкой даже не спросил, к кому мы идём.
Мы буквально взбежали на третий этаж. Дима тут всё знал, сразу свернул налево.
— Здрасьте, я — Саврасов,— объявил Дима в приёмной с портретом Президента на стене и аквариумом с красными рыбками у входа. — Областное телевидение.
Секретарша, долговязая женщина с красной розочкой рта, вскочила из-за столика и, старательно улыбаясь Диме, ответила:
— Мэр в Москве. За него — первый зам, Никита Михайлович. — И она показала глазами на дверь в противоположном конце холла.
Было ясно, что она рада, что шефа нет и можно телевизионщика сплавить к другому начальнику, тем более что, судя по воинственному виду Димы, вопрос будет обсуждаться весьма щекотливый.
Мы направились к заместителю. Пока шли до двери мимо фикусов и кактусов, девица, видимо, уже позвонила Никите Михайловичу, и он встретил нас буквально за порогом. Это был массивный, угрюмый, как медведь, мужчина с золотыми перстнями на пальцах.
— Дмитрий Иваныч? — Представьте себе, он знал, какое у Димы отчество. — Есть проблемы?
— Кто даёт разрешение на строительство коттеджей в товариществе «Солнышко»? — выпалил в лоб Саврасов и слегка отступил в сторону как бы для того, чтобы лучше видеть всего собеседника.
Мужчина умел держать удар: он не удивился вопросу, кивнул, закашлялся, достал голубенький платок, медленно вытянул губы, будто уже готов ответить, но надо ещё губы вытереть. Думал. И наконец очень тихо, словно бы доверительно, словно бы это была великая тайна:
— Стратегически вопрос решает, конечно, мэрия… где, какие товарищества… Но конкретные участки распределяет управление по земельным делам. Позвать?
— У Туева есть участок?
— У какого Туева? — спросил заместитель мэра, прекрасно, конечно, понимая у какого, но соображая, как лучше ответить.— У спортсмена? Так он не Туев, Дмитрий Иваныч, — Чуев!
— Нет, у Туева, у Алексея Иваныча,— едва улыбнулся Дима, и только сейчас я понял, почему он стоит, отступив в сторону,— камеру-то, опущенную к полу, он держит за ручку, приподняв кверху объективом, и крохотная красная лампочка сбоку горит — камера работает, пишет! — У кандидата в губернаторы есть?
— Нет, нет!..— вдруг испуганно ответил мужчина.— Однажды он хотел попросить землю, да передумал.
— А что так?! — допытывался мой бывший студент. — Сейчас же всем дают.
— Да говорит, у его мамы, в районе… а он, знаете, из Старо-Партизанского родом?.. у них огород. Как захочет покопаться в почве, так едет к ней.
— А кому принадлежит коттедж, который строится в «Солнышке» возле соснового леса?
— Ну, там много чего строится,— вдруг закаменел лицом хозяин кабинета. Он уже увидел камеру.— Я-то здесь недавно, всего год. Позвать Кирюшина? Он должен быть в курсе… — Никита Михайлович крупными шагами прошагал к столу, набрал номер и, не снимая трубки, буркнул в микрофон, торчащий над аппаратурой:
— Сан Саныч… я. Ну-ка зайди… тут телевидение.
— А что им? — быстро прощебетал невидимый Сан Саныч.
— Спрашивают про коттеджи возле Красного леса… — Хозяин кабинета отключил линию, махнул рукой, не глядя в глаза, на мягкие кожаные кресла. Мы с Димой переглянулись — у строительных участков уже есть свои, весьма красивые названия.
