Annotation
Книга представляет собой сборник работ выдающегося немецкого социолога. Статьи и выступления Макса Вебера, посвященные проблемам политики, несмотря на их актуальность, прежде никогда не публиковались в России и были известны узкому кругу специалистов. Настоящий сборник призван восполнить этот пробел.
«Нашему поколению не суждено увидеть, принесет ли плоды борьба, которую мы ведем; признает ли потомство в нас своих предков. Если нам не удастся избежать проклятия, во власти которого мы находимся — быть рожденными после политически великой эпохи — то тогда мы должны суметь стать чем–то другим: предшественниками еще более великой. Будет ли таким наше место в истории? Не знаю и только скажу: право молодых — отстаивать самих себя и свои идеалы. А в старца человека превращают не годы: он молод до тех пор, пока способен воспринимать мир с теми великими страстями, которые в нас вложила природа.»
Макс Вебер
Макс Вебер
Национальное государство и народнохозяйственная политика (1895)[1]
Избирательное право и демократия в Германии (март 1917)[18]
Парламент и правительство в новой Германии (май 1918)[41]
Предварительное замечание
I. Наследие Бисмарка
II. Господство чиновников и политическое лидерство
III. Публичный характер управления и выборы политических лидеров
IV. Господство чиновников во внешней политике
V. Парламентаризация и демократизация
VI. Парламентаризация и федерализм
Социализм (июнь 1918)[105]
Будущая государственная форма Германии (ноябрь 1918)[116]
Новая Германия (декабрь 1918)[126]
Рейхспрезидент (январь 1919)[128]
От редактора
notes
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
11
12
13
14
15
16
17
18
19
20
21
22
23
24
25
26
27
28
29
30
31
32
33
34
35
36
37
38
39
40
41
42
43
44
45
46
47
48
49
50
51
52
53
54
55
56
57
58
59
60
61
62
63
64
65
66
67
68
69
70
71
72
73
74
75
76
77
78
79
80
81
82
83
84
85
86
87
88
89
90
91
92
93
94
95
96
97
98
99
100
101
102
103
104
105
106
107
108
109
110
111
112
113
114
115
116
117
118
119
120
121
122
123
124
125
126
127
128
129
130
131
132
133
134
135
136
137
138
Макс Вебер
Политические работы 1895–1919
Национальное государство и народнохозяйственная политика (1895)[1]
Предварительное замечание
Меня побудили опубликовать эти соображения не одобрения, а протесты, которые они встретили у многих слушателей. В этих соображениях я лишь сообщаю в подробностях объективно новое коллегам и другим, а то, в каком особом смысле в них выдвигается притязание на предикат «научности», проистекает из повода к их возникновению. Речь по случаю вступления в должность как раз предоставляет удобный случай для публичного изложения и оправдания личной, а стало быть, «субъективной» точки зрения при оценивании народнохозяйственных явлений. Рассуждения на с. 20–23 я опустил с учетом времени и круга слушателей, прочие в устной речи могли иметь другую форму. Относительно начальных формулировок надо заметить, что обрисованные здесь процессы, естественно, представлены куда проще по сравнению с реальностью. В период 1871–1885 годов в отдельных округах и общинах Западной Пруссии наблюдаются не единообразные, а характерным образом изменяющиеся миграции населения, и они вовсе не были столь прозрачными, как приведенные примеры. К тенденции, которую я попытался наглядно представить с их помощью, в других случаях примешиваются другие моменты. В скором времени я подробнее поговорю об этом в другой статье. Само собой разумеется, что результаты, которые можно получить с помощью этой статистики, не столь надежны, как те, что предоставляют нам достойные похвалы публикации многочисленных учеников Наумана[2] о национальных отношениях в Познанской области и Западной Пруссии. Но при отсутствии скорректированного материала нам пока придется довольствоваться ими, тем более, что явления, наглядно в них представленные, в своих основных чертах уже известны нам из сельских опросов последних лет.
Фрейбург, май 1895, Макс Вебер
Формулировка моей темы обещает гораздо больше, чем я сегодня могу и хочу сообщить. В первую очередь, я намереваюсь на одном примере наглядно показать ту роль, которую физические и психические расовые различия между национальностями играют в экономической борьбе за существование. С этим я хотел бы связать ряд соображений о положении государственного устройства, основанного на национальных принципах — каковым является наше — в рамках народнохозяйственно–политического анализа. В качестве примера я выбираю круг событий, разыгрывающихся в географическом отношении далеко от нас, но в течение целого десятилетия многократно возбуждавших внимание общества, — и прошу вас проследовать за мной в Восточную Марку[3] империи, на равнину прусской провинции Западная Пруссия. Это место действия соединяет в себе свойство национального пограничья с необычайно резкими различиями в условиях экономической и социальной жизни, что и делает его пригодным для нашей цели. К сожалению, я не могу не злоупотребить вашим терпением и прошу вас прежде всего, принять во внимание целый ряд сухих данных.
Для округов этой провинции характерны противоречия трех видов.
Во–первых, значительные различия в качестве пахотной земли: между полями, засеянными сахарной свеклой в долине Вислы, и песчаной кашубской возвышенностью чистая прибыль, облагаемая налогом, различается от 10 до 20 раз. Даже средние показатели колеблются между 43/4 и 332/3 марок с гектара.
Далее — противоречия в социальном расслоении населения, возделывающего эти почвы. Как и вообще на Востоке, здесь тоже в ведомственных протокольных записях наряду с «земельной общиной» встречается и другая, неизвестная Югу форма коммунального деления, «поместный округ». И, соответственно этому, ландшафт здесь отличается тем, что между крестьянскими деревнями высятся дворянские поместья, место жительства класса, налагающего на Восток свой социальный отпечаток, — юнкеров; помещичьи усадьбы, окруженные хижинами, которые землевладелец наряду с земельными наделами и пастбищами выделяет батракам, обязанным работать в поместье один год из каждых двух. Территория провинции поделена примерно пополам между помещичьими усадьбами и батрацкими наделами. Но в отдельных регионах доля поместных округов составляет от нескольких процентов до 2/3 территории округа.
Наконец, в рамках таким образом надвое стратифицированного населения имеется и третье противоречие — противоречие между национальностями. Национальный состав населения в отдельных общинах неоднороден по различным регионам. Именно это разнообразие нас и интересует. Прежде всего, поляки, плотность расселения которых, что естественно, растет с приближением к границе. Далее — как показывает любая языковая карта — количество поляков возрастает по мере ухудшения качества почвы. Это поначалу — и не везде неправильно — пытались объяснить исторически, по характеру немецкой оккупации: немцы прежде всего наводнили плодородную равнину Вислы. Однако если теперь спросить, какими социальными слоями представлены на этой территории немцы и поляки — то цифры наконец–то теперь опубликованных результатов переписи 1885 года[4] дают примечательную картину. А именно: из этой переписи мы можем узнать национальный состав общин не напрямую, но косвенно (если нас удовлетворит лишь приблизительная точность) через конфессиональную принадлежность, которая в рассматриваемой национально смешанной области совпадает с национальностью с точностью до нескольких процентов. Если мы выделим экономические категории крестьянских деревень и дворянских поместий в отдельных областях, столь же приблизительно отождествляя их с коммунальным делением[5] на земельные общины и поместные округа, то получится, что их можно будет противопоставить по национальному составу: в плодородных округах католики, т. е. поляки, относительно преобладают в поместьях, а протестанты, т. е. немцы, — в деревнях, а в округах с плохими почвами дела обстоят как раз наоборот. Если, к примеру, взять округа со средней чистой прибылью, облагаемой налогом на гектар ниже 5 марок, то в деревнях мы обнаружим лишь 35,5%, а в поместьях — 50,2% протестантов; зато если мы возьмем группу округов со средней чистой прибылью, облагаемой налогом на гектар от 10 до 15 марок, то протестанты в деревнях составляют 60,7%, а в усадьбах — только 42,1%. Отчего так происходит? Почему резервуарами поляков служат на равнине — поместья, а на возвышенности — деревни? Одно видно сразу же: у поляков есть тенденция концентрироваться в самых нижних в экономическом и социальном отношении слоях населения. На хорошей почве, тем более на Вислинской равнине, крестьянин по своему жизненному уровню всегда превосходит батрака, работающего в поместье; напротив, на плохой почве, которую можно рационально осваивать лишь с размахом, помещичья усадьба была носительницей культуры и тем самым — германства, а жалкие хуторяне на этих территориях и сегодня по своему жизненному уровню уступают поденщикам. Если бы без такой статистики мы об этом не знали, то нам позволил бы это предположить возрастной состав населения. Если же в деревнях мы поднимемся с равнин на холмы, то доля детей младше 14 лет увеличивается до 35–36%, а при ухудшающемся качестве почвы — до 40–41%; если же с ними сравнить поместья, то на равнине процент детей в поместьях выше, чем в деревнях, и он возрастает на возвышенности, но медленнее, чем в деревнях, и всегда остается ниже деревенского. Здесь, как и повсюду, большое количество детей неотступно следует за низким жизненным уровнем, который заглушает соображения о попечении о них в будущем. В Западной Пруссии тождественны друг другу хозяйственная культура, относительно высокий жизненный уровень и германство.
