— Но третий народ окажется сильнее, Чарльз. И сделает ловкий тактический ход. Его войска вклинятся на границу между двумя союзными народами и займут эту территорию. Отрезать союзников друг от друга — чтобы всякое сообщение между ними стало настолько опасным, что уже невозможным.

— Именно так, Роберт. Это будет самый ловкий ход. Тогда каждый союзник будет вынужден бороться в одиночку; они окажутся в затяжной осаде. Постепенно внушить недоверие и страх — и вот уже наши союзники полны сомнений, они опасаются доверять друг другу. А когда уже нет ни доверия, ни надежды, захватчик наносит последний удар. Ультиматум каждой стороне: выступи за меня или умрешь.

— Да, Чарльз, это лучшая тактика — сделать жизнь невыносимой для обеих сторон. А потом поставить их перед выбором: объединиться с притеснителем или бесславно погибнуть. Это ведь совершенно не то, что героически пожертвовать собой; тут выбор гораздо труднее. Ведь народ — это и дети, и женщины. Невинные жертвы. И все-таки сопротивление еще есть — попытки помочь союзнику продолжаются. Тогда угнетатель слегка ослабляет нажим. В обмен на союз с одним он обещает быть снисходительным к другому — последнему только преподадут урок, чтобы не зарывался. Ограниченные меры воздействия.

Вот теперь Чарльз все понял. Теперь он знал, какой ценой Роберт купил свою драгоценную книгу.

— Страшный выбор, да? — сказал Чарльз. — Предать друга — но не до конца. Так, чуть-чуть. Только чтобы его проучили. И тем самым спасти обоих. Спасти всех невинных людей.

— Прежде всего — всех невинных людей, Чарльз. Женщины и дети — самый важный элемент в истории. Потому что они всегда — первые жертвы.

Энни и Дункан. Чтобы их защитить, Роберт, наверное, пошел бы на все. Чарльз подошел к пианино. Пробежался пальцами по крышке — пыльно. Последний раз пыль вытирала Дженни, уже больше недели назад.

— Спасибо за семинар по истории, Роберт. Я даже не сомневаюсь, у тебя выйдет отличная книга.

— Плевать я хотел на книгу, Чарльз. Это всего лишь слова на бумаге.

Чарльз сел за пианино.

— Зря ты не захватил скрипку, Роберт. Помнишь, как мы играли дуэтом?

— Надо нам было почаще с тобой репетировать. Мы так ведь и не сыграли «Крейцерову сонату», то есть правильно не сыграли.

— Мы вообще все делали неправильно. — Чарльз повернулся и взглянул на друга. Перед ним был затравленный, сломленный человек. Мэйс победил.

Роберт встал и пошел в ванную. Его пиджак так и остался лежать на подлокотнике кресла.

Яснее ясного — ему приказали шпионить за Кингом. Самый простой способ травли: напустить одного на другого, посеять сомнения и страх. И в чем, интересно, они пытаются его обвинить? Наверняка можно будет отделаться штрафом, в крайнем случае — полгода тюрьмы. Вряд ли Роберта завербовал Мэйс — наверняка это Партия. Его проверкой должен был заниматься Пятый отдел; это они принудили Роберта стучать на Чарльза; так же, как полиция давила на Чарльза, чтобы он шпионил за Робертом. Два министерства против двух людей. Но если бы и Чарльз, и Роберт, если бы каждый из них сумел справиться с этим нажимом и сыграть свою партию правильно, тогда им обоим нечего было бы бояться.

Сперва Роберт сопротивлялся из всех сил. До последнего. Пока мог. Он пытался предупредить Кинга; он не хотел никого предавать. К тому же Чарльз понимал, что Роберту это было непросто. У него была семья. Энни и Дункан. Разве не было это предупреждение еще и мольбой о прощении?

Чарльз взял с кресла пиджак Роберта и залез во внутренний карман. Записная книжка с телефонами и адресами. Имя, всего лишь имя — чтобы Мэйс от него отстал. Да и не хочется ссориться с Мэйсом, а то вдруг придется к нему обратиться, если Кингом вдруг заинтересуется Пятый отдел. Имя, для начала — любое имя. Оно должно быть где-то здесь, неприметное — вряд ли среди адресов родных и коллег. Ага — вот. Оторванная полоска бумаги под задней обложкой. Джон — 376812. Наверняка это оно. Он повторил имя и номер трижды, пока не запомнил. Вернуть книжку на место. Сесть, где сидел.

Вернулся Роберт. Он потянулся к пиджаку — и секунду помедлил перед тем, как взять его с кресла. Надел пиджак и поглядел прямо в глаза Кингу. Уже потом, вспоминая об этой встрече, Кинг подумал, что уже тогда у Роберта было лицо мертвеца.

— Ты завтра когда уезжаешь?

— Утром. Путь неблизкий. Хочу выехать пораньше.

— Ты осторожнее за рулем.

— Ладно. Береги себя, Чарльз.

Больше говорить было нечего.

— Передавай привет Энни и Дункану.

— Конечно. — Роберт замялся. — Чарльз… если со мной что-нибудь случится… я не хочу навязываться… но я почти никогда не уезжал от них так надолго. Путь неблизкий. Если что-нибудь случится… ты позаботишься о них, Чарльз?

— Ты же знаешь, как много они для меня значат.

— Знаю. И всегда знал. Счастливо, Чарльз.

— Удачи тебе с книгой.

Роберт протянул ему руку — Чарльз крепко ее пожал. Казалось, Роберт хочет сказать что-то еще; хочет — и не находит слов. Их руки замерли в пожатии, о значении которого каждый мог лишь догадываться. В конце концов они обнялись.

— Пока, Чарльз.

И он вышел. Они виделись в последний раз.

На следующий день Кингу позвонили на работу. Это был Мэйс — приглашал зайти в участок. Чарльз знал, что он скажет инспектору, еще до того, как вошел в его кабинет.

— Я не стучу на друзей, инспектор Мэйс. И не собираюсь этого делать. Если хотите, можете арестовать меня, хотя я и не знаю, что вы там на меня навесите. Или идите к черту.

Мэйс оставался спокойным.

— Вы ведете подрывную деятельность. Вы пишете гнусные бунтарские памфлеты. Вы живете с извращенцами. Я могу арестовать вас за что угодно и отправить за решетку на столько, на сколько я сам сочту нужным. Так вы собираетесь нам помогать?

— Идите к черту.

Мэйс выдвинул ящик стола и достал большой коричневый конверт.

— Уотерс уехал в Шотландию. Пока он в отъезде, сходите к его жене, навестите ее. И найдите возможность оставить это где-нибудь в его бумагах, чтобы в глаза не бросалось. Когда сделаете, позвоните нам — вот и все.

Он швырнул конверт через стол на колени Кингу. Кинг открыл конверт и проверил его содержимое. Иностранный журнал, уголки страниц загнуты. На обложке — голый мужчина.

— Я не так уж и много прошу, доктор Кинг. Я запросто мог бы установить слежку за Уотерсом или перерыть его дом сверху донизу в поисках нужных мне доказательств, но можно пока обойтись и без этого. Так будет легче для всех. Я знаю, вы виновны оба. Доказать это мне не составит труда. Собственно, мне и доказывать нечего, только сесть написать докладную. Сделайте мне это маленькое одолжение, и я забуду все сомнительные моменты из вашего прошлого. У вас вновь будет чистое личное дело. В общем, у вас есть три дня. Дайте мне знать, когда сделаете что нужно.

Кинг вышел на улицу. Он уже все решил. Предательств больше не будет — да и что они ему могут сделать? В худшем случае — шесть месяцев тюрьмы. Пришло время разомкнуть эту спираль безумия и вырваться из нее. Конверт с журналом он сунул в первую же попавшуюся урну. Впервые за две недели он почувствовал себя счастливым.

Вернувшись на работу, он зашел к Джоанне. Она была одна, что-то печатала. Он склонился к ее уху и шепотом спросил, не зайдет ли она вечерком к нему. Она молча кивнула; ее пальцы не переставали стучать по клавишам пишущей машинки.

Кинг не будет работать на них. Это он решил твердо. Мэйс может катиться ко всем чертям. Кстати, может, именно так они угрожали Дженни? Может быть, на нее надавили, чтобы она обыскала бумаги Чарльза? Но опять же — зачем? Кое-что оставалось неясным; чего-то Чарльз все еще не понимал — но, может быть, понял Роберт. Теперь у него была вся необходимая информация.

Вечером к нему пришла Джоанна. Снова секс на ковре — там же, где два дня назад, в первый раз. А точнее — две ночи назад. Так серьезно, по-деловому — совсем не как с Дженни. Когда все закончилось, Джоанна встала и бодро направилась в ванную. Обнаженная, она двигалась так же надменно, как и одетая. Она вернулась с рулоном туалетной бумаги и протянула его Кингу, который все еще лежал на полу, вымотанный до предела.