Один корабль Ниньо всё-таки грохнул о скалы. Ниньо никто не упрекал, но он и так неделю ходил пришибленный, однако долго это продолжаться не могло, потому что весна теребила и звала всех. Даже холодная, с морозами и вьюгами, она пела совсем другие песни.

В голове у Ниньо забурлили идеи. Он метался и хотел что-нибудь придумать эдакое, на время неистовых ветров.

— Если взять тележку, к ней приделать крылья от наших кораблей, а потом покатить с горы — тележка оторвётся от земли и сможет долго планировать! Если подобрать вес так, чтобы ветер не мог ею играться, а только нести…

— И где ты будешь планировать? Над землёю опасно, море сейчас дико холодное.

— Я сделаю несколько пузырей, надутых воздухом, чтобы не разбиться, если что…

Я удивился. Насчёт пузырей — это необычно. Но всё равно — слишком опасно. Я знал, что Троготт отговорит Ниньо, возможно, он даже подаст сам какую-нибудь идею, чтобы Ниньо не захандрил окончательно, но и не убился, экспериментируя. Мне почему-то захотелось опередить Троготта. Тем более, недавно мы с Ивенн раскопали в библиотеке любопытную рукопись.

— Тележка — слишком громоздко. Что с нею будешь делать, когда ветер утихнет, а сам ты в это время за тридевять земель? Взгромоздить её на холм и ждать ветра — а если лес кругом? А если холмы далеко? А если ветра нет много дней?

— Да ладно тебе! Если бы все так рассуждали, ни одного корабля бы не построили…

— Постой, не дуйся, я же не отговариваю, предложить хочу… Видел я такое изобретение… оно, правда, пока только на чертежах. Там два колеса всего. Автор писал, что соорудил себе такое устройство и даже ездил на нём, хотя и непонятно, почему оно не падает. Мне кажется, сделать его нетрудно, зато будет эта штука поудобнее тележки; если научишься с нею обращаться — даже без ветра можно далеко укатить.

— А почему про неё никто не знает? Про эту штуку?

— Наверное, из-за того, что она может либо с горки, либо по ровной дороге катиться, и то надо ногами от земли отталкиваться. Неудобно это, наверно. Да и вообще — я тебе говорю — непонятно, как она не падает, но это можно решить… А самое главное — изобретатель хотел её летающей сделать! Он потом к ней крылья пририсовал, большие, громоздкие. А она всё равно летать не стала. Даже с горы если разогнаться. Но то были обычные крылья, а у нас — из тэллио! Чтобы тебя в воздух поднять, совсем маленькие крылья нужны.

— Пошли, покажи мне!

…Но Герник, наш механик, сказал, что для полётов конструкция из рукописи не годится.

— Когда она будет касаться земли, опускаясь, всегда очень сильный удар. Колёса нужно покрывать каким-то особо прочным и упругим материалом, да ещё ставить на пружины. Но и тогда после нескольких неаккуратных приземлений обода будут гнуться или рассыпаться. Я не знаю, как сделать их надёжными.

Мы приуныли. На самом деле меня уже успела захватить идея.

— Подождите. Про эти дела с полётами мы все думаем… И даже надумали тут кое-что… Это тайна, но не от вас же.

Ниньо аж «встал в стойку», почуяв необычное.

— Вообще главный тут наш травник, Анис. Идея Троготта, но когда мы попробовали решить дело с налёта — ничего не вышло.

А задумка такая. Мы всё ломаем голову, как рациональней использовать те остатки тэллио, которые не приспособишь в корабли. Сперва надо было озаботиться с хранением. Чтобы не съела их гниль, не источили жучки. Сложность в том, что тэллио должно дышать. Как человек, как любая тварь живая. Если древесину тэллио надолго лишить живого воздуха, она умрёт. Станет обычной деревяшкой. Сами понимаете, смолить её нельзя. Морская соль не вредит тэллио, пока корабли омываются свободными водами океана. Но когда мы заливали древесину соляным раствором для консервации — она тоже умирала. Не так быстро, но умирала… Поэтому запасы тэллио сейчас хранят в хорошо проветриваемых складах, в них поддерживают особую температуру и влажность, на окнах стоят частые сетки, чтобы жучки не проникали снаружи, а смотрители тщательно следят за состоянием дерева. К счастью, тэллио и само по себе устойчиво к разрушению и насекомым…

Для экспериментов мы брали опилки и щепу. И вот однажды Троготт предложил попробовать сделать из них особое волокно. Оно должно быть прочным, и при этом нельзя погубить летучие свойства тэллио. Наши мастера долго возились со способами обработки и составом клея, и в конце концов Анис вроде бы нашёл хороший состав. Он называет его «отдушкой». В клеевую массу добавляют пыльцу цветов аурики, стоит она сумасшедших денег, но зато древесные опилки продолжают дышать, волокна остаются прочными и гибкими. И летучими…

— Это… — Ниньо раскрыл рот. — Это будет… что?!

— Пока мы надеемся изготовить пару ковриков. Волокна для них уже почти готовы. Сперва мы хотели спрессовать проклеенные опилки, придавая им форму досок, но так они не чувствуют воздух и не могут летать. Зато ковры будут гибкими, лёгкими, удобными. А если где-то порвутся — нити из них можно использовать снова.

…Гирлянды, пышные кусты сосулек вырастали на крышах, мостах, карнизах! На Островах не бывает таких сосулек, и ещё — я слышал, как нравятся они ветру. Он лижет их так же, как мы с Ивенн. Ивенн научила меня лизать сосульки. Подносить их к глазам, чтобы увидеть жгучие солнечные точки. Сосульки пахли ветром и какими-то странными горными цветами. Эти цветы растут высоко-высоко, на обледенелых склонах самых высоких скал. Ивенн так сказала, и я понял, что она видела их.

Заполдень мы возвращались от реки, мы несли большущую рыбину, подаренную нам Сэри, мальчишкой-рыбаком. Однажды во время шторма я, кажется, спас его — лодка Сэри бултыхалась в заливе, наполовину полная воды. Сэри бешено работал черпаком, но толку было мало. Я увидел его с утёса, и вмиг вспомнился Язык на Острове, и я снова превратился в ветряного мага-спасателя, но не взлетел, а просто побежал по волнам — это было совсем легко, ветер рычал вокруг меня и, кажется, смеялся. Когда я схватил Сэри в охапку, он ничего не соображал, наверное — как-то отчаянно пискнув, вцепился руками в борт, и я еле-еле оторвал его от лодки…

Потом Сэри ни о чём не расспрашивал, а я не рассказывал. Однажды он увидел меня на берегу и подошёл.

Я смотрел на горизонт, Сэри встал рядом. Облака бежали, словно бесконечный табун лошадей. Сэри молчал очень долго, а потом сказал:

— Ты будешь строить корабль?

Я покосился на него, не зная, что сказать.

— Когда построишь, я уже вырасту. Возьми меня матросом!

Я встретил его взгляд, и Сэри кивнул:

— У нас в роду все были очень хорошими матросами… Нет, не обещай, я знаю, ты возьмёшь.

…А сегодня, на пути домой, Ивенн вдруг остановилась и вытянула руку, указывая на башню.

— Смотри! Вчера я не видела такого!

Под верхним, широким ярусом башни сверкала звезда. Я не сразу понял, что это. Громадные ледяные гроздья…

— Жалко… но надо их сбить. Не будешь же огораживать всю площадку перед башней, а с такой высоты попробуй угадать, как далеко она может отклониться, падая. Надо сказать Троготту…

— Не нужно. Я сам.

— Ты… Там опасно!

Я пожал плечами. Словно огненные демоны толкали меня…

— Нет, ничего опасного — для меня.

…Ивенн пошла со мною. Мы взяли старинную алебарду, ею можно было дотянуться до сосулек с широкого карниза.

— Нимо… пожалуйста… обвяжись верёвкой!

— Я не упаду. А верёвка только сделает хуже. — Я не решился прямо открыть тайну… не смог. Наверное, я привык к мысли, что Ивенн догадывается, кто я. Она просто не могла столько пробыть вместе с нами и не понять. А в ту минуту я был занят собой, своим страхом высоты. Он вызывал у меня бешенство. Он был абсурдным и ненормальным. Я, как одержимый, рвался сразиться с ним, доказать, что ветер — по-прежнему мой друг и никогда не позволит мне разбиться. Жить, сомневаясь, становилось уже невыносимо. А верёвка… тьфу, это было мерзко — повиснуть, когда она рванёт тебя, и болтаться мешком на глазах у всего города! Верёвка уж точно не даст мне взлететь…