Был апрель. В этот день я дежурил у нижнего края Языка. При таком ветре вероятность того, что понадобится моя помощь, была ничтожной, разве только ребятня расшалится и затеет выделывать очень уж опасные кульбиты. Малышам запрещалось подниматься высоко, и если кто-то нарушал правило, я должен был перехватить храбреца в воздухе, доставить на Крылышко — площадку у берега, и в наказание забрать его тэнки до завтра, заперев их в сарайчике. На самом деле мы смотрели не очень строго. Что поделаешь, если человеку в десять лет уже разрешают летать на тэнки над лесами, а пока ему только девять с половиной — будь добр, катайся вместе с семилетками над Языком, покрытым упругим мхом, под присмотром ветряного мага, который на вид ещё такой же мальчишка…

Я дежурил внизу, хотя полагалось быть на верхней площадке Языка. Полагалось потому, что не каждый ветряной маг может рвануть снизу наперерез потерявшему ветер малышу. Ну, и потом, если наблюдать за небом снизу — быстро устают глаза. Но я смотрел мало, больше слушал. Вопли детей и голос ветра. На ветер я полагался больше. Даже такой большой, как этот — он понимает мои желания и прислушивается к играющим детям. Его шелест станет тревожным, если…

И почти сразу что-то случилось. Ветер недовольно качнулся. В нём была не то, чтобы тревога… скорее, он хотел обратить моё внимание на необычность, неправильность происходящего.

Снизу и вправду плоховато видно. Никто не падал и не просил о помощи. Малыши как-то странно рассыпались кто куда, словно их напугало что-то. В небе с противным верещанием летал кто-то большой.

Я разозлился. Каким идиотом нужно быть, чтобы мешать играть малышне? Ветер, почувствовав моё настроение, свернул небольшой, тугой вихрь, и кончик его податливо лёг мне в руку. Ну, держись!

Хобот вихря сдёрнул меня вверх с такой бешеной силой, что позади воздух зарычал и хлопнул, как будто ударил хлыст.

Большой летун оказался необычным двухместным тэнки — точнее, это был уже не тэнки, а биплан из двух досок тэллио, прикреплённых к раме. На нижней, короткой доске сидел юноша, обхватив руками девчонку, которая умостилась у него на коленях. Девчонка то и дело принималась визжать. Увидев меня, парень широко ухмыльнулся и запустил ладонь девчонке в вырез платья, оттянув его так, что оголилась грудь. Наверное, девушка была старше, чем мне показалось вначале, я ошеломлённо пялился целую секунду… а потом стал падать.

Самое странное — ветер словно забыл обо мне. Может, так показалось — всё-таки я упал в море, а не на покрытый мхом Язык. Высота была большая: ударься я даже об упругую моховую подстилку — наверняка бы покалечился… в лучшем случае.

Вытаскивали меня двое. Свенни и русалчик Тим.

— Ты чего, чудик, до сих пор плавать не научился? — отплёвываясь, спросил Свенни. Тим, неловко улыбнувшись, махнул мне рукой и, грациозно извернувшись, ушёл в глубину. Он, видно, тоже растерялся — ещё бы, лучший из ветряных магов на его глазах рухнул с ветра, да к тому же и чуть не утонул. Тим мне нравился, мы по вечерам часто играли — он плыл у самой поверхности, лицом вверх, а я скользил на еле уловимом ветерке над зыбью. Так мы добирались до Жемчужных утёсов, лазили по ним до темноты, бродили в гротах…

— Придурок! — просипел я. — Нашёл где кататься! Большой вымахал, да? Перед младшими покрасоваться захотелось, перед девчонкой этой?

— Что б ты понимал! Со своей свистулькой, дурачок… и никогда не поймёшь.

Я был злой и не осознал тогда, что он имеет в виду. Подумал, что «свистулькой» Свенни обозвал ветер.

— Я прекрасно понимаю всё, что мне нужно.

— Какой ты умный! Может, научишь меня отличать нужное от ненужного ещё до того, как узнаешь, о чём идёт речь, а?

— Это просто. Если тебе охота делать глупости, иди и делай, только подальше, чтобы дети из-за тебя не покалечились.

— Дети… — засмеялся он.

…К полудню ветер на Языке менялся, летуны разбегались по домам, и моя смена заканчивалась.

Уходить не хотелось. Я сидел на верхнем гребешке Языка, а другой ветер, со стороны города, горячий и чуть-чуть жгучий, как будто в нём была рассеяна мельчайшая перцовая пыль, гладил мои плечи. Иногда чудилось — кто-то невидимый стоит сзади, ласково шепчет на ухо, положив лёгкие ладони…

В этом мире у меня не существовало врагов.

А друзья?

Даже ветер… Могу ли я теперь доверять ему? Так же, до конца, чтобы совсем-совсем, ни вот на капельку не бояться разбиться…

Я лёг на спину. Босые ноги болтались в пропасти (смешно звучит, да?), и казалось, океан поднялся выше, затопив весь мир, а я лежу на крохотном уцелевшем кусочке суши, болтая ногами в воде.

Мне не страшно!

Я вскочил, сбросил с себя одежду, вытянулся в струну — и рванул в зенит…

Тэнгу нашёл меня далеко от Островов, плывущим на ветре с закрытыми глазами неведомо куда. Гонец был на веретенообразном иллути — полом стволе с отверстиями для ног, чтобы не «чесать» воздух на скорости.

— Нимо… — Он старательно отводил глаза. Тоже мне… — Тебя срочно зовут Верховные. Там что-то важное… с Золотыми… Ваших собрали уже всех.

Я хмыкнул. Во всяком случае, прекрасный повод сменить мысли. Только вот… не помнил, когда и где я бросил одежду. А домой сейчас не хотелось, да и время…

— Тэн, дашь мне хоть рубаху, что ли, пока…

Тэн кивнул и вдруг засмеялся.

— Ты чего?

— Я… представил. Какие у них будут глупые лица…

— А… Ага… — И мне тоже стало весело.

На Островах используют три вида магии. Магию воздуха, магию огня и магию воды. Магия земли у нас слаба, и нет среди Верховных её адептов. Магия воды хоть и царит вокруг в океане, мы ею мало владеем, этой стихией управляет народ русалок, наши добрые соседи. Игаван, Верховный Мастер вод — скорее наш представитель среди морского народа, чем маг.

Понятно, что с воздухом имеем дело мы, ветряные маги. Правда, мы не заседаем в Совете, потому что законы и споры нам чужды. Старец Аллирион — человек, хорошо знающий воздух, но не принявший лебеа, обыкновенно представляет нас на Советах.

Золотые колдуны, владеющие огнём — эдели со страшными глазами одержимых. Их представитель в Совете, Адарион — далеко не самый могущественный посвящённый. Тайные дела Золотых редко становятся известны даже Совету: адепты огня предпочитают использовать чистую стихию и держать свои открытия за семью печатями.

Разрешает споры и выносит решения Верховный Мастер Сэлль. Он обычный человек и в перерывах между Советами управляет Островами сам, если не случается что-то такое, что касается напрямую адептов стихий.

Башня Совета похожа на гриб. Тонкая ножка и широкая шляпка. В «шляпке» собирался Совет. Когда дела оказывались простыми — четыре Верховных старца. Когда случалось что-то важное или торжественное — приглашали всех сколько-нибудь могущественных магов и самых влиятельных людей Островов.

Уже у самой башни я почувствовал, что Совет будет необычным. Слишком необычным. И ещё подумал, что появление на нём в рубахе Тэна уже не кажется мне забавным.

…Но на меня смотрели почти с ужасом. Особенно горожане, старые Мастера цехов и старейшины Общин. И я не стал выходить к своему обычному месту возле Аллириона, а притулился у стены, рядом с Вэнни, самым младшим ветряном магом, который выглядел совсем малышом, лет десяти с виду. На самом деле ему и было не намного больше — всего тринадцать.

— Я что-то натворил? — спросил я шёпотом. — Чего они так?

— Не… По-моему, тебя приняли за воскресшего Илле.

— Кто это?

— Это… Сейчас будут говорить, Нимо!

Тэриол сделал это. Тэриол, Золотой маг, один из великих Мастеров, но я о нём раньше не слышал. Неудивительно — Золотые сидят по своим пещерам и творят свои дела, невидимые с поверхности.