Набирал я, набирал адреса банков и пароли доступа, но всякий раз ошибочка случалась. То помехи в канале, то переполнение буфера обращений, то сбой из-за тестирования линий. Я уже по клавишам чуть ли не носом стучу, так меня Морфей Гипнозович одолел, будто в обед полкило снотворного насыпали. На десятый раз вроде наладилось, откликнулся уральский банк, и тут на экране стала «труха сыпаться» и «змейки ползать», то есть напали на меня мощные компьютерные спирохеты. Я сделал лицо каменным и пошел в таком виде напугать руководителя информационного отдела Косолапова. У него в ведении сетевой процессор — два спаренных транспьютера с интерфейсом, еще и внешняя память — конечно же, пураминовые вертушки. Биологическим придатком имелись три расслабленные женские особи, которым впору бы круглосуточно растекаться на пляжных топчанах.
— Вы отлично выглядите сегодня, Антон Антонович, как будто ожила мумия фараона, — начал Косолапое приветственную речь.
— Косолапов, у меня там сыпется.
— Но позвольте, сударь мой, из какого места?
— Терминал, транспьютер, канал, откуда угодно.
— Антон Антонович, сказали бы действительно что-нибудь умное. Никто, кроме вас, не жалуется. Терминалы у нас колечком соединены. Если какое чудо-юдо пролезет, то все выть начнут.
— Почему вылезет, может, сидит в твоей механизации.
Он долго объяснял, что в ИнфО даже муха без его высочайшего разрешения не пролетит. Что каждые полминуты отрабатывают тестирующие пакеты, которые даже неверно зарегистрированные программы вычесывают.
— Напрягись последний раз в жизни, Косолапов. Помнятся ли тебе неприятности с сетевыми вирусами, которые действуют как фильтры, перекрывая определенного сорта запросы, и распространяются, например, с программами поддержания обмена?
— Да ты, брат, наверное, уже маньяк. Тебе с определенного сорта запросами к дамам обращаться надо.
— Надо прихватить одну заразу и представить ее чучело на ВДНХ. Я чувствую, этот вирус является ангелом-хранителем всего пураминового производства. И тогда наше дело правое. Не вдаваясь в подробности…
— Так, Антон Антонович предлагает материал под рубрикой: «Среди навязчивых идей».
— …скажу, что он также не пропускает «грубые», на его взгляд, сигналы датчиков. Более того, он регулярно и с большой скоростью ведет их опрос, в случае шухера тут же перенастраивает и вызывает…
— Красную кавалерию лично с товарищем Буденным.
— Нет, просто охрану объекта. И последнее, он шарит по базам данных и перебрасывает лишние сведения по мультиполимерам в какой-то склеп, благоразумно выставляя архивные пометки.
— Фантазию свою вы показали очевидно, Антон Антонович, — заключил Женя, — прямо-таки пикирующий полет. Вам надо написать «Рассказы деревянной головы». С грифом «совершенно секретно, предназначено для потомков». Для них это будут красивые легенды предков, а для нас только лишь пособие по психозам. Итак, Антон Антонович, расслабьтесь, сейчас будем лечиться. Падший ваш ангел должен сидеть в памяти многих сетевых машин. При его объеме работы, считай, все время в седле. Но прошли те годы, когда какой-нибудь тщедушный вирусенок мог застить нам очи и стать невидимым. За распределением памяти мы, информационщики, следим со всей строгостью революционной электроники. Ну куда, куда испарится сегмент, воображаемый кусок программы, когда мы возьмем его за бока со всех сторон?
— А скинется на пураминовый диск, на свободное местечко.
— Ну-ну, может, еще прикинется добрым молодцем. Я вас умоляю, примите антибредон. Не успеет, свободные местечки надо искать. Время расходовать. Примерно так же ищете вы свободное пространство в моей голове для закладывания своих подозрительных мыслей.
— Вот давай проверим первый попавшийся диск.
— А резона не вижу. Шутка ваша стала совсем неостроумной, если не сказать тупой, — он стал демонстративно перемигиваться со своими девчатами, показывая, что пришел дядя-придурок.
— Можно взять и посмотреть начинку транспьютера. Вдруг там какие-то скользкие пальчики вставили в резервный узел расширитель оперативной памяти.
— Взять-то вы можете, да кто вам даст? В транспьютеры одной своей популярной точкой не лезьте. Как я вам их доверю, если я себе их не доверяю? Это же своего рода мозги, только специалист-узловик имеет право вскрывать коробку. Вы ведь тоже вручите свой черепок для распилки лишь нейрохирургу, пусть он даже будет пьяно икать.
— Такие, как ты, Косолапов, вспоминают о правилах, разве что когда надо не пущать.
— Будьте спокойненьки, вы никуда не движетесь. Бунт ваш бессмысленный, хотя, может, и беспощадный.
Он, зло прихлебывая, стал пить чай и был справедливо недоволен, как человек, которому стоматолог говорит, что надо сверлить совершенно ненавязчивый зуб. Впрочем, стоматолог вроде меня запросто расковыряет и совершенно здоровую челюсть, а потом сделает книксен, мол, ошибочка вышла. Может, в самом деле, завязать пора. Буду балдеть от тайного величия, дескать, знаю тайну, правда, неизвестно какую. Не хочешь быть пчелкой, живи, как таракан. И те, и другие букашки-братья. Вокруг тепло, сыро и крошки валяются. А моральное удовлетворение оставим инженерам человеческих душ.
— Он еще не ушел и не сел пить чай с вареньем, с горьким упреком сказал Женя. — Этот человек неисправим, он родился, чтобы сделать мне язву желудка. Ладно, пускай он смотрит дисковую память. Один лишь я от того пострадаю, но не страна. Запевай, хор, кладу себя на алтарь практически бесплатно.
— Положи свое «я» обратно взад, дай мне инструкцию по тестированию.
— Так, значит, с моим «я». Вместо того, чтобы сказать ему «премного благодарен», нахамят и снова «дай, дай».
Инструкции он достал, показал, что делать, (сказалось, настоящая пытка просматривать подряд все свободные нераспределенные сектора диска, да еще искать там вражий умысел. Через полчаса я выбился из сил.
— Ну что, разозлился, скандалист, — издевнулся Женя, — ноги врозь и морда вниз.
— Утихни, бестолочь.
Я взглянул сквозь прозрачную крышку на диск. Весело ему, оттого что грустно мне, сияет себе муаровым рисунком.
— А отчего у тебя рисуночек по поверхности — в инструкции про это ничего.
— Отцепитесь, паразит несносный, такой почти всегда есть. Жизнь-то в инструкции не влазит, это они в нее пытаются влезть. Просто лазерные «головы» барахлят или отражатели не совсем доведены, вот и идет интерференция.
Однако на меня уже нашло вдохновение и еще не ушло.
— У молекулы пурамина тридцать участков, которые по-разному ориентируются в рабочей плоскости в зависимости от модуляции несущей. Так образуется нормальная запись. А ненормальная? Вдруг участки подкручиваются еще в какой-нибудь плоскости помимо нашей. Там, в других плоскостях, не то, что программы хранить можно, черти с котлами поместятся.
— Маразм крепчал, — покачал головой Женя. — Где «там»? Никакого отношения к работе машины ваша подкрутка, товарищ болезный, иметь не в состоянии так же как и перекрученные чулки некоторых дамочек. Для машины существуют только пятеричные разряды в основной плоскости и соответствующие системы счисления.
— Но получается, на диске можно держать дополнительную, тайную для нас информацию.
— И в звездах на небе, и а разводах кофейной гущи, и в том как легли карты на стол, — стал подвывать Женя, — есть и основная, и дополнительная информация. Только мы не зырим в трубу и не плещем из чашки, желая узнать страшную тайну. Мы не колдуны, а совслужащие, нам эти тонкости побоку, пока сверху не прикажут взять их в оборот.
— Ты, вий, подними веки и сам все увидишь.
— Я и так вижу совсем задерьмованный диск, который пора выбросить. Уж такого добра навалом.
— А то, может, вскроем транспьютер для ясности?
— Люди добры, рятуйте, — он устроил что-то вроде ритуального плача, причем в конце слов четко прослеживалось буквосочетание «пля». — В общем, я вас, Антон Антонович убедил. Ваш козырь крыт, так что разлетимся как пташки разного калибра. А мы еще посмотрим, все ли у нас осталось по-прежнему. Вот приходил однажды ученый, настоящий, побольше вас. Рассуждал об индукциях и дедукциях от накопителей на транспьютер и обратно. Мы варежки и пораскрывали. А потом горькое пробуждение: ушанка с вешалки пропала. А зима-то недаром злится. Пока персон-карты обновлял, через эту самую философию башка и отмерзла. А знаете, до чего умный ребенок был! Теперь вот легко говорить, дурачок, ограниченный. Ну-ка, девушки, приласкайте раненного в психику бойца. Да нет, не меня, а Антона Антоновича.
