Лена была на третьем месяце беременности…
… Это был единственный их праздничный вояж в Европу, когда Ромка вдруг выкроил из своего графика несколько замечательных дней, и смог вернуть в эти дни ощущение любви, заботы и внимания. Он умел это делать, но делал это редко. Те несколько дней головокружительной поездки по Европе теперь превратились в сухие воспоминания и скучный фотоальбом, лежащий на верхней полке шкафа. На этом могло бы всё и закончиться…
Как красивый конец их совместной жизни.
Ох, Лена, Лена…
Через несколько недель после этой романтической поездки Лена поняла, что это случилось. Ещё несколько недель ушло на то, чтобы собраться со словами и мыслями, чтобы сказать наконец-таки Роману о своей беременности.
Но она не знала, как и когда это сделать. Поэтому сказала просто, почти не готовясь и не подбирая слова.
Роман обрадовался, но как-то сухо. Он как будто посмотрел в свой планинг и не увидел там этого события, словно и не планировал его. И на свой дурацкий вопрос «А почему это вдруг вот так, как-то неожиданно?» получил достойный ответ: «А ты что, не рад что ли?» Семейный праздник превратился в совещание по планированию дальнейших событий.
– Так, тебе нужно вот это и вот это… – распоряжался он.
– Ром, обними меня… – стонала она.
А он вдруг вспомнил что-то, побежал к телевизору, – там начиналась трансляция очередного матча боёв без правил на приз «Битвы». Ему было не до тонких сентенций. «Впереди ещё много планов, – подумал Роман, – нужно много работать…»
О том, что нужно много работать, ему в детстве говорили родители. Они и сами работали много, и то, советское государство высоко оценило их труд: родители заработали квартиру в столице, машину, дачу, и вот, казалось бы можно отдохнуть: уже выросли дети и вот-вот появятся внуки.
Однако, всё, что попадало в руки родителей, – квартира, машина, дача, нуждалось в дальнейшей и последовательной «заботе»: в квартире нужно было делать ремонт, ставить новые окна, покупать мебель, машина нуждалась в ремонте, про дачу и вообще можно было не говорить. Каждая поездка на дачу «отдохнуть» оборачивалась трудами на маленьком, в шесть соток, огороде, работах по облагораживанию, озеленению, оформлению, окрашиванию… и лишь под вечер, вместе с радостью от «сделанного» приходили боли в пояснице, ногах и чувство невероятной усталости.
Роман в молодости не одобрял такого рвения родителей к труду.
Он думал, раз уже есть почти всё, можно было бы и отдохнуть, расслабиться. Однако, с годами, когда несложная работа в офисе стала приносить неплохие заработки, появилось желание… добавить. То есть, взять дополнительную работу за дополнительный заработок. Затем появились возможности что-то «прокрутить» и получить ещё один вид дополнительного дохода. Потом ещё. И ещё… И уже к тридцати годам, Роману тоже хотелось много работать, только это было немного другое чувство, нежели у родителей: тогда вся страна воспевала труд, как средство для счастливой жизни, а здесь же труд сразу и с точностью до рубля измерялся в купюрах и тем, что на них можно было купить. А список желаний был во много раз больше, чем ещё тридцать-сорок лет назад. У Романа к этому времени было уже почти всё: и квартира, доставшаяся от родителей и машина, которая постоянно торчала в ремонте, и работа. Жена часто по телефону «пилила» его за отсутствие свободного времени и поздние совещания в отделе: «Ты пропадаешь на работе, совсем пропадаешь… сколько же можно работать, Ром?». А он отвечал, переходя на новый уровень в компьютерной игре: «Лен, вот сейчас закончим с макетами и сразу домой».
Лена терпела. Дома, часто, она продолжала разговоры о поздних возвращениях из офиса, но Роман отшучивался:
– Да, ладно, я и так работаю немного. Вон сосед наш, Ваня, тот вообще домой под утро приходит и ничего.
– Ну, сравнил! Ваня работает в Госдуме, поэтому ему можно возвращаться так поздно. А ты… – шутила она.
– А что я? Что я? Ваня ворует вагонами! Ва-го-на-ми! Да все воруют, все. Вся страна ворует! И что? – размышлял он вслух, потом вдруг забыв, с чего начинал, продолжал: – И я тоже хочу жить хорошо!
И всё-таки, спустя семь месяцев терпения, Лена не выдержала рабочего графика Романа, его пьяных «залётов», весёлых «совещаний», ночных «корпоративов» и других особенностей руководителя отдела рекламы крупного алкогольного комбината.
Она переехала жить к маме.
8.
Лето выдалось жарким. Одна за одной командировки вынимали все силы и требовали ещё. В каждом городе, куда приезжал Рома со своей командой, он организовывал рекламную компанию и подготовку к боям на центральных рингах города. Сотни рекламных баннеров, развешенных по городу, тысячи крупных и мелких афиш, радио и телевизионные ролики – вся эта огромная мощная машина пропаганды работала на «Битву». Сам коктейль уже вошёл в «топы» продаж, обогнав некоторые сорта российского и импортного пива и стремился в лидеры.
Вместе со слабоалкогольным коктейлем в магазинах продавался и безалкогольный напиток, пошли в ход конфеты и жвачка, сувенирная продукция, запустились промо-акции и клубы фанатов – реклама работала на всю мощь своего федерального бюджета. В том городе, куда на этот раз приехал Роман, бои были организованы прямо под открытым небом, на центральной площади, – там были выстроены трибуны, подвешен огромный экран для трансляций и завезено звуковое оборудование.
Город жил ожиданием настоящей битвы.
Вечером Роман вышел прогуляться из гостиницы до площади, чтобы посмотреть на окончание подготовки к событию, осмотреть лично и убедиться, что почти всё готово к завтрашнему событию. На улице было немного прохладно, днём прошел дождь, и теперь вечерняя прохлада обволакивала прохожих тёплой сыростью.
Роман дошёл до площади, постоял около арены, приблизительно прикидывая сколько человек могут вместить трибуны, расположенные вокруг. Затем спустился к огромному постаменту около ринга – он был выполнен в форме логотипа «Битвы», высотой около десяти метров. Посмотрев на него издалека, Рома остался доволен и подошел ближе. Подойдя вплотную, он поднял голову, и неприятный холодок пробежал по его спине. Вблизи логотип был огромен и страшен. Он представлял из себя сплетение крупных и мелких арматурных труб, на которые было натянуто полотно баннера. После дождя с труб капала дождевая вода и, казалось, изнутри баннер был похож на огромный, неведомый самогонный аппарат – везде торчали какие-то трубки, металлические стержни и откуда-то всё время капала тёмная, мутная жидкость.
От осмысления увиденного Рома ещё раз поморщился, съёжился, и, запахнув легкую курточку, пошел дальше.
На площади уже закончили работы, и лишь усталые охранники несли свою вахту. Роман с нескрываемым любопытством поинтересовался у одного из них завтрашним мероприятием, и охранник в самых восторженных выражениях описал ему завтрашнюю битву так, что Рома пожалел, что не взял с собой диктофон – каждое слово этого парня можно было бы использовать в рекламной статье.
Затем он свернул с площади на незнакомую улицу, приятно освещенную жёлто-лунными фонарями, прошёл по ней до следующего квартала, купил в палатке бутылочку своего любимого пива (традиция!) и сделал несколько глотков. По его прикидкам, свернув в переулок, он мог срезать пройденный квартал и быстрее вернуться в гостиницу. Запивая приятные минуты вечерней прогулки, он смело шагнул в переулок, который был менее освещён, чем улица, прилегающая к площади.
Пройдя несколько метров и привыкая глазами к мутному свету единственного фонаря, он заметил на другой стороне тротуара небольшую группу молодых ребят. Те что-то громко обсуждали и весело смеялись.
Внезапно смех и разговоры смолкли.
Роман почувствовал почти неслышные шаги у себя за спиной. Дальше всё произошло очень быстро.
Его окликнули, он не отозвался, лишь ускорив шаг, его окликнули уже громче, он повернул голову и увидел лишь тёмные силуэты, догонявшие его. Роман понял, что лучше разобраться по-человечески и остановился.
