"Так он о Ленке?" -- Дикость происходящего дошла до Орлова не сразу. Зато потом Григория скрутил такой хохот, что лакеи едва удержали его у стены, иначе он бы рухнул на пол.
-- Так ты был с ней? - Озадаченно спросил Шувалов.
У адъютанта началась истерика.
-- Да, да, да! - Он хохотал, захлебываясь и выплевывая кровь на пол.
Признание, сделанное вдруг с такой легкостью, еще больше разозлило Петра Ивановича.
-- Шельмец! - Шувалов выпростал из кружевного манжета руку и несколько раз ударил Григория по щеке, чтобы привести в чувства. Неблагодарное отродье! Я вытащил тебя из дерьма. Отмыл, одел, дал жалование! А ты... А ты измазался об эту гулящую бабенку!
"Кого он к кому ревнует?" - мелькнуло в голове у Орлова.
Граф задержал ладонь на его взмокших волосах и вдруг, резко сцепив пальцы, дернул голову адъютанта наверх, глядя в красивое, перекошенное от боли лицо.
-- Что же ты наделал, Григорий? - Почти мягко произнес он. - Я хотел быть твоим другом, покровителем, помогать тебе продвигаться наверх, следить за твоими успехами...
Орлов был готов поклясться, что начальник сейчас зарыдает.
-- Если ты поклянешься мне оставить графиню Елену, забыть ее. Шувалов шмыгнул губчатым носом, -- вести себя примерно, благодарно, с почтением, -- он снова заглянул в лицо Григорию, и на этот раз взгляд его сонных глазок был почти просительным, -- я забуду все, -- граф вытянул из кармана чудовищных размеров платок и шумно высморкался, -- мы немедленно поедем домой...
"А хер тебе", -- подумал Григорий.
-- Если же нет, -- продолжал граф, задетый молчанием узника. - На тебя наложат оковы, и ты неделю проведешь здесь на одной воде без хлеба. Потом тебя отправят в Пруссию, в действующую армию.
-- Да хоть в Африку, -- взорвался Гришан, -- только бы подальше от твоих лап!
Граф сделал лакеям знак, и они оттащив наглеца от начальника, качнули и со всей силы ударили его об стену.
--Хам, отродье хамово, - констатировал Петр Иванович, выходя.
Григорий ненадолго потерял сознание, а когда пришел в себя, услышал стук молотка по железу возле своих ног. Руки уже были скованы. Один из лакеев подтянул цепь, шедшую от наручников, перекинул ее за чугунный крюк, торчавший в потолке, и стал медленно подтягивать узника так, чтоб его тело повисло в воздухе. Из-за низких сводов камеры поза была особенно неудобной. Руки завернуты за спину и вздернуты вверх, спина сильно согнута, ноги не касаются пола.
-- Э-э, мужики, -- окликнул их Орлов. - А если я помочиться захочу?
-- Ссы в штаны, - процедил один из лакеев и, отряхнув ладони, сделал товарищу знак выходить.
Но второй, видимо, помягче, скривил рожу в ободряющей ухмылке.
-- Потерпи, братец, -- шепнул он Григорию. - Больше трех дней тебя граф здесь держать не станет. Дело не законное. Я сам слыхал, как он в карете жаловался.
-- Идем, идем, - поторопил его приятель. - Не распуская язык. Не ровен час сам здесь окажешься.
Григорий опустил припухшие веки, и красная муть медленно поплыла у него перед глазами.
-- Вы так легко изъясняетесь по-немецки и торчите здесь? - Новый шеф конногвардейского полка принц Георг Голштинский с негодованием воззрился на каптенармуса. - А я двух слов понять не могу из докладов ваших невежественных офицеров! Идете за мной, мальчик. Надеюсь, вы из хорошей семьи? Мне запрещено брать в адъютанты мещан.
Потемкин заверил, что он дворянин и упомянул об университете.
-- Manifik! Manifik! Не знаю уж какие тут у вас университеты, -голштинец презрительно скривился, -- но вас явно учили не баварцы!
Через день было подписано новое назначение.
А еще через день Георг отправил молодого адъютанта к графу Петру Шувалову с докладом о состоянии зимнего обмундирования полка. Надвигались холода, и кому как не бывшему каптенармусу знать, что конногвардейцы лишь на треть укомплектованы теплыми перчатками, а о сапогах на меху забыли с начала войны. Лошади болеют из-за недостатка фуража, сбруя раздрызгана, попон нет.
Граф Петр Иванович на правах откупа занимался военными поставками, но поскольку сейчас почти все отправлялось в действующую армию, глупо было рассчитывать, что расквартированным в столице полкам что-то перепадет. Живы? Не под пулями? И ладно.
В приемной Шувалова было тесно от докладчиков и просителей, ожидавших аудиенции. Молодой секретарь отобрал у Грица бумаги и приобщил их к огромной папке таких же сведений по другим полкам. Потемкин, конечно, не надеялся, что его допустят передать доклад лично графу. Да и не слишком этого хотел. О Шувалове ходили странные слухи, подтверждением которых отчасти служили вальяжные молодые секретари - все как на подбор смазливые, чуть расслабленные юноши, с девичьей грацией сновавшие между столами. Орлов в свое время тоже намекал, что с его начальником дело не чисто.
Пока Потемкин терся у конторок, заляпанных чернилами, и мыкался в поисках того из служащих, который даст ему для принца Георга письменное заверение канцелярии, что доклад получен, он краем уха услышал имя Гришана, проскользнувшее в чьем-то обрывочном разговоре. Вчера Иван пожаловался ему, что брата уже третьи сутки с фонарями ищут.
-- Эй, там, из Конногвардейского! - Тощий, как щепка, правитель канцелярии махнул рукой, -- Подойдите к аудиенц-камере. Сейчас будет выход генерал-адъютанта Яковлева, ему и доложитесь.
В первый момент Гриц растерялся, сжатый со всех сторон боками и спинами чиновников, ожидавших выхода графского любимца. Наконец, через четверть часа двери распахнулись, и в зал выбежала мартышка, громыхая золотыми бубенчиками на дурацком колпаке. Следом с важным видом шли лакеи, на ходу принимая чулки, шейные платки, мятые манжеты, сбрасываемые их господином. Это был худощавый молодой человек с розовым ото сна лицом и всклокоченными волосами, которые волнами падали на широчайший (явно с графского плеча) шлафрок, подбитый беличьим мехом. Из-под халата высовывалась мятая кружевная рубашка, на босых ногах шлепали алые атласные туфли.
В окружении тучных генералов, увешанных орденами и лентами, Яковлев выглядел комично. Потемкина позабавило то подобострастие, с каким весь зал, как один человек, восхищенно выдохнул при виде графского фаворита. Яковлев картинно встал, опершись спиной о резную конторку красного дерева, и принял из рук подбежавшего буфетчика чашку душистого кофе со сливками.
