© Лидия Рыбакова, 2017

© Интернациональный Союз писателей, 2017

Поэт, прозаик, состоит в Союзе писателей России, Союзе писателей-переводчиков, Международной Гильдии писателей, в правлении Московского отделения Интернационального Союза писателей.

Высшее техническое образование: факультет прикладной космонавтики МИИГАиК, позже дополнительно – Промышленная экология в РАПС. Затем – литературные курсы при МГО СП России. Также, по результатам российско-итальянского конкурса, слушатель школы Букеровских лауреатов в Милане (классы Е. Рейна и В. Ерофеева).

Лауреат российских и международных литературных конкурсов, в том числе гран-при Международного поэтического конкурса им. С. Есенина, лауреат конкурса МГО СП России «Лучшая книга года» в двух номинациях (2011), дважды лауреат международного многоуровневого конкурса им. Дюка де Ришелье (в номинации «Авторская книга» (2014 и 2015).

Награждена ведомственными медалями Министерства культуры РФ «100-летие А Т Твардовского» и «200-летие М.Ю. Лермонтова», международной медалью имени Адама Мицкевича, учреждённой Фестивалем славянской поэзии в Варшаве при поддержке Организации Объединенных Наций по вопросам образования, науки и культуры (ЮНЕСКО), орденом имени Сергея Есенина, медалью «За доблестный труд» и др.

Постоянный член жюри международного конкурса произведений о животных «Лохматый друг».

Стихи переведены на болгарский, немецкий, китайский и венгерский языки и издавались в этих странах. Также произведения издавались в Узбекистане и на Украине (на русском языке).

Замужем. Трое взрослых детей.

Живет в Подмосковье.

Вы когда-нибудь обнимались с деревьями? Я – да… Всякий раз, когда на душе скребут кошки, когда кажется, что всё летит в тартарары, и действительность окрашивается в серые тона, когда исчезает смысл и радость жизни, когда нарушается гармония и теряется связь с дорогими людьми – я иду в лес, к старой сосне на берегу озера. Я прижимаюсь всем телом к её до сих пор гладкому бронзовому стволу, обнимаю, закрываю глаза и… растворяюсь. Словно меня-отдельной больше нет – я лишь часть огромного мира, его живая клетка. Иногда связь со вселенной становится настолько сильной и ощутимой, что чувствуется вибрация, будто я – подсоединённый к антенне приёмник.

Я начинаю слышать голоса людей, видеть разные картины. Иногда словно бы открытки или фотографии, а порой – целые истории.

Некоторые из них и составляют эту книгу.

Один-один-один-один, – назойливо пел комар.

Я с трудом разлепила веки, потянулась и заулыбалась. Руки выглядели забавно: с правой стороны прозрачно-оранжевые, янтарные, а с левой сине-зелёные, словно смотришь из-под воды. Их марсианский вид радовал меня каждое утро.

Чудо объяснялось просто. Наше жилище – самодельное, из парашютного шёлка, который презентовал знакомый инструктор. Ткани было два куска. Мечта, а не ткань! Правда, разного цвета. Зато лёгкая, прочная, водонепроницаемая! Не то, что брезент стандартных советских палаток, которые можно получить на складе. Поэтому половинки экспедиционного обиталища отличались как день и ночь.

Мы заметили: кровососы, проникающие внутрь несмотря ни на какие ухищрения, прямо у входа разделялись. Комары – в красный угол, мошка – в синий. Как боксёры. Почему – бог весть! Зато каждый мог заранее узнать, кто будет кусать его ночью. От мошки и мокрецов наутро – саднящие синяки, от комаров – волдыри, которые невыносимо чешутся… выбирай на вкус! Мне, по московской привычке, комары казались роднее.

На потолке – театр теней. Как нарисованные декорации – нападавшие за ночь иглы и листья. Сетка паутины с упитанным владельцем посередине. Деловито спешащая по своим делам оса. Поглаживающий длиннющие усищи жук-дровосек. И тихо-тихо. А тишина не такая, как в городе. Живая. Плеск волн близкой реки. Шелест крон. Свист крыльев пролетающих утиных стай. Потрескивание нодьи – тунгусского костра из трёх огромных сухих стволов лиственницы…

Ребята ещё похрапывают. А мне пора вставать и готовить завтрак.

В нашей экспедиции моя роль – маленькая. Этакая таёжная травести с неполным средним образованием, лаборантка. Могу температуру воздуха и воды померить, рейку подержать, за хворостом сбегать, вещи упаковать-распаковать, анекдот рассказать или бутербродик соорудить. Дана в помощь важным и нужным людям, ценным членам коллектива. Пятеро мужчин. Две женщины. Три кандидата наук. Один проводник и рабочий. Один руководитель. Мы его зовём «начальник Чукотки», хотя вообще-то здесь Эвенкия. По совместительству он – мой отец, и я здесь только благодаря ему. Сколько насчитали? На самом деле, без меня – семеро. Счастливое число!

Потихоньку, стараясь никого не разбудить, я выбралась из спальника и отстегнула клапан входа. Сунула руку под дно палатки, в колкий лапник – ага, вот они, любимые кроссовочки, краса и гордость кимрской обувной индустрии! Из натуральной кожи, выкрашенной в небесно-голубой цвет, и даже с тремя полосочками сбоку, как у адидасовских. Правда, не новые. Это, мягко говоря. На сгибах задубевшая кожа потрескалась до дыр, так что видны ярко-красные шерстяные носки – мамино изделие из тёплой колючей ковровой шерсти, приобретённой по случаю. Зато кроссовки! Это вам не кеды, которые купить легко и просто. Это – знак. Как контрамарка в Большой, китайский термос или потёртые джинсы.

Впрочем, любоваться некогда. Воду – в котелок, котелок – на палку, палку – на рогульки. Закипай, голубушка! Открыть тушёнку, достать рис – минутное дело. А пока вода греется, надо подумать о десерте. Соберу-ка черники, её здесь полно. Да такая крупная, виноград виноградом, у нас в Подмосковье мельче вдвое, если не втрое! Правда, придётся отойти от лагеря, что строго запрещено. Ну, сто пятьдесят метров – не расстояние, пятнадцать минут – не срок. И начальство сладко спит, ничего не видит, ничего не знает. А проснётся, поест, черничкой закусит, – помилует, небось.

Натянула беретку, чтобы насекомая мелкота в волосы не лезла, взяла большую эмалированную миску и двинулась по пружинящему белёсому ягелю в сторону россыпей сизо-фиолетового счастья.

Каждый, кто хоть однажды собирал ягоды, хорошо знает о неравномерности движения времени. Вначале, очень быстро, плодики покрывают дно сосуда и образуют слой толщиной в два-три сантиметра. Потом их уровень замирает, процесс тянется и тянется, и конца этому нет. Словно становишься героем в фильме с замедленной съёмкой. А в какой-то момент вдруг – рраз! И они уже горкой возвышаются над краем.

Я пребывала во второй, самой занудной, стадии действа. Механически работала руками, а сама глазела по сторонам.

Тайга… Раньше, услышав это слово, я представляла себе густой дремучий лес. Берендеево царство. Сумрак, стволы как колонны, груды бурелома, ведьмины кольца густо пахнущих поганок и хруст валежника под чьими-то крадущимися шагами… Здесь не было ничего подобного. Высоченные деревья – в основном, стройные лиственницы и горделивые длиннохвойные кедры, усыпанные тяжёлыми шишками, – стояли далеко друг от друга. Под ними, насколько хватало взгляда, расстилался ровный упругий ковёр из ягеля. Местами на нём – зелёно-синими пятнами – темнел черничник. Ярко-оранжевый бок палатки сиял китайским фонариком из-за пышной купины незнакомого мне кустарника с жёсткими округлыми листьями, что росла метрах в двадцати. Листва – в осенней ржавчине. Август! Дул лёгкий ветерок, равномерно-седое небо обещало прохладный день. Так светло и спокойно. Странно даже подумать, что ближайшее селение – примерно в трёх сотнях километров, до того всё кругом было мирным и по-домашнему тихим.