- Елена, - притворно бодрым, обычным тоном заговорил он, - ты чего народ пугаешь? До меня уже дошли слухи, что ты присмерти.

- А Вы и поверили? - она тоже пыталась шутить. - Поспешили прочитать "отходную" молитву, - пошутить не вышло, юмор получался черный, саркастический.

Он даже на мгновение растерялся

- О-о! Как тебя скрутило! Как тут все запущено! Ну-ка! Пойдем на воздух.

"Зрители" были в восторге! После сцены с машиной, Вильдам не давал им больше повода для сплетен, а вот сегодня, всего несколько слов добавили свежую струю в этот грязный поток. Вильдам старался беречь репутацию Елены, но сейчас ее здоровье, и физическое, и душевное его беспокоило больше. Он вывел ее во двор, увел в беседку.

- Что с тобой, девочка? Что с тобой, маленькая? - он обнял ее за плечи.

Она отстранилась, посмотрела ему в глаза тяжелым взглядом.

- Как я тебе нравлюсь?

- Ты нравишься мне в любом виде.

Она вздохнула и опустила взгляд.

- Не получилось.

- Что не получилось?

- Думала, по наивности, что, увидев меня такой, ты меня разлюбишь.

В первый момент ему хотелось засмеяться, но ее слова несли очень серьезный смысл.

- Так ты хочешь, чтоб я разлюбил тебя?

- Да. Я так больше не могу. Нельзя любить двоих мужчин.

- А ты... любишь меня? - осторожно, будто боясь расплескать драгоценные капли надежды, спросил он.

- Не знаю. Я все больше думаю о тебе, - призналась Елена. И тут ее прорвало: - Зачем ты признался?! Я понимаю, тебе легче стало. Ты переложил груз решения на мои плечи. Но мне каково? Неужели тебе меня не жалко?!

Он попытался снова ее обнять, но она вырвалась, встала.

- Почему я должна врать Андрею, Надежде, всем?! Я не хочу врать! Я люблю его! Мне дорого хорошее отношение его матери. Они не заслуживают этой лжи. А я? Чем я заслужила эти муки?!

Вильдам сидел, зажав руками голову и глядя в пол.

- Как мне теперь жить? Я не знаю! Да пойми же, ты!

Она схватила его голову, подняла лицо, заглянула в полные тоски глаза.

- Я без тебя уже не могу! Если ты навсегда уйдешь из моей жизни, я никогда себе не прощу, что причинила тебе боль. Ты тоже этого не заслуживаешь, - уже тише сказала она, не отводя взгляда от его глаз. - Ты дорог мне. Я... кажется... тебя тоже... люблю...

Елена прижала его голову к своему животу, а он обхватил ее руками, крепко прижал к себе. Она продолжала совсем тихо:

- Только немного по-другому. Мне кажется, что с тобой спокойнее. А может, я просто плохо тебя знаю. Может, ты тоже страшный ревнивец и будешь изводить меня подозрениями.

- Не буду, - отозвался Вильдам, нежно целуя ее живот.

- Все вы так говорите вначале, а потом издеваетесь, оскорбляете, деретесь.

- Он что, оскорбляет, бьет тебя? - Вильдам поднял на нее полные негодования глаза.

- Нет, нет. Что ты. Он никогда не говорил и не скажет грубого слова, а уж поднять руку на женщину... нет-нет. Но он ревнует из боязни потерять меня, скрывает, борется, но я же вижу и стараюсь исключить любые поводы к ревности. А вот главный повод, - она многозначительно посмотрела ему в глаза, - исключить не могу. За что мне все это?

Она запрокинула голову, чтоб слезы, навернувшиеся на глаза, не покатились по щекам. Вильдам встал, обнял ее.

- Я не уйду из твоей жизни никогда, во всяком случае, пока тебе нужен. Но и мучить тебя своей любовью не буду. Ты права, я - старый дурак, не подумавши, спихнул на тебя такой груз. Прости меня! Ты можешь относиться ко мне по-прежнему, как к другу?

- А я и не переставала. Если бы ты не был моим другом, а каким-нибудь посторонним человеком, я бы не пустила тебя в свое сердце. Никогда. Но у друзей ведь тоже есть свое место в сердце друга, только на другой полочке, нежели любимый человек. А ты ухитрился расположиться и там, и там.

- Это что? Меня так много, что на одной полке не помещаюсь, или я вишу там враскоряку.

Елена улыбнулась, представив эту картину. А он был несказанно рад, что развеселил ее, значит, она начала успокаиваться.

- Тебя ужасно много. Но не воображай, Андрея ты не вытеснишь. Он занимает слишком большую площадь на полке любви.

- Больше, чем я?

- Только не обижайся. Больше, - и она снова готова была расплакаться.

Он опять прижал ее к себе, погладил по голове.

- Я не обижаюсь. Сам виноват, надо было перебираться, пока место было свободно. Упустил момент.

В это время в беседку вошла Татьяна и остановилась, как вкопанная.

- Вы...что?..

Вильдам удержал рванувшуюся было от него Елену, спокойно ответил Татьяне:

- Вот, выполняю твою работу: успокаиваю твою подругу.

- А что с ней?

- Не знаю, но она была в страшной депрессии.

- В чем?

- Упадок сил, плохой аппетит, скверное настроение.

- Ну, конечно, я же сколько раз ей говорила: хватит гробить себя работой. И здесь головы не поднимает, и домой берет, и к экзаменам готовится. Совсем не отдыхает. Скажите хоть Вы ей, Вильдам Хабибович.

- Вот я и говорю, больше ни одного чертежа домой, только полноценное горячее питание, учеба не больше двух часов в день. Прогулки, кино, театры каждый день. В выходные только отдых.

- Ага...щас...

- Что значит "щас", - строго заглянул Вильдам ей в лицо. - Чертежей домой ты больше не получишь - это я гарантирую.

- Да я от безделья совсем загнусь.

- А для этого и нужны прогулки, кино, развлечения. Это уж ты позаботься, - обратился он к Татьяне. - Надо спасать невесту, а то она до свадьбы не дотянет. Я еще и жениху нагоняй дам. Обещал заботиться, а сам только мучает.

- Мы обязательно что-нибудь придумаем, - уверила Таня и вдруг ударила себя ладонью по лбу. - Вот дура! Тебе же сейчас будут звонить в приемную по международному из Румынии! Меня послали тебя найти. Беги скорее!

- Надежда, - выдохнули хором Елена и Вильдам, и Елена рванулась из беседки.

- Какая Надежда? - спросила Таня.

- Надежда - мой компас земной,

А удача - награда за смелость... Знаешь такую песню?

Вильдам приобнял Татьяну за плечи и тоже направился к выходу.

- Так я - серьезно, надо о Елене позаботиться. Совсем девчонка сдала, нервы "ни к черту".

- Я готова, но только на неделе я в институте. Вот думаю, кого бы организовать.

- Подумай, подумай. Я тоже подумаю.

Они встретились с Еленой у дверей ее отдела.

- Только-только успела. Надежда звонила. Она задерживается, будет в Ташкенте только восьмого в шестнадцать-ноль-ноль по Москве.

- А сегодня...

- Седьмое, - подсказала Татьяна.

- Значит, завтра...

Вильдам помолчал.

- Ну, спасибо, Елена. Иди, работай, а то тебя, наверно, потеряли. Вас проводить до Вашего отдела, мадемуазель, - обратился он к Татьяне, уводя ее от Елены, чтоб не мучила ее расспросами.

Как только Елена успокоилась, ее начал одолевать сон: глаза слипались, голова не соображала. Она даже не заметила, что за полчаса до обеда в кабинет заглянул Вильдам, расстроено посмотрел на нее и ушел. Перед самым обедом к ней подошла Соня.

- Леночка, ты себя плохо чувствуешь?

- Да, что-то не здоровится.

- Иди домой, ты заработала за это время себе не один день отдыха. И завтра не приходи, отдохни, как следует, - добавила она в полголоса, чтоб не слышали чужие любопытные уши.

- Спасибо, Сонечка.

- Это тебе спасибо. Ты всегда меня выручаешь. Почему бы мне не выручить тебя.

- Так, мне на завтра не писать заявление?

- А зачем? Ты же сдельщица. Иди, иди, отдыхай.

На улице ее ждал Вильдам.

- Поехали, я отвезу тебя.

- Ага, - у нее уже не говорилось.

- Отоспись. Ночь, наверняка, не спала?

- Не спала.

- Оно и видно. Завтра в восемь я за тобой заеду. Будь, как огурчик.

- Только соленый, - попыталась она пошутить.

- Я тебе покажу, соленый. Свеженькая быть должна.