Османик прикоснулся щупальцами к полосатой корзиночке с малюсенькими голубыми и зеленоватыми цветочками. Но цветочки куда-то исчезли. Махровая астрочка, в красивой низенькой плетенке моментально скрылась, как только Оська хотел ее сорвать. Это была актиния, животное моря. Из-под актинии вдруг высунулась крепкая клешня рака-отшельника и больно ущипнула Оську.

— Ой! — охнул Оська, — как батя, щиплется. — Эй, ты! — Оська погрозил раку-отшельнику кулачком.

Из зеленых водорослей неожиданно на осьминожек выскочил Диадон — рыба-еж. Испугавшись, Диадон стал раздуваться до размера большого школьного глобуса. Из него торчали твердые иглы, а куцый короткий хвостовой плавник был таким смешным, что Оська расхохотался.

— Не смешно! — буркнул перепуганный Диадон и выпустил из себя воду.

Повсюду ползали ярко-красные морские звезды, синие ежи, моллюски с тяжелыми раковинами, скрученными как рог. Из рога торчала плотная розовая нога. Такой толстоногий моллюск прополз мимо краба шириной с лопату. Всюду плавали разноцветные рыбки, узкие, как стрелки, или круглые, квадратные. И все говорили на своем языке.

— В безмолвном царстве, — сказал Оська, — шумят, как у нас в школе на большой перемене.

— Действительно, — поддакнул Османик, — жуют, плавниками шуршат, разговаривают.

— Слышишь, пищат? А вот кто-то ухает и стонет! А сейчас чем-то шелестят. Затрещал барабан? — удивился Оська. — А во, улюлюкают! Теперь в бубен бьют. А это что? Никак пожарная машина завывает? Как у двуногих на катере. Ну и тишина! Вот это я понимаю, царство! И никто не ругает. Пой и кричи, сколько тебе хочется.

Оська закружился на месте, от избытка чувств меняя окраску. Он то бледнел, то краснел, то переливался разноцветными волнами.

— И я так хочу! — крикнул Османик. Его выпуклые глаза позеленели, щупальца раскраснелись, выделывая в воде невероятные фигуры.

В этот момент над осьминожками нависла тень. Осьминожки перепугались и от испуга стали бледнеть. Над ними кругами ходила акула. Свирепая акула открыла рот, показывая ряды острых треугольных зубов. Осьминожки пулей, благо у них был в теле такой аппарат-трубка и воронка, через которую с силой выталкивается вода, влетели в узкую расщелину. За ними огромной тенью метнулась акула.

— Ушли, — не то прозвенело, не то на самом деле прошамкала акула, лязгнув страшными челюстями.

Приятели сидели в узкой высокой щели, присосавшись щупальцами к стенам. Никакая, казалось, сила не смогла бы вырвать их из убежища. Наконец, осмелев, Оська выглянул из укрытия.

— Никого.

Но в это же самое время из-за угла подводной скалы выплыла остроносая акула.

— Вот это я понимаю! — воскликнул Оська, отпрянув назад.

— Что ты понимаешь? Я тоже хочу, — заявил Османик.

— Высуни, высуни щупальца! — сказал Оська. — Она тебя причешет!

— Кто она? — Османик выставил один глаз. Акула проплыла мимо. За ней вереницей тащились новорожденные акулята.

— Оська, давай одного поймаем? Гляди, какой маленький!

Оська выставил из укрытия пару глаз.

— Ой, какой! — засмеялся Оська. — Кроха! На королевских весах бы взвесить!

— Э! — сказал Османик. — Двух граммов не будет.

Оська протянул к акуленку щупальце. Акуленок мгновенно вцепился и отхватил кусочек.

— Ой! А-а-а! — взвыл Оська. — Маленький, а колючий! Кыш, пошел! Хищник несчастный.

Возле грота росла длинная водоросль. Оська оторвал две узеньких дольки от листа и перевязал ранку.

— Живо заживет! — наставительно сказал Оська. Помолчав, добавил: — Это тебе не осьминожье королевство, а царство акул. Османдр, а не повернуть ли нам назад?

— Струсил? — усмехнулся Османик.

— Не струсил, а так себе. Для чего нам нужна эта Мурена? И в школе отстанем. Родители отдерут.

— А зачем тогда чернила тащили? Зачем, скажи?

— Чернила? Ладно, — согласился Оська, — не пропадать же чернилам. Пошли-поплыли.

Осьминожки, словно крошечные торпедки, устремились вперед. Дно моря пошло резко вниз. Глубина нарастала. Цвета менялись, делались зеленовато-фиолетовыми. Оранжево-красная морская звезда на такой глубине ползала как белое привидение, потеряв яркость и красоту.

— Что это с ней? — недоумевал Османик.

— Значит, здесь глубоко! Учитель говорил, что на глубине двух с половиной — трех метров красные и оранжевые лучи поглощает вода. Потому-то все здесь такое некрасивое.

Осьминожки продолжали путь. Вдруг из темноты стало вырисовываться что-то огромное, черное, обросшее лохматыми водорослями.

— Замок зла? — в испуге прошептал Османик, останавливаясь.

— Проверим! — шепотом ответил Оська. — Похоже, что это затонувшее судно. Согласно карте, мы в центре царства злой царицы Мурены.

Кругом делалось все темнее и темнее. Фиолетовые краски сгущались.

— Как противно в этом царстве, — пробурчал Оська, ощупывая стенки затонувшего корабля. Зоркие Оськины глаза стали большими и круглыми, как у совы. Упругими щупальцами он обшарил наружные стенки и, цепляясь за обшивку судна, полез вверх.

— Осман, давай ползи! — махнул Оська щупальцем.

— Османик, пугливо озираясь по сторонам, поплыл к краю палубы.

— Что это? Светомузыка?

— Какая еще светомузыка, что-то светится и вроде жужжит.

— Может быть, морские звезды? — снова высказался Османик.

— Они так ярко светиться не умеют. Да и глубина, — возразил Оська. — И при чем тут жужжание?

Свет исходил из каюты. Осьминожки, стараясь ничем себя не выдавать, заглянули в круглое окно. Две большие плоские рыбины играли в домино, освещая каюту непонятными вспышками.

— Как я сразу не догадался, — сказал Оська, — это же скаты! Электрические! Видишь, световыми батарейками фыркают.

— Наверно, ток электрический гонят! — предположил Османик. — А что такое электрический ток? Слышал, а не знаю.

— Эх ты, темнота королевская беспросветная! Электрический ток — это энергия, свет, это — сила. А у скатов только световые батарейки — органы свечения. Вот они ими и фыркают, а брызгальца у них такие — дают звук.

— И откуда ты все знаешь? — удивился Османик.

— В школе проходили. Надо было на уроке Осьминыча слушать! Вот это Осьминог! Все знает. Не то что твой батя король, только и делает, что па троне качается да раковины лущит.

— Но-но! — протянул Османик.

— Ты лучше смотри да запоминай, а не возражай. Видишь? — Оська показал в угол каюты.

— Вижу. Светлый ящик.

— Сам ты — светлейший ящик! Там детки скатов! Тоже потихоньку шумят. Ну ладно, пошли отсюда, пока не укололи разрядом.

— Как? — не понял Османик.

— Как, как! Как положено электрическим скатам.

Османик заглянул в окно другой каюты, где что-то постукивало и побрякивало. Там резвились морские угри. Вертлявые угри, изгибаясь, скручивались в кольца, вытанцовывали такое, что Османик замер, а потом стал пытаться повторять их движения своими короткими щупальцами.

— Пошли, — дернул его Оська, заглянув в окно. — Хотел на Мурену посмотреть, а сам на этих кривляк загляделся!

Проходя мимо круглого иллюминатора, они увидели сидящего в каюте Лангуста. Глаза-рожки, не мигая, смотрели в темный угол. Тело Лангуста было неподвижным, а пять пар ног непрерывно шевелились. Два длинных уса-антенны были выведены из окна каюты наружу. Лангуст к чему-то прислушивался. При приближении осьминожек он вдруг сильно заволновался, стал крутить усами в разные стороны, будто настраивался на волну. Лежащая на мягкой водорослевой подстилке рыба-собака тихо заворчала. Осьминожки замерли. Лангуст и собака успокоились. Приятели на цыпочках покинули пристанище рыб и спустились на дно, поросшее темными водорослями. На их фоне осьминожки стали похожи на плавающие в воде лохматые кустики.

Рядом с килем корабля они увидели большой высокий аквариум. Аквариум походил на высокое здание, сплетенное из металлических прутьев. В нем медленно двигались разные рыбы.

— Наверно, заповедник, — выговорил Оська.

— А в море разве бывают заповедники? — удивился Османик.