– Это что, рождественская ёлка? – спросила мама.

Папа сказал, что это была рождественская ёлка, но у самой ёлочной ярмарки машина попала в аварию, и ему пришлось ехать на автобусе, а это оказалось очень неудобно, потому что в автобусе было полно мужчин с ёлками, и кондуктор рассердился: он сказал, что ему не платят за езду в лесу, все тыкают ветками ему в глаза, и папа тоже рассердился, и в конце концов ему пришлось идти пешком, а в толкучке ёлка немного пострадала, но за игрушками ничего видно не будет, вот увидите, и всё равно ёлка будет красивой.

– Пошли, Николя, – сказал папа, – поможешь мне украсить ёлку.

Я очень обрадовался, потому что украшать ёлку – это весело, мне понравилось год назад, когда я был маленьким. Мы пошли в подвал, взяли коробку со всякими стеклянными шарами, гирляндами и лампочками, а потом принялись за работу. Папа поставил ёлку в столовой и начал вешать те стеклянные шары, которые остались целыми после того, как он на лестнице уронил коробку. После стеклянных шаров папа стал прилаживать на ветках маленькие разноцветные лампочки, и на это ушла куча времени, потому что провода немного перепутались. Папа сидел на полу, вытягивал провод и говорил разные слова тихонько, чтобы я не слышал, но я знаю – это были плохие слова, вроде тех, которые мы на переменах говорим друг другу громко. Когда лампочки были развешаны, папа сказал мне:

– Вот увидишь, как будет красиво!

Он воткнул вилку в розетку, и полетели классные искры, но папа точно имел в виду не это, потому что лампочки не зажглись, а сам он немного обжёг пальцы и сказал плохое слово, которое я не знаю. Но папа у меня молодец, он исправил всё, что не работало, и после того, как он два раза поменял пробки в подвале, потому что в доме не было света, лампочки загорелись, и это правда было красиво, особенно когда мы повесили гирлянды.

Мама пришла посмотреть и сказала, что всё хорошо, но теперь надо раздвинуть стол в столовой, чтобы за ним поместились гости. Папа задумался, потому что одному стол не раздвинуть. Я вызвался помочь папе, но он сказал, что я ещё маленький, слишком криворукий и могу только всё портить.

– Нечего делать, – сказал папа, – придётся идти к этому зануде Бледуру.

Папа открыл дверь и столкнулся с месье Бледуром, который собирался позвонить.

– А ты что тут делаешь? – спросил папа.

– Пришёл тебе помочь, – ответил месье Бледур, – ясно же, что ты один не управишься.

– С чего бы это? – спросил папа. – На что ты мне сдался, чудик? Топай в свою берлогу, увидимся вечером.

– Но папа, – сказал я, – ты же собирался к месье Бледуру, чтобы он помог разобрать стол.

Тут папа был не прав, я его очень люблю, но тут он был не прав. Он сказал, чтобы я не лез в то, что меня не касается, и что ему никто не нужен. Месье Бледур очень смеялся, и, кажется, папе это не понравилось, а мама крикнула из кухни:

– Ну как, ты пойдёшь за месье Бледуром, чтобы он помог со столом?

Никогда я не видел, чтобы кто-нибудь так смеялся, как месье Бледур, от этого я сам засмеялся, и только папа не смеялся.

– Ладно, ладно, – сказал он, – чем корчить клоуна, лучше бы помог мне с этим столом.

Стол у нас круглый. Чтобы его раздвинуть, надо тянуть за каждую сторону, и он разделяется надвое, а в пустоту кладут доски, которые мама называет вставками. Этот стол очень трудно раздвигать, он всё время застревает. Папа встал с одной стороны, месье Бледур – с другой; он всё ещё смеялся.

– Кончай заливаться, – сказал папа, – и когда я скажу, тяни.

Потом папа крикнул: «Давай!» – и стол сразу раздвинулся. Бац! Папа упал на ёлку, а месье Бледур – на ковёр; он не переставал смеяться. Мама прибежала и сказала, что забыла предупредить – она смазала направляющие стола.

Мы подняли папу, который сидел на ёлке, весь в гирляндах и со стеклянными шарами на голове; жалко только, что лампочки погасли.

– Ну просто большой подарок, – сказал месье Бледур и закашлялся, потому что подавился от смеха.

Папа встал страшно сердитый и сказал месье Бледуру:

– Ах, вот как?

И месье Бледур ответил:

– Ага.

И они стали друг друга пихать в бок, пока мама не крикнула:

– Прекратите!

В общем, было весело.

Ёлку поправили быстро, потому что стеклянных шаров осталось не слишком много; дольше всего искали новые пробки, чтобы лампочки снова зажглись: в доме ничего больше не было.

Потом папа принялся украшать столовую гирляндами и ветками остролиста – они колючие, но красивые.

– Ты мне больше не нужен, – сказал папа месье Бледуру.

Но месье Бледур очень заботливый, и он решил остаться.

Папа залез на стремянку, чтобы вбить под потолком маленькие гвоздики и повесить гирлянды.

– Осторожно, – сказал месье Бледур, – перегородки из гипсокартона, будут дырки.

Но папа ответил, что знает свой дом и не нуждается в советах. Я-то видел, что папа не совсем уверен; он очень осторожно вбил первый гвоздь, и вышло отлично.

– Ха! – сказал папа. – Видал?

Он шарахнул молотком по второму гвоздю, и получилась огромная дыра, а на месье Бледура упало полно штукатурки, но он всё равно засмеялся, и я никогда ещё не видел его таким весёлым. Папа стал кричать, что сейчас он всех убьёт, и мама вышла спросить, в чём дело, а папа положил руку на дырку, которую он сделал в стене, и сказал, что всё отлично, он только просил, чтобы его оставили в покое. Я хотел маме всё объяснить, но папа сделал страшные глаза, и я понял, что лучше мне помолчать.

– Ладно, – сказала мама, – я возвращаюсь к себе на кухню, а ты можешь не закрывать стену рукой: штукатурка с той стороны тоже упала.

Когда мама вышла, папа попросил месье Бледура уйти, и месье Бледур сказал, что уйдёт, потому что так сильно смеяться вредно для его давления.

– А липкая бумага подойдёт, чтобы держать гирлянды? – спросил я, и папа очень обрадовался; он сказал, что это прекрасная идея и что сразу видно – я его сын.

Беда была в том, что липкая бумага плохо держала гирлянды, и всё упало. Папа слез со стремянки, сел, опустил голову на руки и ничего не говорил.

Увидев, что он отдыхает, я улучил момент и спросил, можно ли мне сегодня вечером остаться с гостями – в честь сочельника.

– Нет, – ответил папа.

Тогда я сказал, что это нечестно, что я очень несчастный и почему это я должен идти спать, а папа сказал, что если я не замолчу, то он меня отшлёпает, и я заплакал.

Мама прибежала с кухни и сказала, что при таком шуме она не сможет ничего приготовить на праздник, индейка подгорела и почему гирлянды ещё не висят? Папа стал кричать, что ему всё это нравится, что все сговорились свести его с ума, а я сказал, что если мне сегодня нельзя будет остаться с гостями, то я уйду из дома.

Мама взяла меня на руки и объяснила: если я не буду спать, Дед Мороз не сможет положить мне прекрасных подарков в носки. Я задумался и сказал – ладно, хорошо, я пойду спать. Мама поцеловала меня и, перед тем как уйти на кухню, сказала папе, что гости будут через два часа и ему стоит поторопиться.