Светлая сторона, от века противостоит Тёмной. И борьба вечная за жизни и души людские. Светлый Князь действует с помощью Больших и Малых Ангелов, а Тёмный призывает услуги Демонов. Измена и верность. Любовь и ненависть. Добро и зло. Способы и оружие. Спастись или пропасть. Каждый волен выбирать. Но выбор человек сделать должен, а помогают его сделать, и склоняют к выбору, разные по вектору силы.

И ещё два века служили Орде.

Но по времени, не отринули русского, веры своей Христианской Православной не бросили, и всё-таки, пришли к Руси Великой, и за неё встали, и вместе с ней, в борьбе с погаными захватчиками.

И я знал всё это, видел. Я шёл по крови, от старшего к младшим. И не было вопросов у меня, я видел и переживал жизни, был рядом с казаками на Куликовом поле, в Засадном полку, под командой воеводы князя Дмитрия, Боброк-Волынского, казака Днепровского. И мои деды-родственники преподносили Святую реликвию Икону Донской Богоматери, князю Московскому Дмитрию Донскому.

Семнадцатилетний Трошка Казак, придерживал коня, и пытаясь выглянуть из дубравы, рассмотреть, что там, что на поле, тянул шею, вставал на стремена, но ничего не мог увидеть. Эх, если б, выйти на опушку, на окраинку. Пора, не пора. Но не велено. Велено стоять и ждать. А оттуда неслись звуки битвы. Боевые крики, крики раненых и умирающих, удары оружия. И визг тугой тетивы, свист летящей стрелы. Шальные стрелы залетали и к ним, но к счастью, никого не задевали, падали на землю, не долетая до рядов воинов.

Сотня, в которой Трофим состоял, была первой на выходе. Именно этой конной сотне предстояло встретить врага, первой умирать и побеждать. С утра стояли. Ждали. Команды не было. Уже и солнце за полудень пошло, а приказа нет. Измаялись в ожидании. Рядом с парнем старший брат, временами, дремлет в седле. Устал считать мух и ждать. Но он взрослый. В его десятке младший брат. Десятником второй год. Службу знает, ходил в походы и набеги. Разорял татарские обзы и дрался с охраной баскаков. Прятался в лесу, потом ушёл в Рязань, там служил в дружине княжеской. А сотней командовал отец. Тот совсем ветеран. Он в Орде бывал, на Запад с Ордынцами ходил. Привозил подарки маленькому Трошке. И сейчас впереди своей сотни, вместе с ними, вместе со всеми ждёт приказа. А дома, в станице, мать с сестрёнками. Ждёт мужчин своих, ведать не ведает, что с ними, как они, живы ли. Всю жизнь ждёт. Всяких видела. Отца пораненного, с боя, с набега, со службы принимала. Лечила, выхаживала, а потом опять в поход собирала. Жизнь воинская такая. Одного сына войне вырастила, отдала, теперь, вот и младшего.

Когда один из ордынских баскаков, проезжая станицу, остановился возле хаты, да велел своим нукерам выгнать хозяев, для ночёвки, дома была вся семья. Отец, приехавший после похода в Польшу, на отдых. Старший брат Илья из Рязани, с письмом старшине казацкой от князя, и Трофим. Залетели татары, мать толкать, выталкивать. Схватил Трофим саблю, зарубил одного, а второй его самого чуть не засёк. Со двора отец с братом подбежали. Драка долгой не была. Подмогнули соседи. А баскака не стали бить. Повязали, сначала, а потом отпустить хотели, но тот гордый, орать и пугать начал. Плюнул на отца, тот не выдержал. А на утро, старики порешили, собираться всем и в Рязань идти. А оттуда уже, только с русскими.

Вот труба зазвенела. Сердце парня зашлось в ликовании. Привстала сотня в стременах, сторожко на край рощи вышли, подобрались, изготовились...

-Ур-р-р-ра!

Понеслись кони, разойдись рука! И вперёд несётся Трофим, не отстает от брата и отца! Вместе с ними подвиг свершает. Супостатов крушит.

-Наша взяла!

И разбили татар. И гнали долго. И выжили. И победили.

Отец потом не раз с князьями русскими по полям ходил, пока не попал с малым постом на татарский разъезд. Привезли домой на телеге. Брат в Азове сгинул, без весточки. А Трофим женился, службу ратную нёс. Сына воспитал, и с ним в походах бывал. Женил сына на Курской красавице Елене Бруневой, дочери Курского служилого, воеводы царского. И ходили они с сыном под рукой Рязанских и Курских воевод, подданных князей Московских.

Но меня не было. Не было. Оставался мой разум чистый и моя душа мятущаяся. Зачем? Только всевышний мог знать, и он знал об этом. А я плыл по реке времени, встречая своих пращуров и приходя к ним в час последний, говоря слова утешения и прощения, и смирения. И рады были они, меня поняв и узрев.

И все благодарили господа, за продолжение рода своего. И я проживал и приходил. И рвалась душа безразличная в непонятии такого таинства, если ж нет меня, то зачем, почему, доля эта мне достаётся. Чем заслужена она, чем повинна? Кровь и боль, рождение и смерть. Смерть и радость в делах воинских.

А казаки, мои деды прадеды, жили, Дон-реку славили, слёзы плакали, счастье мыкали, службу правили, казаков и казачек плодили. Жизнью своей продолжали род кайсаков-кочевников, православие принявших, и породнившихся с русскими. Добра и мира желали, искали радости и спокойствия. А по жизни своей воинской, по укладу своему неспокойному, находили житьё пограничников, стороживших, хранивших, защищающих землю русскую.

Выдалось лето тёплое. Казаки ловили на мели рыбу. Бреднями процеживали тёплую воду и собирали рыбу под кустами. Весело было. Тимоха, по пояс голый, в мокрых портах, тянул правую сторону. Его друзья и двоюродные братья, один тащил левое крыло, а другой заводил мотню.

И вдруг с высокого берега послышался громкий посвист. Набег! Свистел дозорный!

Бросив бредень, казаки схватив сабли, рванули на кручину по пологой тропинке. Над берегом, на вырвавшегося вперёд, Тимоху, выскочил огромный степняк с длинной саблей. Он лихо рубанул воздух перед головой, а Тимофей, нырнув вниз и в сторону, как учил его дед, прыгнув вперёд, достал острием сабли бок татарина. И проткнув кожаные одежды клинок вошёл в тело.

-И-и-и-и-и!

Тонко и протяжно взвыл, заваливаясь на спину враг.

Братья выскочив на холм, увидели конных, спешивших к берегу на помощь своему товарищу.

Тимоха столкнул младших назад, к реке, а сам ринулся к двоим всадникам навстречу. Промахнулись пикой и саблей татары. А казак, развернувшись на бегу, запрыгнул к ближайшему сзади, в седло, в прыжке убив его саблей. Успел скинуть с коня убитого, и кинулся за вторым. Тот развернулся, наставив на удальца пику, понукал коня шпорами.

Двоюродные, не стали прятаться в реке. Они подобрали удобные камни и сзади, метко, как в игре, точно в затылок, один за другим, с силой бросили. Подхватив пику Тимофей добил кочевника. И уже на двух конях они понеслись в станицу.

На майдане рубились старшие. Десяток конных татар теснили троих казаков. Они стали спиной к спине и смело отражали натиск. Дело ещё не дошло до арканов, но один казак был ранен в голову, другой опустил перерубленную руку, а третий держался за окровавленную грудь.

Не ожидали татары подмоги казакам, не смотрели назад. Тимофей слёту, срубил одному руку, а вторым ударом вышиб из седла ещё одного. Двоюродный, Костян , что постарше, с саблей налетел на снимавшего верёвку с седла. Стукнул саблей по голове и враг покачнулся, а младший Серко, воткнул пику в грудь. Старики воспрянули духом и кинулись на оставшихся. Совместными усилиями они убили ещё троих, остальные решили ускакать.

Два десятка голодных воинов Дикого Поля совершили набег на казачий курень кайсаков. Все казаки были в дозоре, в курене оставалось трое ветеранов, один молодой взрослый, и десяток подростков. Они и отбили дерзкую вылазку. Сами не потеряв никого убитым, благодаря воинскому знанию, уложили на землю четырнадцать, остальные бежали.

Моё ничто несло в реке времени, перескакивая из седла в седло, я летел из поколения в поколение. И мешалась кровь кочевников-вольных воинов с земледельцами от века осёдлыми.