И поэтому...
Просыпался и пил. И еще, и еще, и еще..... И засыпал, и был с людьми.
Меня не отпускали.....
Я просыпался и пил...и пил....и пил.. И засыпал.
Я снова был с ними.
Просыпался и пил. Пил и не просыпался. Пил.......
И еще......
Там было тепло, там было море, было солнце. Там было легко и хорошо. Там были люди.
Я не хотел возвращаться.
Там меня ждала дочь.
И я не просыпался. Пил и не просыпался. Пил...и еще....
Я был с людьми....
Пыль степная.
Темнота. Просто темнота, и ничего больше. Ни звуков, ни света. Ничего, что могло бы нарушить темноту. Тишина и темнота. Но не страшно и не тревожно. И только мысли, мысли, мысли. И ничего нигде не болит, ничего не мешает, ничего больше нет. Я понял. Тела больше нет. Мира больше нет. Но только моего мира. Я вспомнил...
В этой группе я был штатным сапёром. Сапёры ошибаются один раз. И последний. Старая истина прошлой войны актуально и сейчас. Но не я выбирал. Так вышло. Я не хотел, и даже, не предполагал. А как я мог предположить? Год назад?
Год назад весной я был студентом третьего курса Политехнического института. Обычным студентом-теплотехником. Нормальным, в принципе, студентом. Со средней успеваемостью, пару семестров стипендию даже получал. Всё как у всех девятнадцатилетних, нормальных парней, но...
Как всегда но, и моя способность попадать в ситуации помимо своей воли и желания.
Всё было просто. Очередная сессия, очередная подготовка, очередная потеря ощущения времени и места. Отличная слаженная компания и большое количество деревенского самогона, водки, женщин. И, в следствии этого, отсутствие зачётов, а посему и экзаменов. Да плюс, встреча с зам. декана родного факультета в неурочный час и в состоянии полного не стояния на ногах, но с большими алкогольными амбициями. На вопрос, заданный уважаемым, был дан однозначный ответ, с указанием адреса и обещанием испортить очки и физиономию. Обида была нанесена в присутствии нескольких студентов, и нескольких преподавателей, которые, также как и мы, отмечали начало сессии, ну может быть не так бурно. И всё. Сессия была провалена. И тут, как раз этой весной, состоялся комсомольский набор. Набор в призывники. Успел только академический оформить, всё что дали, всё что могли.
Очухался в учебке, когда злющий сержант, с толстенной шеей и огромными бицепсами, заорал дурным голосом:
-Рота подъём!!!
И пошло, и поехало. Зарядка, кросс, марш-бросок, отбой, зарядка, кросс, марш-бросок. И так две недели. А потом стали учить. По специальности. Минёр-сапёр. Сапёр-минёр. Полгода пролетели как один день. Экзамены я сдал без хвостов, и стал специалистом третьего класса.
Рядовой Казак Александр. Не прошу любить, прошу жаловать.
Все разъехались по частям, а меня и ещё троих отличников никак не отправляли. Мы слонялись по части, но как то всё было странно, на душе нелегко было. И предчувствия не обманули. Нас троих затребовали из Афганистана. Отличников. Классных специалистов. Формальности-рапорта и письма, комсомольские характеристики, и ещё что то, всё быстро, всё махом, всё правильно. Чух-чух, вагончики. Мары. Самолёт.
-Привет бродяги! Спешу сообщить....
Жара и пыль. Третий месяц топчу камни и гравий заграничного мира. Третий месяц войны. А дома всё по старому. Народ учится, веселится и любит. А я люблю спать. Как ни странно, просто спать. В чистой постели, да, в общем-то, наплевать где, лишь бы выспаться. Будни солдатские, жара и пыль. Мины, мины, мины. Первое время казалось, что вся земля, все тропы и дороги это сплошные мины, растяжки и разные взрывоопасные игрушки. Уже привык реагировать на любую остановку группы, как на начало своей работы. Научился прислушиваться к своим ощущениям. Стало вырабатываться стойкое чувство, нюх на закладки. Интуиция и отметки.
Разведка. Группа разведчиков, которые всегда впереди, сбоку, сзади, но всегда впереди. И я с ними, тоже разведчик, но ещё и сапёр. Вот угораздило. Научился терпеть страх. Научился , научился ли? Привык ли? Война. Если жив, то научился. Если жив, то привык. Успокаиваю себя, гоню мысли, руки делают, уши слушают, глаза смотрят, а мысли гоню.
Через полгода, когда старики - дембеля, уезжали домой, после прощания и построения, после, когда они уехали, забился в угол, один на один, с половинкой пузыря водяры. После их отъезда мне уже можно. Год службы за спиной.
Я опять вспоминал прошлую жизнь. И думал- почему?
Почему я? Ведь могло быть по другому. Всё по другому. Но случилось именно так, именно со мной . Почему? Разве мы в первый раз отмечали начало сессии? Разве первый раз я не попадал в зачётную неделю? Разве всегда вовремя сдавал экзамены? Разве всех студентов с хвостами отправляли в армию? Ну были, конечно, случаи. Но почему такое случилось со мной, с обычным, среднестатистическим студентом? Таких много и сейчас, и всегда. Есть и хуже, но они там, дома, а я здесь. Напиваясь, среди ящиков возле взводной палатки, я задавал себе эти вопросы и не находил ответа. Всё не должно было так случиться. Не должно. Но случилось. Почему?
А через неделю меня зацепило.
Ожидали большой караван. Нам поставили задачу проверить участок дороги на наличие засад, мин и прочих неприятностей. Там, на дороге, после успешной разведки, когда уже мы собирались отчаливать, какой то дух из своего старинного карамультука всадил мне в плечо хорошую дробину. Духа сняли, а меня отправили в госпиталь. И три недели я был в раю. Спал и жрал, снова спал. Девчёнки медсестрички, хорошие, ласковые, чистенькие. Доктора строгие, но закрывающие глаза, на наши вольности и прегрешения против дисциплины. Жалко им нас было. Ведь потом опять на войну. И у меня случилась любовь со старшей сестрой. Лет ей было чуть больше двадцати, но она здесь была два года, и дольше всех. Ей доверяли медицинские запасы. Она руководила всем младшим мед.персоналом и санитарами.
У нас с ней всё получилось. Она, наверное, меня любила, а может, и нет. Кому известна чужая душа, а тем более, кому известна душа старшей медицинской сестры боевого полевого госпиталя? Последнюю ночь перед отъездом я спал, а она плакала. Я просыпался, слышал. И чего ревела? Когда уезжал всё равно не пришла. Я ждал. Не дождался. Потом, уже в части, где то через неделю, я ей написал, она не ответила. И я больше не писал. Через месяц, после госпиталя, пригнали молодых и мы их встречали.
-Привет бродяги! Спешу сообщить...
Мне оставалось полгода. Полгода этой войны. Полгода, всего шесть месяцев, и всё, домой! Мой молодой, мой дух, мой сменщик, был высокий худощавый паренёк из Тамбова, Вова. Почти земляк. Я не сильно его гонял, но иногда и ему доставалось, и он, дул губы и щёки, напрягаясь в местах общего пользования. Всё также продолжались рейды, переходы и конвои. Всё было как было. И я считал дни, не так как раньше, не, сколько осталось, а сколько прошло. Вечер, значит, ещё один день прошёл. Утро, новый день начался. Значит, вечер будет, и он пройдёт, и ещё на один календарь меньше.
Подъём. Завтрак. Как обычно. Всё, как и вчера, если ...
Но как то мне, вдруг, стало тревожно. В штаб вызвали прапорщика, командира нашей мобильной группы. Потом туда же полетел сержант, его зам. Моё чутьё на опасность не подвело. Через час мы уже тряслись на броне, преодолевая подъёмы и спуски горной дороги. Разведка подступов к одному горному кишлаку. Кто-то там засел, или кто-то должен засесть. Какая разница? Наше дело разведать и доложить.
Приехали. Попрыгали с брони. Дальше пешком. Верный, железный друг здесь подождёт. Горы ему не по зубам. Пошли, с богом. И сразу, на первом повороте, растяжки. Мы с Вовой из Тамбова выдвигаемся вперёд всех, работаем. За каждым поворотом сюрприз. А поворотов один на одном, и ещё парочка в придачу. Запарились, а пацаны сзади, в пределах видимости. Сидим, курим, отдыхаем. Командир, прапорщик Зимин, подбежал с вопросом:
