Занзас криво усмехнулся, а Тсуна, не меняясь в лице, предупредил:
- Они выстрелят через девять секунд. Семь пуль. Три в корпус, две по ногам и одна в голову.
Мужчина кивнул, перезаряжая пистолет. Даже раненный он посчитал ниже своего достоинства использовать пламя, поэтому пользовался обычными пулями. Перекатившись под другой обломок, заодно погасил освещавшую продолговатый коридор лампочку. Часть коридора погрузилась в полумрак.
Тсуна стоял у той же стены, прислонившись к ней спиной и затылком. В коридор зашли люди, и тут же раздались звуки выстрелов – тех самых, о которых нашёптывала интуиция. Он ненавидел эти звуки, равно как и стоны умирающих, поэтому морщился, пытаясь в мыслях отстраниться от насущного «бардака». По его мнению, можно было поступить помягче, но эта мысль перебивалась рациональным, пусть и жестоким выводом: мафия – это семья, выжившие отомстят, предавшие семью – крысы, которых оставшиеся пантеры обязаны беспощадно сожрать. Во имя выживания их клана.
Именно поэтому, передёрнув плечами, Тсуна, ни секунды не сомневаясь, пристрелил последнего из группы, судорожно тянущегося к своему пистолету.
Занзас скривился – иронично, мол, за столько времени ещё не привык? Савада пожал плечами, перезаряжая пистолет, и, включив связь с Гокудерой, поинтересовался в динамик:
- Облава закончена?
- Да, Джудайме, остались только те, кто кинулся врассыпную. А Вы где? – тон приобрёл подозрительные нотки. – Ирие проверил, датчики показывают, что сейчас в округе нет никаких чужих группировок – только свои.
- Я м-м-м… неважно. Ладно, до встречи, – Десятый быстро оборвал сигнал, радуясь, что на его одежде нет маячков и прочих следилок.
Занзас теперь тоже с кем-то разговаривал, жутко ругаясь и ежеминутно на полном серьёзе угрожая прикончить определённых подчинённых ему субъектов. Согласовавшись с собеседником, босс Варии неуважительно поинтересовался:
- Так какого чёрта ты здесь ошиваешься?
- Я… ну-у-у… – та же опера. Савада никогда не любил и не умел врать. – Понимаешь, я решил проверить некоторые доводы Такеши-сана.
Кажется, вышло прилично. Шатен слабо, будто извиняясь, улыбается своему теоретически подчинённому. Взгляд Занзаса говорит сам за себя, и только мужчина хочет прокомментировать всё действо, когда Савада вспоминает, что его, в общем-то, здесь быть не должно. Поэтому, наспех попрощавшись, он выскакивает в разбитое окно. Хотя выскакивает, а точнее – вылетает – это громко сказано – скорее, поспешно скрывается, стараясь, чтобы его никто не заметил.
Вслед звучит только привычное снисходительное: «Мусор», – и едва различимый стон боли.
«Потерпевшему» остаётся ждать подмоги, однако это кажется слишком мерзким и низким – кого-то ждать. Большая честь, коей удостаивались только Девятый с Десятым. И Занзас, собирая последние силы, поднимается, цепляясь за стену. Скользя по ней целой рукой с пистолетом наготове, босс Варии часто и громко дышит. Рука висит плетью, ноги путаются – он переоценил себя, но гордость неизменно побеждает, принуждая шаг за шагом продвигаться к двери выхода. Встреться ему кто-то из уцелевших врагов, и тот без труда пристрелил бы еле движущуюся мишень. Накатила жуткая слабость, когда адреналин и эффект «присутствия» Савады сошёл на нет.
Но Занзас был собой неимоверно доволен – главную задачу он сумел выполнить, а именно: ни разу не прикоснуться к Вонголе за месяц. И эту грандиозную победу он позже отпразднует бутылкой лучшего виски.
Если выживет.
Ч-1.4
Тсуна стоял у колыбели, в которой преспокойно спала его дочь. Колыбель мерно покачивалась в такт дыханию ребёнка. Это умиротворяло.
Рядом на кровати отдыхала Киоко. Она редко надолго расставалась с дочерью, а если и разлучалась, то оставляла её только на попечение трёх человек, которым верила больше, чем себе: Тсуне, Реборну и, как ни странно, Хибари. Второй также являлся крёстным, но этого можно было ожидать – вряд ли бывший аркобалено позволил бы занять сию «должность» кому-то, кроме него.
- Не жалеешь? – спросил Савада супругу.
- Ни секунды, – решительный ответ.
Укрывшись одеялом, в ворохе подушек, девушка выглядела особенно трогательно и беззащитно. Возможно, именно это подкупало большинство её любовников, не способных поверить, что тонкая девичья рука при необходимости способна без колебаний нажать на курок. Общаясь с Киоко, как-то неуловимо забывалось, что она жена мафиози. Иногда «вспомнившие» пытались надавить, шантажировать, однако вовремя вмешивался кто-то из семьи. Например, Рёхей. Или Ямамото – особенное впечатление производила его солнечная улыбка, от которой временами по коже пробегал мороз даже у самых закалённых «казанов».
Киоко мягко улыбнулась, наблюдая за машинально поправляющим одеяло дочери Тсуной. Попросила:
– Поспишь со мной сегодня?
Десятый задумчиво кивнул. Снял накинутый халат, оставаясь в одних лёгких штанах, и устало потянулся: завтра намечалась общая тренировка, совещание, а ещё встреча с Дино и разбор очередных бумаг – следовало хорошенько выспаться.
Юркнув под одеяло, он почувствовал, как прижалась к нему супруга, положив голову на его плечо – сегодня она действительно решила остаться дома. Этой ночью никаких развлечений и любовников.
Отношения между супругами Савада нельзя назвать нормальными, руководствуясь обычными категориями, но для них они являлась естественными – как при вдохе, когда впускаешь в лёгкие глоток кислорода.
Они не изменяли друг другу в привычном употреблении этого слова: теперь Тсуна знал о каждом из любовников Киоко, а сам и вовсе ни с кем не спал, словно ему чужда жажда плоти и остальные соответственные потребности.
- Знаешь, – с губ девушки слетел неслышный выдох, – если бы ты захотел, я бы отдала тебе всё…
Маленькое откровение. Совсем небольшое, но невероятно исключительное.
- Знаю, – полная горячей признательности улыбка. – А ты должна знать, что я, не задумываясь, отдам жизнь за вас обоих.
Киоко притворилась спящей: она понимала, что сказал супруг, равно как и то, чего он не сказал.
«Отдам жизнь. Не сердце. Я не волен управлять им», – звучало у неё в голове Его голосом.
Нащупав на тумбочке пульт от люстры, Тсуна выключил свет. В последней вспышке тускло блеснули парные обручальные кольца на безымянных пальцах.
В колыбельной Джины негромко покачивалась деревянная музыка ветра.
Ч-1.5
- Врооой! Босс, Вы собираетесь идти или нет? – Скуало в официальном костюме стоял в кабинете Занзаса, пытаясь куда-нибудь притулить меч, чтобы охрана разрешила прихватить его с собой.
Глава Варии посмотрел на своего командора несколько флегматично и, допив нечто алкогольное в круглом стеклянном бокале, без предупреждения швырнул его в Суперби. Наученный горьким опытом мечник одним движением увернулся – сей опыт стоил ему кучи ушибов и многих лет тренировок.
- Пошёл нахер, мусор. Я приду, когда захочу.
На самом деле Занзас вообще не был уверен, хочет ли он идти.
Но всё-таки пошёл, не мог не пойти, зная, что сможет лишний раз мазнуть взглядом по тому, кем бредит последние несколько лет. Казалось, злодейка Судьба насмехается над жестоким убийцей, прекрасно умеющим гасить чужие жизни, расколов его сердце надвое: одну часть оставив внутри, а вторую нахально, без какого-либо разрешения отдав не просто человеку – Десятому. Никчёмному Тсуне – непредсказуемому, преданному семье слабаку.
Да, Занзас упорно не желал признавать, что Савада стал намного самостоятельнее и решительнее, нежели в их первую встречу. И мужчина мог бы поклясться: сдохни хоть один из чудом не померевших вонгольских хранителей, их бесполезный босс безнадёжно запьёт и, чего доброго, отправится следом. Тем более, не понятно, как такой человек умудрился «сделать» ребёнка…
На празднестве Тсуна выглядел замечательно. По крайней мере, Гокудера яро уверял в этом Джудайме часа три подряд. Сегодня глава Вонголы отличался невозмутимостью – он научился при необходимости погружаться в задумчиво-отстранённое состояние. Многие воспринимали этот образ как признак непоколебимого спокойствия, уверенности в будущем, что теперь особенно пригодилось – Джорджине исполнялось четыре. Можно сказать, знаменательная дата.
