— Кратко, но я понял суть. Что будешь делать, если господин Адомайтис начнёт искать новых встреч?

— Ничего, Тараска. Всё было сделано и сказано год назад. Янис понял тогда, поймёт и теперь, что ничего не изменилось.

— Он любил тебя.

— Я тоже любила его по-своему, но…

— Но это сильнее тебя, — перебил девушку Опальский. — Ты сделала то, что должна была сделать.

— К чёрту! — Женя отмахнулась и отодвинула опустевшую тарелку. — Лучше скажи, как у тебя с Артуром?

— Хорошо, — Тарас прикрыл глаза на мгновение. — Нам хорошо.

— По-моему, эти отношения ему нужнее, чем тебе.

— Я привыкаю к нему. Кстати, он звонил. Передавал привет и сказал, что зайдёт вечером.

— Не буду вам мешать и останусь у Лёнечки.

— Ты не помешаешь нам, — Опальский покачал рыжей головой. — Артур будет рад увидеть тебя.

— Тараска, его радость напускная и насквозь фальшивая. Мы оба знаем это. Он терпеть не может меня. Хотя, если честно, я к Артурчику тоже глубоких симпатий не испытываю, но раз у вас всё хорошо, вмешиваться не буду.

— За что я и люблю тебя, Жень. У меня только ты и осталась.

— И всё-таки я переночую у Лёнечки.

— Как знаешь. Есть планы до вечера?

— Хотела Кису с Пашкой вытащить куда-нибудь. Пойдёшь с нами?

— Идея мне нравится, тем более я Крюкову программу одну обещал.

Женя блаженствовала под душем. Хотелось смыть с себя не только пот и усталость, но и неприятные мысли. Встреча с Янисом что-то перевернула внутри, разворошила воспоминания. Когда она последний раз говорила с Адомайтисом, глядя ему в глаза, она сообщила, что уходит от него. После этого были цветы, какие-то подарки, звонки, сообщения, но встреча лицом к лицу состоялась лишь вчера. И нельзя сказать, что Копейкина была рада этой встрече. Хотелось забыть о прошлом и жить настоящим, потому что с воспоминаниями о Янисе всплыли и другие, более тяжёлые и неприятные. Она вспомнила больницу и всё то, что привело к этому.

Нельзя зачеркнуть нежелательные моменты прошлого и оставить только лучшие. Так не бывает. И хоть память может быть весьма избирательной, чаще это самообман, который рано или поздно раскроется.

Тогда ей казалось, что она прошла все круги ада, чудом вырвавшись оттуда при поддержке близких. В её состоянии виновата была она сама и никто другой.

Запустив механизм разрушения, Копейкина уже не смогла остановиться: работа на пределе возможностей, много алкоголя и никотина, стресс, нервы — существование на грани. Удивительно, как ей удалось не доиграться до язвы, хотя она была близка к этому. Учитывая, как тяжело её организм переносил обострения гастрита, страшно даже представить, как он справился бы с язвой.

А ведь она просто хотела забыться, загружая себя работой, а по выходным накачиваясь за барной стойкой.

Мы часто находим самые неверные способы забыться.

Женя хотела пережить всё внутри, не обременяя никого своими проблемами. Вышло то, что вышло: больница, капельница, мучительное восстановление истощённого организма. Появление в её жизни Яниса было своего рода спасением. Но, как оказалось, совершенно не тем, что нужно.

Сердцу не прикажешь. Оно само решает, в чьём присутствии ему долбиться в горле и пытаться вырваться из груди. Сердце Копейкиной решило. А может, это предательское тело, желающее подчиняться лишь одним рукам и отдаваться им без оглядки.

Янис Адомайтис. Настоящий мужчина, преданный друг, превосходный любовник и замечательный во всех отношениях человек, он оказался не тем, кто был по-настоящему нужен, и не его в том вина — он сделал всё, что мог.

Жене отчаянно хотелось, чтобы Янис встретил женщину, достойную его, а не такую, как она сама — не сумевшую ответить ему так, как он того заслуживал.

На стиральной машине завибрировал телефон. Копейкина вытерла руки и лицо мягким махровым полотенцем и, взяв мобильник, с улыбкой прочла короткое сообщение: «Скучаю».

***

— Алеся, надо поговорить, — Роман сидел в глубоком кресле с газетой в руках.

— Да, пап, — девушка встала напротив, выжидающе глядя на отчима.

— Олег приезжает.

— О, наконец-то!

— С Егором.

— Зачем? Вы же недавно все были в Питере! — Антонова сжала кулаки. — Что ему нужно здесь?

— Он будет жить с нами.

— Какого чёрта?!

— Алесь, он возвращается в гимназию.

— Нет!

— Да. Это его решение, — Смирнов вздохнул. — Тебе придётся смириться.

— Это мы ещё посмотрим!

Татьяна вошла в гостиную, когда дочь убежала наверх в свою комнату. Она присела на подлокотник кресла. Помолчав, женщина всё же спросила:

— И как?

— Как мы и предполагали, — Роман, отложив газету, обнял жену и притянул ближе к себе, усадив на колени. — Она ненавидит Егора.

— Столько времени прошло!

— Её ненависть не угасает. Боюсь, то, как изменился Егор за эти годы, лишь усугубит ситуацию.

— Да, он не прежний мальчик…

В семнадцать лет у большинства подростков всё делится на чёрное и белое, без оттенков и полутонов. Алеся Антонова любила и ненавидела с одинаковой силой. Её любовь была отчаянной, безграничной, а ненависть не знала сочувствия и прощения. Всё или ничего. До предела. И между этими крайностями существовала полость, в которой находились все остальные, кто не смог достичь одного из двух полюсов.

Любовь. Она бывает разной. Алеся любила своих мать и покойного отца естественной любовью ребёнка к родителям, подарившим ему жизнь. Но вместе с ними она точно так же любила и Романа, вырвавшего её из пучины отчаяния, когда казалось, что впереди только пустота и боль.

Человека легко сломать. Алесю сломали врачи, захлопнув перед её носом двери в спорт. Сначала грыжа, а потом ещё куча обнаруженных болячек, после чего единственным, что ей осталось, были утренняя зарядка, редкие вылазки на каток и короткие велосипедные поездки. И даже эта малость имела ограничения в нагрузке.

Ребёнок, потерявший право на мечту. Именно тогда Роман совершил невозможное — заставил Алесю жить, а не существовать. Она уже не помнила, что он делал и говорил, но собственное хриплое «папка, спасибо…», слетевшее однажды с искусанных губ, всё ещё звенело в её ушах.

Своей любовью Антонова щедро одаривала тех, кто, по её мнению, того заслуживал, и эти заслуги могли быть всего лишь тем, что человек есть тот, кто он есть. Так она любила свою маленькую сестрёнку, Кису, Павла, Толика и Дмитрия. Даже узнав об отношениях двух последних, она не отвернулась от них, потому что её любовь была сильнее предрассудков. Алеся презирала меньшинства, но Сизов с Финогеновым отделялись от других жирной чертой — они были частью её семьи.

Если бы Антонову спросили, кого она ненавидит больше всех на свете, она бы не смогла сразу ответить.

Алеся ненавидела бывшую жену Романа, эту змею, вползшую в их счастливую жизнь несколько лет назад. Стоило Ларисе узнать о беременности Татьяны, как она вернулась в Россию, со скандалом забрала Егора, почти год таскала его по Европе, после чего бросила в Санкт-Петербурге на попечение своей матери и снова улетела к мужу в Америку, так как дела Марата ещё не разрешились. Это было ударом для всех, но куда страшнее оказалось решение самого Егора, заявившего, что его всё устраивает и жить он останется с бабкой, как того пожелала мать. Маленький Горик в один момент превратился для Алеси в чужого человека, ненависть к которому сжигала её изнутри. Предал, бросил, нарушил все клятвы и обещания, наплевал на семью, любившую и ждущую его. Каждый раз, когда Роман, Татьяна или Олег пытались заговорить с ней о Егоре, что-то объяснить, она закатывала истерики или убегала, чтобы только не слышать о нём и не чувствовать боли. От поездок в Питер Алеся наотрез отказывалась и не понимала, почему остальные продолжают встречаться с Егором, предавшим их всех. И теперь она должна смириться с его возвращением? Просто принять обратно в семью? Да ни за что!