– Да… – он задумчиво обернулся к ней. – Интересно. Вот ведь, сколько жили бок о бок, а я и не знал, что Анна Алексеевна увлекается абстракцией, – он кивнул на картины, развешанные по стенам. А потом засмеялся: – И не просто абстракцией, а мистико-эротической, так можно сказать… – и потом опять нахмурился. – Вы что же, не знаете даже, как она умерла? Вроде, такая бодрая была, энергичная…

– Ничего я не знаю. Вызвали к нотариусу, подписала кучу бумаг, дали ключи, адрес… Даже платить ничего не пришлось, все уже было уплачено заранее. Ничего я сама не понимаю…

– А ваши родители? – опять удивился он. – Кому, как не им знать! Что они говорят? Может, просто, по каким-то причинам, скрывали от вас эту родственницу?

– Знаете, я не могу доказать, поверьте так, – она тяжело вздохнула. – Мои родители такую родственницу никогда бы не забыли и не скрыли. Поэтому я им ничего даже не сказала пока. Вообще, я решила ничего не делать. Подожду полгода, может и больше, кто-то да объявится из настоящих родственников? А если нет, тогда и продавать…

– Продавать?! – он ошеломленно посмотрел на нее. – Такой дом? Продавать?! Да вы что?!

– Мне квартира нужна. В Москве. Я в коммуналке живу. Недавно москвичкой стала.

– Какая квартира?! У вас теперь такой дом!

– А я в Москве хочу, – сказала она упрямо. – Не хочу в деревне жить.

– В Москве?!– он засмеялся. – Да,… ну вы даете… Да что там хорошего, в этой дымовухе? А здесь…

– А здесь у меня не хватит средств, чтобы содержать даже десятую часть этого дома! Вот только как продавать? Страшно. Я с такими деньгами никогда не имела дела.

– Одумайтесь! – он говорил так же оживленно. – Продать всегда успеете! Ведь можно еще и сдавать. И расходы окупятся, и еще вам немало останется!

– Ладно, это все потом… Вы мне рассказать про нее хотели… Ну, про Анну Алексеевну…

– Рассказать… – он задумался. – Знаете, а ведь рассказывать особенно нечего. Я здесь живу всего пять лет. Мне этот дом приятель продал. Он в Америку уехал, насовсем, хотел вообще так отдать. Но я все-таки ему кое-что вручил, почти символически. Заработал тогда неплохо…

– А вы кто?

– Художник. И реставратор. Даже больше реставратор, – он улыбнулся. – Во всяком случае, если судить по заработанным деньгам. Так вот… Анна Алексеевна… Я, честно говоря, думал, что не она тут хозяйка. Хоть я здесь, внутри и не был, но издалека видно, что это за дом. Думал, живет, за порядком наблюдает. Сейчас так многие делают. Ну, вроде управляющей, экономки. Спросил пару раз кто хозяева, она ушла от ответа… Я больше и не приставал.

– А кто еще здесь бывал?

– Я как-то и не любопытствовал… Да и для этого нужно на дорогу выходить и смотреть – кто там и к кому приезжает, ведь от меня не видно!

– Ну, а еще? Что еще вы можете о ней рассказать?

– Очень хорошая была женщина. Интеллигентная, грамотная. Веселая. Добрая, – он задумчиво смотрел в одну точку. – Мир она словно осязала, чувствовала… Природу… Так с ней приятно поговорить было… Картины мои смотрела, и советы очень дельные давала, словно сама только что от мольберта…

– Природу… – она усмехнулась. – Что ее чувствовать? Какой прок?

Он удивленно посмотрел не нее:

– Прок? Пожалуй, никакого… Просто красиво. Да, самое главное забыл – она была великолепной травницей. Столько всего знала! Вот здесь, действительно, был прок. Вот мой глаз, заметили уже, да? – он показал на мутно-зеленый.

– Что с ним?

– Он раньше нормальный был, как и правый. А потом я одним раствором нечаянно себе в него попал. Все. Слепота и навсегда. Все врачи отказались. Конечно, второй еще оставался,… но все же. А она вылечила. Вот цвет только изменился, – он улыбнулся. – Жуть какая-то, прямо детей пугать… Но главное – вижу! И даже без очков.

– Да, это, действительно, здорово… – она тоже задумалась. – Только я, если честно, все-таки, больше врачам верю! Ну, и что же еще?

– Еще… – он опять задумался. – Она очень много всяких легенд, сказок и историй знала… Эх, жалко не записывал! Они у нее такие нетрадиционные были! Не на что не похожие. И рассказывала она их странно. Будто все это на самом деле было. Рассказывает, а сама поглядывает лукаво – хочешь – верь, хочешь – нет… Жалко, очень жалко ее… – подытожил он и опять вздохнул: – Где хоть она похоронена?

– Не знаю. И нотариус не знает. Просто ему уведомление о смерти пришло.

– А вдруг ошибка? – он загорелся надеждой, но потом опять сник. – Хотя вряд ли… Я уже и сам стал думать – где же она? Никогда так надолго не пропадала…

– А вы все время здесь живете?

– Почти. Редко в Москву выбираюсь, по делам в основном, да за реактивами.

– У вас там квартира? – она оживленно и с интересом посмотрела на него.

– Да, – он усмехнулся. – Двухкомнатная. Никто, кроме меня не прописан, – он уже просто иронично смотрел на нее. – Ведь вас это интересует?

Она прищурила глаза, и теперь уже зло посмотрела на него.

– Вам этого не понять. Вы, москвичи, не знаете, что значит по шесть часов тратить на дорогу, что значит ночевать на вокзале после театра, что значит ради работы жить с кем попало!

– Простите… – он улыбнулся виновато. – Но разве там… ну, где вы родились, так уж плохо? Почему Москва?

– Да там такое же захолустье, как здесь! Лес, водохранилище, поля… и больше ничего!

– Значит, там здорово… – довольно констатировал он. – Наверняка церкви есть старые, строения. Все в мире не так… Вот вы живете там и бежите в Москву, другие, как я, например, бегут из Москвы…

– Как же, как же! – она все еще злилась. – А квартиру-то, все-таки, не продали!

– Все-таки не продал, – он опять улыбнулся. – Но все еще впереди!

Они замолчали оба, думая каждый о своем, потом она то ли спросила, то ли утвердила:

– Я думаю пока здесь остаться. У меня отпуск. Ведь это ничего?

– Я думаю – это замечательно, – он посмотрел на часы. – Ох, ты, заболтался я с вами! У меня там один раствор готовится,… извините, убегаю!

– Постойте! – он уже был в дверях, задержался, обернулся. Она же вдруг почему-то смутилась. – Вы вечером свободны? Давайте помянем Анну Алексеевну… Да и еще может, что вспомните?

– Хорошо, – он опять посмотрел на часы. – После восьми я совсем свободен. Устроит?

– Конечно. Да, если вы не один,… ну, жена, родные,…приходите все!

– Нет, один, – он посмотрел сбоку, со стороны своего страшного глаза. – Кто же за меня «замуж» пойдет? – засмеялся: – Боятся…

Когда он ушел, она с досадой подумала, что даже не узнала как его зовут, да и сама не представилась… И, главное, опять ничего не прояснилось! Ну и пусть. Действительно, надо пожить здесь. Если кто и приедет из родственников, то, конечно же, сюда.

Пошла в магазин, который приметила еще когда только шла от станции. И по дороге опять думала о "соседе", так пока она его называла. Что-то и в нем было не так… Не глаз, здесь все понятно… Вот что. Он, пожалуй, единственный из всех ее знакомых мужчин, говорил с ней просто как с человеком! Все мужики сразу же начинали шарить по телу глазами, спрашивать молча, ждать намеков… Она усмехнулась. Вот ведь до чего дошло! Когда человек ведет себя нормально – это ее уже удивляет! И даже обижает. Что же, она ему не понравилась? Или он не по женщинам специализируется? Хотя,…кто их разберет, художников?… У них свой мир.

Готовила она вкусно и быстро. Даже блинов успела напечь, все как полагается. Кухня была восхитительная. Только она во всем сразу, конечно же, не успела разобраться. Столько техники! И поэтому она, по старинке, пользовалась только плитой. В шкафу, в гостиной нашла все необходимое для стола, накрыла его, села ждать. Сосед пришел немного раньше. Опять со стороны забора. Одет теперь был более цивильно – темные брюки и шелковая, тоже темная рубашка. Принес с собой какую-то странную бутылку. Как будто кривую, и как будто пыльную…