Он снова первый, снова с личным рекордом, и девушка не в силах усидеть на месте. Ей хочется дотронуться до него, взять за руку, положить свои ладони на его талию, ощутив под пальцами сильные мышцы его тела. Она пробирается в раздевальные помещения и ищет Морозова среди других спортсменов.

Он выходит из душевой, вытирая волосы полотенцем и сталкивается с Машей.

— Соловьёва, тебе не кажется, что ситуация повторяется? — веселится он, глядя на неё.

— Просто дежавю какое-то, — согласно кивает она.

На нём только плавки, и Маша не может отвести взгляда от совершенного тела, покрытого капельками воды. Она смотрит на тату, убегающие вниз по боковым мышцам, и желание прикоснуться к нему становится просто навязчивым. Дотронуться — сначала рукой, потом губами, провести языком по его груди, слизав капельки воды с прохладной кожи, стянуть вниз этот кусок материи и… А что дальше, она и сама не знала.

— Нравлюсь? — перехватывает её взгляд Морозов и демонстративно поворачивается перед ней, широко раскинув руки.

— Очень, — подтверждает она и почему-то краснеет.

Он подходит к ней близко и просит:

— Скажи то, что я хочу услышать?

— Ты мне нравишься.

— Не то, Машенька, не то. Вернись на трибуну и дожидайся там.

Он отодвигает её с пути и уходит в раздевалку, а Маша чувствует, что только что совершила серьёзную ошибку. Он ждал слов любви, но она не могла их произнести, потому что это было бы неправдой. Саша привлекал её своей физической красотой, он нравился ей как сильная, незаурядная личность, ей льстило его внимание, но любить она не любила. Где же эти проклятые бабочки летают?

Вторник — единственный день, когда у них совпадает расписание репетиций у неё и репетитора у него: им ехать в одну сторону и возвращаться в одно и то же время. Встретившись после занятий на автобусной остановке, они решают немного пройтись пешком. После возвращения Маши с конкурса им ещё не удавалось побыть вдвоём, только вдвоём. Он закидывает её сумку с формой себе на плечо, и они бредут по тёмной улице вдоль ярких витрин магазинов, офисов, кафе.

— Знаешь, — вздыхает Маша, — на осенние каникулы мы с мамой уезжаем в Италию, папа сказал, что перед своим первым экзаменом мне надо отдохнуть, как следует.

Морозов молчит и мрачно смотрит вперёд.

— Ты ничего мне не скажешь?

— Почему же? Могу пожелать счастливого пути.

— Саш, не начинай. Ты же знаешь, какой я чувствую себя виноватой в таких случаях…

— В каких таких, Соловьёва? Мы с тобой впервые вдвоём, и всё, что ты мне можешь сказать, — это «Я уезжаю на все каникулы»!

— Лучше было бы не говорить?

— Не прикидывайся дурой! Ты не видишь, что в твоём присутствии мне трудно сохранять ясную голову? Ты не понимаешь, что действуешь на меня одуряющее?

— Боюсь, мне трудно понять твои ассоциации…

Он останавливается и смотрит на неё прямо, не мигая, тяжело:

— Хорошо, я без ассоциаций. Я влюбился в тебя, как прыщавый подросток в модель из глянцевого журнала.

Её почему-то цепляет это сравнение, и она с интересом спрашивает:

— Почему из глянца?

— Потому что отдачи столько же, сколько от журнальной красотки — ноль. Постой, — спохватывается он, — а ты вообще слышишь, что я тебе говорю? Первая часть моего ответа прошла мимо твоего сознания?

— Почему же? Я тебя услышала, — она опускает голову. — Наш автобус, побежали?

— Наш автобус? — зло спрашивает он и смотрит на остановку, до которой они незаметно дошли. — Наш автобус, значит…

Он хватает её за руку и тянет вперёд. Она спешит за ним, стараясь не споткнуться, и чувствует, как он подсаживает её в салон.

— Успели, — выдыхает Маша, поворачиваясь, и видит, как закрываются двери, отсекая от неё Морозова. Она хочет крикнуть, чтобы автобус остановился, что ещё один пассажир не успел сесть, но видит, как Александр, засунув руки глубоко в карманы куртки, уходит прочь быстрым шагом, унося на плече её сумку.

Она проходит в середину салона и смотрит в темноту за окном. Только что она очень обидела человека, который был ей дорог. Нет, не любимого человека, а хорошего друга. Именно так она до сих пор воспринимает Сашу. Он не пробуждает в её душе страсть или ревность, ей просто с ним спокойно, уютно. Она чувствует себя защищённой в его присутствии. «А может, это и есть любовь?» — спрашивает она сама себя и прислушивается к внутренним ощущениям. Вряд ли. Ни бабочек в животе, ни желания оказаться в его объятиях, хотя очень хочется поцелуев именно с ним. А вот у него этого полный комплект. Может, пора прекратить их отношения, признать, что соглашение выполнено? Ведь программа, которую они танцевали с Андреем, произвела фурор. После зажигательной самбы Лидия обняла Машу и счастливо произнесла:

— Ты молодец, Мария!

А Андрей в гримёрке поинтересовался:

— Тебя можно поздравить?

— С чем?

— С потерей девственности. Сегодняшнее выступление было очень чувственным.

Значит, Морозову удалось пробудить эту сторону её натуры, но не влюбить в себя. А разве не об этом она его просила? Откуда же такая тоска на сердце? Почему ей так неудобно перед ним?

Не успевает она об этом подумать, как на смартфон приходит смс-ка от Александра: «Понимаю, что соглашение выполнено? Договор теряет свою силу».

Он абсолютно прав. Но почему же ей так становится грустно? Не отвечая, она едет домой, размышляя над своей ненормальностью.

На следующий день в школе он не появляется. Она одиноко сидит первый урок на последней парте, остро ощущая, что ей не хватает рядом его мощи. На второй урок она возвращается за парту к Насте, которая смотрит на неё сочувственно:

— Поругались?

— Да… то есть нет… в общем, я не знаю, как это назвать.

— Всё ясно, — подруга категорична, — он тебя бросил. А я тебя предупреждала.

Маше не хочется сейчас что-либо ей объяснять, может быть, потом. А пока она пытается разобраться с тем, что творится в душе. Когда Саша рядом, ей спокойно и уютно, она воспринимает его как часть самой себя. А вот сейчас его нет, и она будто голая на всеобщем обозрении. Все шепчутся, глядя на неё, посмеиваются, только что не пальцем показывают. Но ведь как-то она жила без него? Что там в книжках писали про подобные ситуации? Ответа не находилось.

Она смотрит на телефон и открывает его последнюю смс-ку. Интересно, как он расценит её ответ через полсуток? Она долго обдумывает ответ, а потом просто пишет: «Нет, договор в силе. Вернись, пожалуйста».

Отправляя послание, она ждёт, что он хоть как-то себя проявит, но ответа нет. Она не видит и не знает, что получив её сообщение, Морозов сначала злится и рычит, а потом на его лице появляется самодовольная улыбка. Вернись? Он вернётся, но на своих условиях.

Их общение в школе становится чисто формальным. Он больше не встречает и не провожает её после школы, сидит за партой один и не подсаживается за стол в столовой, но спокойно отвечает ей, если она к нему обращается, не избегает Машиного общества, если ей хочется побыть рядом с ним. И она постепенно сама всё реже и реже обращается к нему, наблюдая в основном со стороны. Все в классе это замечают и начинают строить догадки, что произошло между этими двумя: внезапно стали встречаться, также внезапно, судя по всему, разбежались. Девчонки из параллельных классов ехидно улыбаются, а парни начинают присматриваться к Соловьёвой, которую выбрал сам Морозов.

Однажды в столовой, когда Настя уходит с Михаилом и Маша остаётся одна, к ней подсаживается Семёнов.

— Можно?

— Сел уже. Что хотел?

— Даже не знаю, как начать…

— Начни сначала.

— Ага, точно. Ты мне нравишься.

— И?

— Хочу пригласить тебя на свидание?

Она вздыхает и отодвигает тарелку:

— Нет, Стёпа, прости, но мне не хочется идти с тобой на свидание.

— Что, рожей не вышел?

— Мне это не интересно.

— Только с Морозовым интересно?

— Не твоё дело.

— Не моё, — легко соглашается он, — но очень хочется узнать, почему ты просто не дашь мне шанс?