Назвали ее лишь Никоновская и Лицевая летописи, учрежденные митр.Даниилом и редактировавшиеся царем Иваном Грозным, чуждыми низкопоклонства византийцам. Летописи выверялись по множеству архивных источников. И ими почтительно используется полное ее имя: Марина. Не было при Иване Васильевиче византийского мракобесия, присущего Российской Федерации 21-го века! Здесь же, на миниатюре, взяв поправку на условность изображения, можно взглянуть и на лицо Марины. Источник - был независим от цитировавшихся выше, он не указывал дней недели, датой же назвал 30 апреля. После победы 21.04.1216 на Липице, добившись капитуляции стольного Владимира-на-Клязьме, изгнания в Городец Юрия Всеволодовича, в этот день новгородцы, ростовцы и смоляне обложили Переславль Залесский - столицу удела его бежавшего брата Ярослава, через день также капитулировавшего. Быть может, это дата древнерусского почитания Марины, которую связали с датой войны и победы, одержанной возле церкви ее патронессы, сил, возглавлявшихся Мстиславом Удатным - знаменитым потомком Мономаха?
Похороны Марины Владимировны (Лицевая летопись Ивана Грозного, http://www.runivers.ru/bookreader/book478161/#page/295/mode/1up, 1146 г.)
За что же преследовалось имя княгини-полугречанки в годы татарско-византийского пленения Руси (греческая церковь предписывала русской пастве подчиняться золотоордынскому "царю"; воинов, погибших в бою, запрещено было даже предавать земле!)?
2."...МНЕ ДЕЛО - ИЗМЕНА, МНЕ ИМЯ - МАРИНА, Я БРЕННАЯ ПЕНА МОРСКАЯ"
Благоверная княгиня Марина\Морена знаменита благодаря новгородским былинам, став персонажем эпическим. Но новгородцы плохо относились к Мономаху - бросившему в 1118 г. в темницу сотского Ставра, но побежденному, - ежели поверить эпосу, - женою того Василисою Микулишной: нокаутировавшей мономаховых бойцов, восторжествовавшей над княжескими стрелками и, обыграв князя в шахматы - освободившей мужа... И обитательница Игнатьевской улицы Киева, дочка Владимира Мономаха - анахронистически привязываемая к веку Владимира Красна Солнышка, предстала в эпосе супротивницей млада Добрыни Никитича, колдуньей Мариной Игнатьевной - дамой свободного поведения, полюбовницей Змиевича (сына Тугоркана?):
...Не отколь взялася тут Марина Игнатьевна,
Водилася с дитятами княженецкими,
Она больно, Марина, упивалася,
Голова на плечах не держится,
Она больно, Марина, ухваляется:
Гой еси вы, княгини, боярыни!
Во славном во городе во Киеве,
А и нет меня хитрей, мудрей,
А и я, де, обернула десять молодцев -
Сильных-могучих богатырей гнедыми турами...
Регионы фольклорного бытования былин о Марине [С.И.Дмитриева "Географическое распространение русских былин", 1975, с.63] говорят о древнем их возрасте. Например, большой куст записей протянулся по реке Лепше в Шенкурский уезд, на Вагу. Этот путь уже в ХIV веке был новгородцами потерян, перехваченный низовскими колонистами, осваивавшими бассейн Сев.Двины [см. там же, с.с. 38-41]. Другой куст бытовал в районе Усть-Цильмы, в среднем течении Печоры. В низовьях реки, колонизировавшейся вверх - от моря, эта былина не сохранилась. С ХIII века былины, чья поэтика не выдержала столкновения с реальностью поражения русских витязей татарскою ордой, активно вытесняются новым жанром - историческими песнями. Карта их распространения пропускает важнейшую область бытования старших былин - Мезень, Кулой и Зимний берег [там же, с.52], где удержалась древняя поэтика. А наша былина там бытует [там же, с.63]. Она рисует Маринку красавицей, по пространным версиям, в момент знакомства с Добрыней она румянится и прихорашивается перед зеркалом. А Марина Мнишек - соотносимая с древней былинной героиней [В.Ф.Миллер "Народный эпос и история", 2005, с.359], до знакомства с Отрепьевым не встречала претендентов на руку и красотой, согласно портретам ее века, совершенно не блистала [см.: "Дневник Марины Мнишек", 1995, с.43]. Наконец, тур уже в ХIV в. был редок, таясь по белорусским лесным чащам, а к ХVII в. истреблен полностью, но новгородским сказителям остался знаком его облик.
Древнейшая рукопись с нотированным списком былины - сборник К.Д.Данилова, чей вариант восходит к монгольским временам. Но сохранился и вариант древнейший, тоже записанный в Нов.время, храня редакцию домонгольскую [см. "Страницы Мировой истории", СПб., ?1, 2012, с.с. 2-3]. Марина привораживает Добрыню:
Брала она следы горячие, молодецкие,
Набирала Марина беремя дров,
Беремя дров белодубовых,
Клала дрова в печку муравленую
С теми следами с горячими.
Разжигает дрова огнем палящятым
И сама она дровам приговаривает:
"Сколь жарко дрова разгораются
Со теми следы молодецкими,
Разгоралось бы сердце молодецкое..." -
И сердце его действительно разгорается, Добрыня вбегает к Марине и, выхватив саблю, прогоняет вон "прекрасного Змиевича". За это разгневанная барышня обращает поклонника в тура. Бык убегает на болото, вожаком в турье стадо; с прочими быками-богатырями "атамана-Золотые Рога" рознит лишь драгоценная вызолота гигантских турьих рогов... Дальше наступает замечательно кинематографичный финал - чуждый ханжеской православной белиберды, навешиваемой агитпропом РФ на женщин Древ.Руси, являя их в подлинном образе. Подруга богатырской матушки Амелфы Тимофеевны - млада вдова Анна Ивановна, крестная мать Добрыни, мастерски сваливает Марину наземь и избивает ногами по ребрам, покуда не принуждает возвратить Добрыню. Марина ласточкой летит на болото, усаживается на Добрынин рог, возвращает облик богатырю, и тот саблей четвертует злую безбожницу - отсекая руки, ноги, губы: ласкавшие, оплетавшие, целовавшие непотребного Змиевича...
Известное нам о Древ.Руси позволяет, опустив фельетонные эпизоды, уверовать, что историческая княжна Марина, будучи страстной натурой, нрав имела свободный, в интеллектуальных же занятиях не чуждалась оккультных практик (молитвослов княгини Гертруды-Елизаветы, жены Изяслава Ярославича, жившей веком ранее, сохранился, и на его полях списан лунник). Но она, кроме (христианских) пороков, обладала немалыми достоинствами, поскольку удостоилась титулования благоверной княгиней и прозывания личным именем. Обычно летописцы самых знатных женщин звали лишь по мужу либо по отцу... Политически же Марина Владимировна едва не сделалась императрицей Ойкумены, а ее сын - кесарем Цареградским, выдворив с берегов Босфора гордых греческих василевсов.
Это и есть - то преступление, что не прощалось русской княжне греческими церковниками, а вслед за ними, и их русскими учениками! При Киевском дворе жил цесаревич Леон, сын низвергнутого и ослепленного императора Романа Диогена, по византийской "историографии", якобы, погибший в бою в 1087 году. Историками он объявляется - самозванцем, сообразно идеологии нашего "византийского" царства, унаследовавшего ненависть греков к славянским странам. Но из русских источников - гораздо более надежных, нежели путанные показания ЧАСТНОЙ хроники (верней, апологетической биографии!) принцессы Анны Комнины "Алексиада", - вырисовывается иное.
Безвестный бродяга, или же скрывающийся от цареградских убийц законный престолонаследник, Леон Девгеньевич получил в жены Марину, согласно Татищеву, брак заключался в 1104 г. в Царьграде. А в 1115 г. царевича Леона русские воеводы во главе с Иваном Войтишичем повели на Царьград, "добывать царство", узурпированное Комнинами. На сторону царицы Марицы уже перешли несколько дунайских городов, населенных болгарами, врагами греков. Казалось, дни Комнинов сочтены. Но 15 августа Девгеньевич был в Доростоле убит двумя ассасинами - исмаилитами, подосланными Старцем Горы, вошедшим в соглашение с греческим кесарем.
