Терминал мотеля почти наверняка прослушивался, и я догадывался, что в ФБР знают способ считывать информацию с моей портативной панели еще до того, как сигнал достигал спутника. Тем не менее, я делал то, чего они, вероятно, ожидали: продолжал собирать данные о Куане и с большим вниманием изучил некоторые статьи Сью.

Она опубликовала две важные работы в «Нейчер нексус» и одну на портале «Сайенс». Все три имели отношение к вопросам, в которых я слабо разбирался и которые, казалось, имели лишь отдаленное отношение к Хронолитам: «Гипотетический таон объединенной энергии», «Неадронные материальные структуры», «Гравитация и связующие темпоральные силы». Единственное, что я понял из этих текстов, так это то, что Сью вынашивала несколько интересных решений для фундаментальных проблем физики. Это были узкоспециальные статьи, малопонятные для меня, в отличие от их автора.

Я сидел и думал о Сью. Конечно, она была больше чем просто преподаватель для тех из нас, кому удалось узнать ее. Но она не слишком откровенничала о своей жизни. Родилась в Мадрасе, в три года родители перевезли ее в Штаты. В детстве была очень замкнутой, все ее внимание было приковано к занятиям в школе и растущим научным интересам. Она была лесбиянкой, но редко говорила о своих партнершах, которые, казалось, никогда надолго не задерживались, и не поднимала тему, как на ее сексуальную ориентацию отреагировали родители, которых она описывала как «довольно консервативных и несколько религиозных». Она давала понять, что все это вещи самые банальные, не стоящие внимания. Если она и затаила давнюю боль, то отлично это скрывала.

Конечно, она умела радоваться жизни, но проявляла эту радость только в работе – она трудилась с самым настоящим энтузиазмом. Ее работа и даже сама возможность работать воспринимались ею как награда, которую она получила от жизни, и она считала это равноценной компенсацией за то, чего была лишена. Она умела получать удовольствие, но это были радости монашки.

Конечно, жизнь Сью этм не ограничивалась. Но это то, чем она была готова поделиться.

«Гипотетический таон объединенной энергии». Что бы это значило?

Это значило, что она близко заглянула в часовой механизм Вселенной. Это значило, что она чувствует себя как дома среди фундаментальных теорий.

Я был одинок, но не слишком уверен в себе, чтобы что-то предпринять. Мне стало так скучно, что я принялся сканировать автомобили на стоянке мотеля, проверяя, сумею ли распознать машину, попадись тут таковая, из которой за мной ведут слежку агенты ФБР.

Но когда, в конце концов, мне реально пришлось контактировать с ФБР, встреча прошла без всяких загадок. Позвонил Моррис Торранс и сказал, что у нас назначено деловое свидание в здании федералов в центре города, где меня ждет анализ крови и проверка на детекторе лжи. Через это нужно было пройти, чтобы получить высокооплачиваемую работу хранителя кодов у Сью Чопра, и это свидетельствовало о том, насколько серьезно правительство относится к ее исследованиям или, по крайней мере, к инвестициям, которые делают конгрессмены.

И все-таки Моррис недооценил федералов – им от меня потребовалось гораздо больше. У меня не только взяли кровь, но и сделали рентген грудной клетки и лазерное сканирование черепа. Я избавился от мочи, кала и пряди волос. Сдал отпечатки пальцев, подписал разрешение на расшифровку генетической последовательности и отправился под сопровождением в кабинет, где находился полиграф.

После того как Моррис Торранс упомянул в телефонном разговоре о полиграфе, у меня в голове начала вертеться одна-единственная мысль: «Хитч Пэйли».

На свою беду я знал за Хитчем делишки, способные упечь его за решетку, если, конечно, он еще не сидит. Хитч никогда не был моим близким другом, и я не был уверен, что обязан хранить ему верность спустя столько лет. Но проведя бессонную ночь, я решил отказаться от предложенной Сью работы еще до того, как подвергну опасности его свободу. Да, Хитч нарушал закон и, возможно, заслуживал тюрьмы, но я не считал справедливым сажать в клетку человека, продающего марихуану богатым бездельникам, которые в противном случае потратили бы свои деньги на водку, кокс или метамфетамины.

Не то чтобы Хич был особенно разборчив в том, чем он торгует. Зато я был щепетилен в том, кем торгую я сам.

Полиграфолог, несмотря на свой белый халат, больше походил на вышибалу, чем на врача, вездесущий Моррис Торранс присоединился к нам в пустой комнате, чтобы понаблюдать за тестом. Моррис, явный федерал, был, наверное, фунтов на тридцать тяжелее, чем должен был весить в идеале, и уже лет десять как миновал пик своей формы. Редеющая шевелюра напоминала, как и у некоторых мужчин средних лет, монашескую тонзуру. Но рукопожатие у него было крепким, держался он спокойно, не проявляя никакой враждебности. Полиграфолог закрепил электроды у меня на теле, и я без запинок ответил на основные вопросы. Затем Моррис включился в диалог и начал гонять меня по деталям первого знакомства с Хронолитом в Чумпхоне, иногда останавливаясь, пока гуру полиграфа вручную добавлял заметки в распечатку. (Техника выглядела устарелой. Такой она и была, приспособленная к нормам судебного права двадцатого века.) Я рассказывал честно, но осторожно: без колебаний упомянул Хитча, но не род его занятий, вспомнил какие-то пустяки про его магазин для рыболовов, ведь в конце концов это был легальный бизнес, по крайней мере время от времени.

Когда разговор зашел о тюрьме в Бангкоке, Моррис спросил:

– У вас искали наркотики?

– Меня обыскивали не один раз. Может, и наркотики искали, не знаю.

– Находили ли у вас наркотики или другие запрещенные вещества?

– Нет.

– Вы провозили запрещенные вещества через государственные границы или границы штатов?

– Нет.

– Вас предупреждали о появлении Хронолита? Знали ли вы о нем заранее?

– Нет.

– Это стало для вас неожиданностью?

– Да.

– Вам знакомо имя «Куан»?

– Только из новостей.

– Вы видели изображения, вырезанные на следующих монументах?

– Да.

– Это лицо вам знакомо? Вы узнали его?

– Нет.

Моррис кивнул и подошел к полиграфологу посовещаться. Через несколько минут меня отсоединили от аппарата.

Моррис проводил меня к выходу из здания.

– Я прошел? – спросил я.

Он только улыбнулся:

– Не моя вотчина. Но на вашем месте я бы не беспокоился.

Сью позвонила утром и сказала, чтобы я явился на работу.

Федеральное правительство, по причинам, вероятно, лучше известным старшему сенатору от штата Мэриленд, предоставило для этого филиала исследований Хронолитов неприметное здание в парке, посреди промышленной зоны в пригороде Балтимора. Низенькое строение, разделенное на офисы, с импровизированной библиотекой, и ничего больше. Самый смак исследований достался университетам и государственным лабораториям, как объяснила Сью. То, чем она здесь руководила, походило на мозговой центр, систематизирующий результаты и выполняющий функции консультанта и координатора расходов. В основном Сью занималась тем, что оценивала актуальные данные и выявляла новые перспективные направления работы. Ее непосредственными начальниками были люди из агентства и личные помощники конгрессменов. Она представляла высший эшелон научно-исследовательских кадров, изучающих Хронолиты, то, что с полным основанием можно было назвать наукой.

Я все не мог понять, как неугомонная и азартная Сью Чопра могла довольствоваться менеджерской работой. Но я сразу перестал удивляться, едва она открыла дверь своего кабинета и поманила меня внутрь. В огромной комнате стоял подержанный лакированный стол и бессчетные ряды шкафов с картотеками. Пространство вокруг ее рабочего терминала было завалено газетными вырезками, журналами и распечатками электронных писем. А стены были заклеены фотографиями.

– Добро пожаловать в sanctum sanctorum[13],– задорно сказала Сью.