Илан поставил последнюю точку в протоколе, осталось только приложить печать. Печать в кабинете. Тащиться снова наверх - еще четверть стражи назад закончились ноги. Сидеть и взвешивать внутри себя разные чувства - немного отчаяния, когда делаешь, что можешь и что положено по протоколу, и человек полностью от тебя зависит, но ты не знаешь, получится ли, выживет ли, и немного уверенности, что не будешь опускать руки, пока не испробуешь все доступные средства, ведь иногда у тебя получается, и немного смирения, потому что менять судьбу удается, но иногда и судьба меняет тебя, и немного собственных не самых лучших воспоминаний, когда лежишь вот так, почти парализованный, ничего не можешь, почти не дышишь, а над тобой те, кто ввел тебе очень неподходящее лично для тебя лекарство, стоят и рассуждают, что вот, сейчас будет отек мозга, и это всё, и умрет, и что теперь делать, и испоганено дежурство, и кто будет отвечать, а ты держишься только на желании жить и немного на том, что кто-то из них же догадался вколоть тебе адреналин, - нет, взвешивать совсем не хочется, но ты сидишь и взвешиваешь. Потому что ноги закончились, а единственный способ спастись от мыслей - куда-нибудь бежать. Ты слишком много в это время чувствуешь и слишком много думаешь, лучше бы работать руками, и вообще лучше быть более тупым, простым и сильным, чем получается у тебя... Поход за печатью можно отложить на завтра. Вставать и идти все равно придется. Дренажи, пульс, температура у послеоперационных, урезонить докторов, проверить, как там Рыжий под присмотром Кайи, зайти в дезинфекцию, куда Неподарок понес именные гравированные скальпели замачивать в тройном растворе, и не вернулся, отыскать хофрского доктора...
Доктор Раур справился с раненым плечом быстро. Вкатился назад в палату со своей обычной улыбкой, словно все ему нипочем.
- Вам не тяжело? - спросил его Илан. - Я могу остаться до утра и подстраховать в операционной.
- Мне? - переспросил Раур. - Что вы! Мне в радость, я соскучился по настоящей работе!
- Ну, ладно, если так, - ответ этот вызвал у Илана отрадное чувство, он даже готов был забыть недоверие из-за бесплановой плановой. Хотя бы кто-то ни с кем и ни о чем важном не спорит, не противится и рад возможности работать. - Если привезут сложный случай, я не уйду, буду на этаже. Просто ищите, где заснул.
Вышел в коридор. В докторской палате тишина. Возле Эшты горит масляная лампа. Доктор Ифар спит или делает вид, что спит, отвернувшись к окну, самому Эште Гагал после того, как разбудили, зачем-то ввёл успокоительное. Надо спросить, зачем, неужели повел себя буйно? После лишней дозы пьяного гриба бывает, но... странно. В коридоре, чуть дальше, на обычной для Намура лавке перед операционным блоком, сидит парочка - советник Намур и доктор Актар. Обнялись, один, похоже, опять рыдает, зато второй наконец-то перестал пугаться собственной жалости и сочувствия и не бежит искать спасения у доктора в душещипательные моменты. Про жену доктора Актара Илан уже и вспоминать перестал. Намур, так Намур. Главное, не бросает его, есть свободное время - сразу здесь. Илана заметили, пришлось подойти, тронуть доктора Актара за плечо.
- Что случилось? - спросил Илан.
Актар вытер локтем лицо и горячо схватил Илана за руки.
- Это я виноват, простите меня, доктор! - объявил он.
Илан, у которого внутреннее "я" уже стонало и само точило слезу от этих бесконечных поисков, над чем бы поплакать, подумал, речь о семейной склоке в докторской палате. Вдруг Актар нечаянно стравил отца и сына, много ли тем надо, чтобы они снова зацепились за старые обиды. Оказалось, доктор Актар винит себя в том, что замучил Илана и у того теперь что-то болит.
- Пойдемте спать, - вздохнул Илан и взял Актара под локоть. - Выспимся, и завтра утром у всех все пройдет.
- Не могу, - отвечал Актар. - Там у доктора Ифара, доктора Гагала и доктора Эшты очень нехорошо сложился разговор.
- Там все спят, - сказал Илан.
Доктор Актар позволил себе усомниться. Что происходит в докторской палате, Илана не особенно интересовало посередине ночи, но с ним поделились. Доктор Ифар не просто так сидел возле Эшты, Эшта тоже был ему сыном, старше Гагала на два года. Доктор Ифар не подозревал, что Гагал об этом знает. Доктор Ифар даже не думал, что Эшта и Гагал поддерживают родственные и профессиональные отношения. Но выяснилась какая-то некрасивая история, что будто бы Эшта послал к Гагалу платного пациента, а Гагал Эшту предал - оболгал и профессионально уничтожил. А доктор Гагал сказал, что никогда ничего подобного себе не позволял, никому не говорил, хотя не один раз стоило бы - доктор Эшта выпивал, бывало, ходил по вызовам пьяный, делал что попало, с каждым разом все хуже, и мать его спилась, и Гагал устал прикрывать его зад в случаях, когда доктора Эшту второй раз в одно и то же место не зовут, и исправлять его ошибки. Тут вмешался доктор Ифар, попросил не трогать память покойной возлюбленной, и все окончательно переругались, а Эшта кричал, чтобы этот убийца Гагал его больше не трогал. Успокаивать Эшту позвали фельдшера с поста, потому что тому снова стало плохо. И как вы думаете, доктор Илан, можно ли теперь туда идти?
- Давайте, я положу вас в общей, только не признавайтесь никому, что вы доктор, а то пристанут с вопросами, - предложил Илан.
На том и порешили. Намур хотел, по обыкновению, зазвать Илана в душевые, в одиночку он, похоже, побаивался раздеваться среди веселых медсестричек, Илан сказал ему, подойдет позже. До дезинфекции Намура проводил, но даже не проверил внутри наличие Неподарка. Быстро и почти не припадая на ногу прошагал до главного поста у больших дверей и попросил журнал общих записей. Открыл страницы платных вызовов в город. В тот вечер, когда Гагал попросил показать ему анестезию ниторасом и, в результате эксперимента, оказался навеселе, приходили именно за ним. Фельдшер вписал в графу выхода его имя, ему зачислил деньги, и пришел в кабинет к Илану искать доктора Гагала. Это Илан не сдержал язык. Из-за Илана доктору Эште отрубили руку. Адар и в портовой управе, которой командовал до прихода в город имперских властей, стоял на страже справедливости и всегда требовал возврата долгов. Сам мог не платить, но не вернуть задолженность ему было нельзя. Возможно, лекарства, опоить Эшту, оставил тоже Илан, предварительно рассказав, как пользоваться. Номо они не пригодились, покойников не лечат.
Мыслей в голову сразу пришло так много, что стало тяжело дышать. Во-первых, для того и писан госпитальный устав - доктора друг друга не обсуждают; взялся исправлять - исправь молча. Во-вторых, может быть, все не так. Может, не в чем себя винить и не за что казнить. Нужно хотя бы попробовать проверить, верная это догадка или нелепое совпадение. Адар ли вообще отрубил Эште руку. В-третьих, Илан сказал правду. Лучше совсем не лечить, не браться, чем наносить труднопоправимый вред. Впрочем, для нерадивых и неумелых докторов при городской гильдии есть квалификационная комиссия и внутренний суд, и не Илану решать, кто достоин звания врача и членства в гильдии, а кто нет. Но и не Адару назначать наказание. В-пятых, долгов и так было более, чем достаточно. Добавился еще один, вместе с ответственностью за искалеченную жизнь. В-шестых, за отчаяние, злость, а, может быть, даже сумасшествие Адара вешать на себя вину глупо, но... смотри пункт "во-первых". Нужно не только взвешивать каждое пророненное слово, но и думать, кому ты его говоришь. Любое, даже самое простое и самое правильное объяснение ситуации любой это объяснение слушающий может понять задом наперед и повернуть соответственно извилистому течению мыслей в своей голове.
