- Радость моя, - сказал он, очень старательно делая свой голос спокойным и отфильтровывая из речи запрещенные слова и обидные болотные присловья, - я выворачивал тебя наизнанку, я общупал и осмотрел тебя везде, я изучил и запомнил тебя вдоль, поперек и насквозь. Ты мне что такое сейчас лепишь? Думаешь, доктор молодой, зеленый, ничего не понимает? Или доктор хирург и в голове у него одни тупые операционные схемы? Что невнимательный, температуру не измеряет, давлением не интересуется? Ну, так меня научили обходиться без измерений. Я работаю на самом краю, у меня не всегда для этого есть время и есть рядом приборы. Ты у меня на кончиках пальцев. Весь. Как рыбка в волшебном фонаре. Я чувствую тебя по пульсу, по дыханию, по влажности кожи, по рельефу вен, по тонусу мышц... У тебя все хорошо. Отеки уходят, шов заживает, воспаления нет, давление снижается. Ты выздоравливаешь. Я тебе не вру. Придушить тебя иногда хочу за противоречия, за желание жить и полное отчаяние, смешанные один к одному в мерной ложке, это правда. Не дай бог тебе таких пациентов, как ты сам. Я позову Арайну, пусть он с тобой поговорит, пусть объяснит всё то же самое, кажется, он умеет убеждать лучше, чем я. Как он заставил тебя согласиться на операцию? Что сказал тогда?

- Что вы государь Арденны и личный врач императорской семьи, что отказываться нельзя, а то накажут...

Илан удивленно замолчал. У него даже злость прошла.

- Чушь какая. Что значит - накажут? Розгами по жопе, что ли? И ты ему поверил?

- Не знаю... Очень неловко было. И страшно. Словно в дурной сон попал.

- Мальчики, потише, - раздался ворчливый голос Ифара. - Я спать хочу.

- Похоронил себя из-за ерунды, - укоризненно сказал Илан.

- Что с ним? - спросил Ифар.

- Спазм копчиковой мышцы. И крестцово-остистая связка повреждена лет сто назад. Наверное, сам забыл, когда и как упал. Раньше поднывало, но терпимо на фоне остальных болячек. Во время операции отлежал или потянул на жестком столе, перенервничал, зажалось всё намертво. Мы-то укладываем, как мне удобно, а не как пациенту. Теперь болит, а он не помнит, почему.

- Тампон с маслом зверовника на всю ночь сам знаешь куда, - сонно отвечал Ифар. - И не мешайте спать.

- Или тринитрин с ланолином один к пятиста, - согласился Илан. - Консилиум окончен. Мазь нужно готовить, остальное принесу.

Пошел на пост за лампой, гиффой, перчатками и двумя шприцами, большим и маленьким. Обколоть на ночь, чтобы успокоился и поспал. Не забыть предупредить Гагала. Для акушера травмы копчика, в том числе, застарелые, привычная патология, нередко случаются в родах. Гагал умеет хорошо с этим разбираться. Обязан уметь, иначе зачем его здесь держат. Я люблю людей, говорил себе Илан, люблю пациентов, моя жизнь это пациенты, мое время посвящено пациентам. Они меня бесят. А я их люблю. Даже Намура. Даже Ифара и других хирургов. Даже терапевтов. Даже тех, кто называет меня "государь Арденны". Убейте меня кто-нибудь, ибо я предвижу свои дальнейшие мучения...

* * *

- Доброй ночи, - сказала Илану госпожа Мирир, когда он открыл дверь, увидев свет у себя в лаборатории.

Илан смолчал. Доброй или спокойной ночи в больницах не желают. Плохая примета - к ночи наоборот. Неспокойной и недоброй.

На столе между тетей Мирой и Намуром была расстелена пропитанная кровью рубаха доктора Эшты. Кафтан в свернутом виде лежал рядом. Илан знал, что кафтан испачкан, но цел. Рубаху он сам еще не рассматривал. Намур что-то ел из лабораторной чашки. Госпожа префект копалась в правом рукаве одним из принадлежащих Илану пинцетов.

- Удобный инструмент, - похвалила она. - Молодец, что позаботился и все собрал.

- А где... два инспектора? - спросил Илан.

- В порту. - Тетя Мира показала на рукав рубахи. - Видел?

- Еще нет.

- Рукав засучили перед тем, как рубить руку. Чуть в одном месте задето, дырка небольшая. Заботливый жест. Это не убийство. Не грабеж. Не разбойное нападение на улице. Что-то другое. Я бы сказала, что пытка. Или наказание.

- В тех обстоятельствах, которые сопутствовали, то и другое равносильно убийству, - сказал Илан.

- Последствия равносильны, мотивы - нет.

- Вы по одной рубахе это видите?

- Ты ученик Джаты. Что говорил тебе Джата про порядок расследования, помнишь?

- Что нужно отсечь любые возможные ошибки, тогда все само станет ясно. Как в медицине. Диагноз исключения.

- Пострадавший что говорит?

- Он не говорит. В себя пришел, но это ничем не поможет. Не помнит вообще ничего. Даже кто он.

- По голове его не били прежде, чем... наказать?

- Нет.

- Синяки на теле, следы веревок?

- Нет. Совершенно чистый, не считая руки.

- А как он тогда позволил с собой такое сделать и почему все забыл?

Илан подумал.

- В его медицинской сумке не было ни одного пузырька с лекарством. Некоторыми вещами можно напоить. С памятью потом - как повезет. Если штуки две-три вместе влить, точно отшибет надолго. И позволить с собой сделать после них можно еще и не такое.

- Спасибо, - покачала головой госпожа Мирир. - Это ценная информация. Как сам? Как мама?

Илан не сразу понял, что эти вопросы касаются его лично.

- Работаем по мере сил, - пожал он плечами. - Госпожа Гедора уехала в Ненк, в лепрозорий. Еще какие-нибудь вопросы будут?

- Ты что, выгоняешь нас?

- Нет, сам пойду спать. Могу оставить ключ советнику Намуру. Кабинет, если здесь никого, лучше запирать на ночь.

- Поесть не хочешь? Нормальной домашней еды. Я хорошо готовлю.

- Хочу, - сказал Илан. - Спасибо, тетя Мира...

Гулкий отдаленный грохот на лестнице, кто-то бежал и второпях споткнулся на самом верху. Топот по коридору. Резкий скрип кабинетной двери, которую так и не удосужились смазать, несмотря на многочисленные обещания. Уборщик из операционной:

- Доктор Илан! Доктор Илан! Быстрее! Ножевое в сердце!

Спасибо тебе, тетя Мира, и за пожелание доброй ночи тоже. Из-за него доброе время не смогло начаться. Недоброе и не заканчивалось, это же госпиталь.

В операционной уже стоял свет, были поделены бригады, подготовлен стол с инструментом, зафиксирован и обложен стерильными простынями пациент. На лице наркозная маска, голова по глаза замотана платком. Кого оперируем, не видно. Это хорошо. С больным лучше знакомится после операции. Когда выжил. А пока тело и тело. Не жизнь, не душа. Ничего личного, ничего сакрального, ничего волнующего. Работа.