Этот матч я кое-как доиграл. Мы стали чемпионами.
На следующий день газеты, захлебываясь от восторга, описывали подробности матча, расписывали подвиги Санто ди Чавеса, вырвавшего победу у "Броксов", а в конце там была и такая фраза: "О напряженности матча свидетельствует и то, что один зритель умер прямо на трибуне от разрыва сердца, не перенеся огорчения после третьего гола в ворота "Броксов".
На похоронах Джузеппе плакала только Ева. Я стоял и думал, и одна мысль не давала мне покоя.
Я пришел к хозяину. Он стоял в лаборатории около клетки с крысами. Когда я вошел, он что-то вытащил щипцами из клетки и бросил в мусорный ящик.
- Восхищаюсь этими тварями, - сказал он мне. - Они чувствуют все без всяких приборов. Неделю назад я поместил в эту клетку крысу с привитой злокачественной опухолью. Ни один прибор не мог бы определить, что эта крыса больна, она ничем не oтличалась от любой здоровой. Опухоль развилась бы месяца через полтора-два. А эти почувствовали, что она обречена и сожрали ее. Все чувствуют. Такую бы остроту чувств человеку!
Я прервал его. Я спросил, сколько бы прожил еще Джузеппе, если бы ему не приходилось "играть" за меня.
- Еще бы лет десять-пятнадцать, - равнодушно сказал хозяин. - Это напряжение ему дорого обошлось. Но ты не огорчайся, мальчик. Жизнь есть жизнь, как говорят французы. В конце концов, Джузеппе ничего впереди хорошего не ждало. А ты не огорчайся. Мы тебе найдем другого безработного знаменитого футболиста...
- И убьем его?!
Он удивленно посмотрел на меня.
- Мне не нравится твой тон!
Я его не ударил.
Я только стукнул ногой по клетке с крысами, которые сидели, притихнув, и будто прислушивались к разговору.
Клетка перевернулась, а я, не оборачиваясь, ушел. Больше хозяина я не видел.
Мы с Евой решили уехать. Еве почему-то хотелось в Австралию, не знаю почему, а мне все равно куда ехать. Вот и все.
За столом воцарилась тишина.
- Интересно, - сказал капитан. - Здорово. Значит, вы больше не будете играть в футбол?
- Нет, - сказал Чавес. - Не буду. Тогда я понял раз и навсегда, что я не крыса, а человек, хоть и надо мной можно делать опыты.
- А вы уверены, - сказал капитан,- что никогда не пожалеете об этом?
- Я жалею об этом все время, - резко сказал Чавес,- стоит мне только вспомнить Джузеппе.
- Что вы будет делать в Австралии? - спросил болезненный молодой человек.
- Деньги у нас, есть, - сказал Чавес, - купим какое-нибудь дело.
Покерист хотел что-то спросить, но раздумал. Он нерешительно вертел в руках колоду карт.
В салон вошла красивая молодая женщина.
- Санто, - сказала она, остановившись у стола - извини, я думала, ты заблудился и никак не можешь отыскать нашу каюту.
- Спокойной ночи, - сказал Санто. - Завтра еще поиграем в покер?
- Нет, - сказал капитан, - увольте. С вами играть неинтересно. Просто поговорим.
Санто взял жену под руку и вышел из салона.
- Красивая пара, - сказал им вслед, ни к кому не обращаясь, болезненный молодой человек.
Ему никто не ответил.
Лайнер пришел в Сидней рано утром. Проталкиваясь сквозь толпу пассажиров, стоявшей перед сходнями, к Чавесу подошел покерист.
- Простите. На одну минутку.
Чавес отошел от Евы.
- Послушайте, - сказал покерист. Он оглянулся по сторонам. - Вы мне не дадите адрес?
- Какой адрес? - удивился Чавес.
- Того, - сказал покерист, - вашего хозяина.
Чавес несколько мгновений, как будто изучая, смотрел в лицо покериста, потом медленно по слогам назвал адрес и фамилию хозяина.
- Запомнили?
- Да, - сказал покерист. - Спасибо.
Чавес не заметил протянутой руки.
