Разумеется, природу обмануть мне не удалось. Я словно снова стал подростком, только фантазии в моих «мокрых» снах обрели конкретную форму. Я злился, ненавидел, пытался с этим бороться, а потом сдался и назначил Энди встречу, передав записку через его брата. Мы провели странную ночь. Нам обоим было неловко, но гормоны сделали свое дело, и утро я встретил уже несвободным. Энди прятал от меня глаза, кутался в одеяло и молчал почти все время, пока я говорил. Я не стал скрывать от него ни своих намерений, ни планов. Мы договорились о том, что эта связь не будет влиять на нашу жизнь, что каждый волен выбирать свой путь. Мы будем встречаться во время его течки, но это и всё. Я сказал, что не хочу детей, поэтому все заботы о предохранении лежат на нем, а если он решит завести ребенка… Я не могу ему запрещать, но и заставить меня заботиться о нем у Энди не выйдет. Я знаю, как это звучит. Сейчас я сам себе противен, но тогда я почти гордился собой и своей способностью расставлять приоритеты. Мы разошлись, и я почти забыл о нем, надеясь увидеть его не раньше, чем через месяц, когда у него начнется течка.
Вот только Энди все никак не приходил. Не приходил, не звонил, никак не давал о себе знать, хотя пошел уже третий месяц с нашей первой встречи. А я все больше думал о нем. Я смотрел на его брата, проходил мимо, вздрагивал каждый раз, когда чувствовал запах Энди на одежде и однажды не выдержал. Придравшись к какой-то мелочи, я оставил парня после занятий на отработку и задал пару вопросов. Наверное, логичней было бы вздохнуть с облегчением, но я, услышав, что Энди нашел мне замену, с которой и проводит свои течки, пришел в бешенство. Это было даже смешно – как быстро я забыл обо всех своих намерениях и планах. В тот момент меня волновало только то, что мой омега – не со мной.
Последовавшую за этим сцену сейчас я даже не хочу вспоминать. Я понимал, что после всего, что наговорил ему, не имел никакого права заявлять на него какие-то права, но в тот момент я был обманутым альфой, и никакая логика удержать меня не могла. В ту ночь мы снова были вместе. И это было уже не неловко, а больно и очень жарко. Еще под утро я думал, что смогу уйти, но что-то изменилось.
Мы все еще не жили вместе, но начали хотя бы встречаться и разговаривать. Сегодня – обед, завтра – ужин, послезавтра – прогулка в парке. Вряд ли можно было найти двух людей, настолько непохожих друг на друга, как я и Энди, но, на удивление, нам было интересно друг с другом. Но оказалось, что этого было мало. Я все еще не собирался обзаводиться семьей и не желал слушать о мотоциклах, а Энди замыкался и уходил в себя, стоило только мне снова заговорить своим менторским тоном. Возможно, мы бы решили, что все наши усилия – пустая трата времени, но вскоре Энди узнал, что ждет ребенка.
Отлично зная мое отношение к этому, он скрывал новость от меня столько, сколько мог, а потом просто поставил перед фактом, заявив, что я ничего ему не должен. Он собирался прекратить наши «свидания», обещал, что не будет приставать ко мне с просьбами о помощи, а я вдруг понял, что не хочу отпускать его. Как-то незаметно я изменился за это время, но все же недостаточно. Кое в чем я оставался все тем же эгоистичным мерзавцем, потому что отпустил его, взвесив все «за» и «против». И гордое звание отца ничуть не перевешивало грядущие проблемы. Разумеется, я собирался помогать Энди. Я даже пообещал себе, что несмотря на желание моего омеги прекратить всякие отношения, все равно буду навещать его. Вот только у Энди были другие планы. Мы никогда не говорили с ним об этом, и я до сих пор не знаю, что заставило его собрать вещи и уехать, но я не видел его целый год. Поначалу я даже выдохнул почти с облегчением, но чем дальше, тем сильнее мне хотелось его найти. Я доставал его семью, опустился до откровенных угроз отчислением его брату, но так ничего и не добился. Только фотографии на электронную почту. Крошечный младенец, глядящий в объектив голубыми глазенками, сломал меня.
Я редко употребляю алкоголь, но после этого я пил два дня, пытаясь заглушить боль и не дать появиться тому, что давно зрело внутри, но чему вырасти я не дал. Только все было зря. Я мог бесконечно сражаться с самим собой, но в какой-то момент просто сдался.
Все началось и закончилось письмом, которое я написал на адрес, с которого пришла фотография. Я не каялся и не извинялся, а всего лишь просил дать мне еще один шанс. Или хотя бы один раз увидеть сына вживую, а не на экране монитора. На то, чтобы решиться ответить мне, Энди понадобился почти месяц. Мне стыдно за то, что я не был рядом с ним в то время, когда был так нужен, но Энди вернулся. Вернулся ко мне.
Знаете, если оглянуться назад, это было самое безумное и счастливое время в моей жизни. Мы ссорились, мирились, хлопали дверьми, уходили, забрав малыша, и все равно возвращались. Сын учил нас доверять друг другу, уважать. Он менял нас, заставлял смотреть другими глазами, и я не понял, когда влюбился. Но с этой минуты все стало другим. Я стал другим. Теперь все, что мне нужно было от этой жизни – это мой омега и мой сын.
Наверное, можно сказать, что мы были счастливы. И мы действительно были. Сейчас нашему сыну одиннадцать, и я горжусь им. А Энди…
Знаете, я никогда не считал себя хорошим человеком. Скорее, обычным. Со своими недостатками и слабостями. Я заставлял плакать, страдать, приносил боль себе и людям, но считаю, что даже я не заслужил такого наказания. Я был далеко, когда Энди, мой Энди сгорел от пневмонии. Меня не было рядом, я не смог ему помочь. Я… так и не сказал ему, что люблю его больше жизни. И теперь говорю Вам: если в Вашей жизни есть человек, мистер Ниджер, которому Вы давно хотели что-то сказать, то сделайте это сейчас. Жизнь слишком часто отнимает у нас тех, кого мы любим, чтобы мы могли позволить себе роскошь промедления. Спасибо за то, что помогли мне. Я все еще не знаю, как мне жить, но теперь я спокоен. И мой Энди теперь в лучшем мире…
