…Бутерброд закончился быстро. Захотелось пить, и Юрка прикинул, куда идти ближе. Выходило, что к себе все-таки он доберется быстрее. Да и подремать там можно. Кресло пилота, конечно, отлично сделано, но спина периодически все равно ноет. Хорошо было бы вытянуться. Время, опять же, быстрее пройдет. А к вечеру он сходит к Отабеку.

…Наверное, тащить с собой целый пакет еды в инженерный отсек было глупо. Но Бек наверняка опять замотался и забыл поесть, и теперь голодный как волк. А с Юрки не убудет. И понимающие взгляды парней, подчиненных Бека, ему до одного места. Пусть завидуют молча.

В отсеке пахло горячим металлом, машинным маслом, резиной и смазкой. Под стеной у самого входа кучкой были свалены отработавшие свое и уже безвредные энергокристаллы, чуть подальше – не меньшей кучкой – грязные тряпки. Зато все остальное просто сияло чистотой. Хотя по-другому и быть не могло. Это же Отабек… От которого, кстати, виднелись только ноги. Все остальное было спрятано под какой-то устрашающего вида центрифугой или еще чем-то на нее очень похожим. Юрка уважительно покосился на металлического монстра и опустился на колени рядом с видимой частью Отабека. Взгляд прошелся по длинным ногам, и Юрка невольно облизнулся. Все-таки почти неделя воздержания давала о себе знать.

- Бек, я тебе пожрать принес, - не надеясь на то, что его приход заметят, Юрка устроил пакет рядом с собой на пол и погладил острую коленку. – Вылазь.

В ответ только приглушенно, но витиевато выматерились, с центрифуги что-то с грохотом сверзилось на пол, заставив Юрку испугано втянуть голову в плечи. А еще через мгновение из-под механизма выбрался Отабек. Взъерошенный, с обнаженным торсом, блестящей полоской смазки поперек груди, пахнущий металлом и жаром – такой он вызывал только одно желание. Заметив его тяжелый взгляд, Отабек только бровью повел, пряча усмешку в уголках губ:

- И тебе доброго дня. Где моя еда?

Юрка облизнулся, но нашел в себе силы кивнуть в сторону пакета:

- Там. Привет.

Отабек кивнул и, дотянувшись до пакета, зашуршал бумагой. Под смуглой кожей заиграли мышцы, и Юрка сел прямо на пол, устраиваясь по-турецки, чтобы не демонстрировать свой стояк и не мешать Беку. Но тот начал разговор сам. Правда, поднял тему, о которой Юрка думать не хотел.

- Как дела на мостике? Судя по тому, что мы все еще живы, новый пилот летает не так плохо, как ты думал?

Юрка тут же взвился:

- Я смог бы лучше! Он перед каждой стыковкой трясется! А кэп говорит, что у меня опыта мало! И что грузовые суда пилотировать не легче! Да хрень все!

- Ну, объективно он прав, - Отабек пожал плечами. – Остынь. Придет и твое время.

- Да, конечно, - Юрка сник. Взрыв эмоций был коротким, но выматывающим. – Витька глазами его уже трахнул пару раз. А тот стесняшку из себя строит. И тоже глазами его ест. Как думаешь, сколько у меня шансов стать первым пилотом?

- На этой лоханке? Пятьдесят процентов. Фельцману летать недолго осталось, он и так превысил свой лимит по возрасту. Витька станет капитаном, твой «любимый» Юри – старпомом. Как думаешь, сколько у тебя шансов стать первым пилотом? – очень точно передразнил его недовольный тон Отабек. Юрка снова вскинулся было, но тут же осекся, задумавшись. А ведь… прав Отабек. Фельцману до почетной отставки чуть меньше двух лет осталось. И он костьми ляжет, но посадит Витьку вместо себя в капитанское кресло. Юри станет старшим помощником, тут и к гадалке не ходи. А у него, Юры, за это время и опыта и возраста прибудет. Полтора года – не такой уж большой срок.

Дойдя до этой точки своих размышлений, Юрка аж вздохнул облегченно. И даже улыбнулся. Тряхнул головой, рассыпая небрежный хвостик, собираясь сказать спасибо Отабеку за удачно поданную мысль, но тот уже снова почти исчез под своей центрифугой. Сбежал. Вот же… Юра зашипел рассерженным котом, и вдруг замер, заметив нехилый бугорок на брюках Отабека. Вот значит, как… Юрка сузил глаза, мстительно улыбнулся и, хищно облизнувшись, придвинулся ближе. Радуясь про себя, что на Беке обычные рабочие брюки, а не комбинезон, и что в крохотной мастерской никого, кроме них нет, поиграл пальцами в воздухе, словно разминающийся пианист, а потом взялся за язычок молнии и аккуратно потянул. Все так же улыбаясь, стянул брюки с бельем пониже, настолько, насколько позволяла поза, и только насмешливо фыркнул, услышав возмущенный голос Отабека:

- Ты что творишь?!

- Я соскучился, - мурлыкнул Юрка, пальцем провел по напряженной плоти, прослеживая вздувшиеся венки. В мастерской они еще не трахались. Бек вообще очень трепетно к работе относился. Но сейчас Юрка застал его врасплох. Потом, конечно, ему влетит, а утром, скорее всего, он и ноги не с первого раза свести сможет, но это того стоит.

…Бек пах собой. Чуть пряно, остро, по-мужски. Так, как любил Юрка. А любил Юрка Плисецкий не только запах. Но и вкус. И ощущение чего-то горячего, стального, скрытого под нежной кожицей. Он знал каждую особо чувствительную точку, и мог довести Бека до бешенства, бесконечно продляя его агонию. Жаль только, что сейчас не видно лица Отабека. Но у Юры хорошая память и отличное воображение, так что… И все же жаль. Видеть, как искажаются черты лица, как сминается губа под напором прикусивших ее зубов. Собственное возбуждение полыхнуло и разлилось по телу огненной волной. Ну нет… сегодня и сейчас он получит Бека сполна. За всю эту чертову неделю. За весь этот полет и нервы.

В последний раз проведя языком вдоль и лизнув вершинку, Юрка отстранился и, глядя на покачивающийся влажный от его слюны член, принялся быстро раздеваться.

- Тебе бы лучше показаться, ясно солнышко, - прохрипел он, на ощупь находя в кармане плоскую коробочку со смазкой с анестетиком. Не то что бы он наделся на что-то такое, идя сюда, но мечтал, да. Надо же, пригодилось.

Появившийся из-под центрифуги Отабек был возбужденным, злым и охренительно красивым. Потемневшие глаза, блестящая от выступившей испарины кожа, припухшие и покрасневшие от интенсивного прикусывания губы… Юра только облизнулся и, не дав Отабеку даже сесть, оседлал его бедра. На вдумчивый секс не то время, не то место, да и терпения нет, так что… Немного смазки и вперед.

…Удержать его Бек не успел. Только подхватить под бедра, чтобы Юра с размаху не наделся на колом стоящий член.

- Псих! – коротко рыкнул он, бешено блестя глазами. – Порвешься нахер!

- Я тебя неделю ждал, - Юра дернулся, ударил его по рукам, извиваясь. – Как думаешь, сколько раз я за это время сам себя поимел?! Отпусти!

Дернулся и застонал протяжно, когда Бек наконец позволил ему опустить до конца. Принял в себя чужую плоть, заерзал, зажмурившись и откинув голову, прислушиваясь к тому, как распирает изнутри, как задевает чувствительную точку. Как хорошо-то… Он почти взвизгнул, когда Отабек ладонью провел по его соскам. Чувствительно, сильно, посылая еще одну волну возбуждения и острого удовольствия вдоль позвоночника.

- Твою мааать… Беек… ну твою ж мать…

Он задвигался сразу резко, сильно, снова застонал, когда Отабек обнял его член так, как он любил: плотно, почти больно. Не было ни искр под зажмуренными веками, ни фейерверка, только мягкая бархатная темнота и удовольствие, от которого подрагивали пальцы, и хотелось то ли плакать, то ли смеяться. Потемневшие, потяжелевшие от влаги волосы лезли в лицо, в глаза, но Юра этого даже не чувствовал. Только пальцы Отабека, нежно убирающие в сторону мешающие прядки. И эти касания словно взрывали его изнутри. Он выгибался, насаживаясь на ходящую внутри него плоть, кусал губы, сорвано дышал, то постанывая, то вскрикивая, а когда терпеть все это стало больше невозможно – распахнул глаза, ловя дикий взгляд ставших черными глаз Отабека. Его мужчина. До кончиков ногтей. Только его.

Первая дрожь-предвестница кинула его вперед, заставила склониться, ловить чужое дыхание, почти касаясь губами губ. Ну же, Бек… Ну…

- Люблю тебя.

Вот он – взрыв. Окатил холодком затылок, прокатился по загривку и заструился по позвоночнику вниз. Обхватил бедра и сконцентрировался там, между раздвинутых ног, выплескиваясь в кулак любовника. Юрка застонал, стиснул плечи, впиваясь губами в открытый, искаженный безмолвным криком удовольствия рот. Изощренная пытка, самая острая и сладкая – целоваться именно сейчас, так, словно это последние секунды жизни. Так горячо и жадно…