Во всех открытых источниках утверждается, что Н. Э. Бредов был арестован СМЕРШ в 1944 или 1945 году, затем вывезен в СССР и погиб в заключении. Украинский электронный ресурс «Енциклопедія сучасноі України» даже взял на себя смелость указать, что погиб генерал в Мордовии. Однако никаких документальных подтверждений этому в информационных массивах ФСБ и МВД Российской Федерации обнаружить не удалось. Лишь недавно в архиве Управления ФСБ по Омской области были найдены документы, позволяющие пролить свет на участь генерала после вступления Красной армии в Болгарию. Согласно им, очередь Николая Эмильевича подошла 25 октября 1944 года. Возможно, за ним специально пришли в день, когда «по старому стилю» произошел Октябрьский переворот. Генерал был арестован в доме своего зятя, в Твердице. Судя по спецсообщению начальника Управления контрразведки СМЕРШ 3-го Украинского фронта генерал-лейтенанта П. И. Ивашутина Военному совету фронта, Н. Э. Бредов был сочтен одним из руководителей РОВС, принимавших участие в формировании Русского охранного корпуса, хотя никаких фактических доказательств этому приведено не было; возможно, генерала просто спутали с его братом[456].
Протокол единственного допроса Н. Э. Бредова датирован 18 ноября того же года[457]. Следователя интересовали и его военная карьера времен Гражданской войны (генерал подробно изложил ход событий 1919–1920 годов), и участие в РОВС, в частности, в Обществе русских офицеров Генерального штаба. На вопрос, слушались ли в обществе доклады на политические темы, Бредов ответил утвердительно и привел в пример доклад М. М. Зинкевича «о государственном устройстве Советского Союза». Когда следователь уточнил, освещал ли Зинкевич тему с антисоветских позиций, Николай Эмильевич ответил: «Да, это безусловно так. Иначе и быть не могло, потому что и сам Зинкевич, и все общество к советской действительности относились отрицательно»[458].
Прозвучали и вопросы о главе 3-го отдела РОВС Ф. Ф. Абрамове и начальнике «Внутренней линии» К. А. Фоссе. Но Николай Эмильевич говорил о них скупо, его ответы сводились к тому, что с Абрамовым и Фоссом он был знаком лишь формально, встречался с ними редко и только по бытовым вопросам. Следователь не мог не знать, что это не соответствовало истине: и с Абрамовым, и с Фоссом генерал состоял в плотном контакте еще с начала 1920-х годов, а «Внутренняя линия», где Фосс играл одну из главных ролей, вообще была прямым продолжением «Долга Родине» Бредова. Но, по-видимому, Николай Эмильевич твердо дал понять, что говорить на эту тему не намерен, потому что в два часа ночи 19 ноября допрос был прекращен, и больше генерала не допрашивали.
О дальнейших событиях рассказывает тетрадный лист, приложенный к протоколу допроса: «Расписка. Приняты Бредов, Удовицкий, Гущин, Гротто-Слепиковский и Кумань, их документы и личные разные вещи. Претензий не заявлено. Ридзович Обрад Малиша. 24/XI 44. Нач.[альник] ОЗН-а Отдел защиты народа г. Вршац»[459]. ОЗН (Отдел защиты народа, по-сербски «Оделенье за заштиту народа») — это югославская контрразведка, созданная при Народно-освободительной армии Югославии 13 мая 1944 года; «ОЗНа све дозна», «ОЗН все знает» — такая невеселая шутка бытовала тогда в сербском языке.
Встает вопрос: почему Н. Э. Бредов был передан органами СМЕРШ югославским коллегам? Ведь арестованных в Болгарии «белогвардейцев» (этот термин трактовался очень широко и мог означать что угодно) вывозили в СССР на дополнительные допросы в Главное управление контрразведки СМЕРШ, после которых их ждал суд. Так, хорошо знакомый Бредову начальник штаба 3-го отдела РОВС полковник Петр Константинович Ясевич 12 ноября 1945 года был осужден по трем пунктам статьи 58 Уголовного кодекса РСФСР и приговорен к десяти годам лишения свободы (после отбытия срока он жил в Мордовии и умер там в 1970 году). Кроме того, множество русских эмигрантов были отправлены в трудовые воспитательные общежития (так в Болгарии назывались лагеря), причем среди них были не только условные «белогвардейцы», но и военные преступники. Так, в 1947 году из 401 русского, содержавшегося в «общежитиях», 322 ранее служили в РОК, 18 были вербовщиками в корпус, 18 состояли в рядах СС, а 8 служили в гестапо. Почему же Николай Эмильевич не был вывезен в СССР или заключен в лагерь? Можно предположить, что главной причиной этого стали его косвенные связи с руководителями Русского охранного корпуса — ведь его родной брат Федор служил в РОК как раз на территории Югославии, а ближайший соратник Бредова на Гражданской войне Б. А. Штейфон и вовсе был командиром корпуса. Во время допроса Н. Э. Бредов имя Штейфона не называл, а о брате упомянул лишь в связи с тем, что в последний раз видел его в конце 1943 года, когда тот приезжал в отпуск в Софию. Но вполне возможно, что двух этих факторов — родство с Ф. Э. Бредовым и знакомство с Б. А. Штейфоном — оказалось достаточно для того, чтобы советские контрразведчики передали старого генерала-инвалида для дальнейшего разбирательства югославским коллегам.
К сожалению, невозможно точно установить, с кем именно Н. Э. Бредов разделил тяготы заключения. Можно лишь предположить, что упомянутый в сопроводительной записке Гущин — это 67-летний полковник Василий Федорович Гущин, инспектор классов Одесского, а в эмиграции преподаватель 1-го Русского кадетского корпуса, а Гротто-Слепиковский — 79-летний генерал-майор Мечислав Станиславович Гротто-Слепиковский, в составе 4-й стрелковой дивизии совершивший Бредовский поход, а в дальнейшем прошедший через лагерь Стшалково.
Путь Бредова лежал из Твердицы через пол-Болгарии на запад, к югославской границе. Потом с юга на север, опять через полстраны, в маленький горный городок Вршац, расположенный в сербском Банате, почти на границе с Румынией. Почему именно туда, ведь к тому времени уже месяц как был освобожден Белград? Вряд ли это уже возможно установить. Что было дальше? Можно только предполагать, учитывая, что ОЗН «славился» свирепостью своих нравов и с теми, кого считал врагами, расправлялся беспощадно. Возможно, Николай Эмильевич какое-то время содержался в «региональном ликвидационном лагере» Стойкович-Телеп, где находились также представители местного немецкого населения (в 29-тысячном Вршаце жили 12 тысяч немцев), сербские четники и хорватские усташи. Охрана этого лагеря имела полномочия убивать заключенных без суда и следствия, жертв закапывали в братских могилах. К декабрю 1944 года в лагере Стойкович-Телеп оставалось всего 300 узников, остальные погибли.
С неменьшей жестокостью, чем к немцам (не только нацистам, но и обычным фольксдойче), четникам и усташам, югославские партизаны относились к «белогвардейцам». Как раз в декабре 1944 года сотрудники ОЗН проводили массовые расправы над преподавателями 1-го Русского великого князя Константина Константиновича кадетского корпуса, действовавшего в Бела-Цркве, что рядом с Вршацем. Тела расстрелянных не закапывали, а просто бросали в скотомогильник на окраине городка. Только в мае 2014 года на этой братской могиле появился поминальный крест, в церемонии открытия которого участвовал автор этих строк.
Екатерина Павловна Бредова еще долгие годы надеялась на то, что увезенный из дома хмурым октябрьским днем 1944 года муж вернется. Она упорно обивала пороги всех болгарских ведомств, но никто не мог сообщить ей ничего утешительного. Когда надеяться стало больше не на что, в 1954 году Е. П. Бредова с дочерьми решила переехать в СССР. Не «вернуться», поскольку из этой страны они не уезжали, а переехать на родину, на землю, где родились и жили ее предки; возможно, и найти какие-то следы Николая Эмильевича. Первыми уехали овдовевшая в 1949 года Ольга Николаевна со вторым мужем, выпускником Софийского университета врачом Вадимом Карамышевым, и сыном от первого брака Алексеем; их направили в Омскую область. Татьяну Николаевну с мужем Андреем Макаренко и сыном Николаем распределили в Экибастуз, где в то время не было почти никого, кроме заключенных, их охраны и ссыльных. В декабре 1958 года вдова генерала скончалась на севере Омской области в возрасте 80 лет. Татьяна Николаевна Бредова, в замужестве Макаренко, ушла из жизни в 1981 году в Туле, Ольга Николаевна Бредова, в замужестве Янишевская, — в 2006 году, в Ставрополе. Семья не оставляла попыток прояснить судьбу Николая Эмильевича, и в конце концов ей удалось найти уникальные документы, которые с любезного согласия потомков генерала были использованы при написании этого очерка[460].
