«Мессершмитты» все ближе и ближе. Закрыли горизонт, все небо. Уже отчетливо различимы блестящие диски вращающихся винтов. Сейчас замигают огоньки пулеметов и… изрешетят в упор.
— А-а! Я не хочу!
Вениамин с удесятеренной силой потянул на себя левую лямку. Сдирая кожу с ладоней, не чувствуя обжигающей боли, он упорно лез по стропам к куполу. Скорей! Скорей! Словно тонкий шелк мог защитить от пуль, как броня. Погасить! Погасить! Вмиг достигну земли!..
С оглушительным ревом, обдав сильнейшим ветром и запахами отработанного бензина, чуть ниже пронеслись веретенообразные «мессеры».
Вениамина оторвало от строп, натянутых, как струны, бросило в сторону.
— Прощайте, друзья! — откуда-то донеслось.
Очухавшись, он обнаружил только два парашюта под собой… Где остальные?.. А это что?.. Недалеко от парашютов какие-то полотнища. Смятыми простынями, зигзагообразно покачиваясь, точно падающие листья, они плавно скользили вниз.
Вениамин похолодел. Звери!.. Так вот почему не расстреляли!.. Сначала у самых нижних. У командира и, наверное, у Юрки…
Он вспомнил рассказы ветеранов, не раз встречавшихся с истребителями врага. Сбив самолет, те убивали выбросившихся на парашютах советских летчиков изуверским способом. Плоскостями, словно бритвой, перерезали стропы над головой…
Вениамин огляделся. На горизонте фашистские самолеты разворачивались для нового захода.
— Ребята! — охрипшим голосом закричал он. — Тяните стропы! Гасите парашюты! «Мессеры» снова идут!
И сам, как по канату, подтягиваясь рывками, полез по стропам вверх. Гул приближался. Кто очередная жертва?..
Рев сводит с ума, колет тело. Ну! Еще усилие и купол рядом. Кажется, ревущий водопад обрушится сейчас. Мелькают парашюты, извивающиеся фигурки. Темно-зеленый фюзеляж. Фонарь кабины.
Ему даже показалось, что он заметил в какую-то долю секунды улыбающееся лицо летчика, наслаждающегося убийством…
— Р-р-рах! — и все исчезает.
Раскаленный шквал со свистом и воем обрушивается на него. Крутит, переворачивает через голову. Стропы выскальзывают из рук. Купол, как зверь, прыгает куда-то вбок. Острая боль обжигает ладони, словно бритвой чиркнули по ним. Земля, ноги, небо, парашют — все сливается в крутящийся шар. Мягкий толчок возвращает к действительности.
Вениамин маятником раскачивается на парашюте. Неподалеку медузами плывут, колыхаясь, купола с обрубленными свисающими щупальцами-стропами…
Внезапно наступившая тишина, едва нарушаемая далеким рокотом, оглушает не меньше, чем только что пронесшийся ураган. От пережитого страха и физического перенапряжения дрожь колотит тело. Стучат зубы, трясутся руки.
Над головой все тот же раскачивающийся купол… Почему-то две стропы пятнистые?.. Все те же «мессершмитты» на горизонте. Уже разворачиваются. Все так же далека и недосягаема земля…
Один в поднебесье. Друзья погибли. Вон в разных местах застыли на земле. Теперь очередь за ним. Он переживет их всего на какие-то секунды. Рядом с ними и для него найдется место…
Истребители разошлись. Один набирал высоту, другой мчался назад. Все!.. Нет, не все!.. Бороться, так до конца!
Он схватился за стропы и попытался подтянуть их. Невыносимая боль, словно ударом тока, отбросила руки. Что такое? Поглядел на ладони. Куски живого мяса висят лохмотьями. Струится кровь по запястьям к локтям. Пятнит обшлага комбинезона.
Истребитель растет, увеличивается в объеме, а гасить купол сил нет. Неужели конец?.. Нет, не убьешь меня, гад! Лучше я сам… Пистолет же есть!
Вытащил его из кобуры, приставил дуло к виску. Сталь спускового крючка холодила палец. Еще мгновение — раздастся выстрел. Но тут его охватила злость: фашист хочет, чтобы я с перепугу покончил сам с собой, да еще надругается над трупом. Ну, погоди же, гад! Вначале я тебя попугаю. Он сунул пистолет в карман. А если раскачиваться как можно сильней?.. Самолет может проскочить и не задеть строп?.. Это же спасение!..
Вениамин воспрянул духом. Забыв про боль в руках, то сжимаясь в комок, то разжимаясь, стал тянуть изо всех сил стропы.
Истребитель близко, ждать больше нельзя. Блестит на солнце остекление кабины. Вениамин выхватил пистолет и, выкинув руку, начал стрелять. Он, конечно, понимал, что для «мессера» пистолетные пули-песчинки. Еще секунда и «мессер» заполнил собой все пространство. Нос точно направлен на него. Винтом зарубит!
Вениамин в последний раз рванул стропу, и как ему казалось, резко откинулся телом в сторону. (А на самом деле всего лишь наклонил голову). В следующее мгновение, с ревом рассекая воздух, самолет пронесся над головой. Удушливый вихрь подхватил Вениамина в свой водоворот, завертел, как щепку.
Сейчас буду падать! Где пистолет?.. Но шли секунды, а падения не ощущалось. Только усилившееся размашистое качение, как на лопинге. Неужели?..
Взглянул вверх. Целый и невредимый купол по-прежнему над ним. Значит, «мессер» промахнулся!.. Обрезал только три стропы. Жив! Жив! Земля-то близко! Всего каких-то двести-триста метров. Вряд ли «мессер» еще раз успеет зайти.
Вновь донесшийся приближающийся гул заставил Вениамина обернуться. Второй «мессер», круто планируя, несся к нему.
Все! Это уже смерть! Его смерть! Он оцепенел, тело обмякло, силы оставили его. Всему же есть предел. Ну сколько же можно бороться?
— Сволочи! Гады! Мучители! Стреляйте! Стреляйте лучше!.. Стреляйте… а где мой пистолет?.. Он нервного напряжения он забыл о нем и не чувствовал тяжести, хотя пистолет был в руке.
До истребителя было еще далеко, но он яростно давил на спусковой крючок. Расстреляв патроны, размахнулся и кинул пистолет навстречу истребителю. И тут его охватило удивительное спокойствие, которое бывает у немногих перед казнью.
Качаться! Земля-то рядом! А может, и этот промажет?!
Снова сводящий с ума оглушительный рев, темень, жуть!
Толчок!..
Вениамин куда-то провалился, словно в пропасть. Звенящая тишина. Открыв глаза, содрогнулся. Купола не было!.. Вытянутая тряпка вместо него на конце уцелевшей стропы. «Прощайте!..»
Он не помнил, сколько летел до земли. Удар! Всплеск!.. Что-то жидкое и холодное хлестнуло в лицо, мягко и пружиняще обволокло тело. Сомкнулось над головой…
Открыл глаза… Зеленая масса кругом. Блестящие пузыри поднимаются вверх… «Что же это такое?.. Упал в озеро?.. Снесло ветром за время спуска?..»
Вынырнув, огляделся, освободился от подвесной и поплыл к берегу. Донесшийся издали рокот напомнил о схватке. Отыскал на горизонте удаляющуюся точку, погрозил кулаком. Выплевывая воду, тонким срывающимся голосом закричал:
— Фашист! Еще встретимся!..
ПЕРЕМЕНЫ
В роте опять новость: с командиров отделений сняли Апрыкина. Тихо и спокойно стало в 22-м, и все уверены — дело от этого выиграет. Болезнь Апрыкина та же самая, что у Гущина и Магонина. Только более застарелая. Чем больше наказывал и кричал, тем хуже становилась учеба и дисциплина в отделении. Лишь за последний месяц было две самоволки, не считая мелких нарушений.
Сейчас умолк, скромно стоит в строю, наблюдая как другой рапортует старшине. Нужный вираж заложило командование, освобождаясь от горлопанов-очковтирателей, ставящих превыше всего внешний эффект и благополучие.
Гущин — подражатель Апрыкина, если не дурак, должен сделать верный вывод, изменить работу. Ко мне сейчас не пристает — видно я «исправился», — но с другими постоянно воюет. Чаще всего с Востриком. Тот уже смотрит на него волком.
Опасное дело затеял в одиночку «комотд». Но ведь никто не скажи, сразу оборвет: сам все знаю и умею.
Видно, между «комотдами» идет негласное соревнование, кто сильней «зажмет» отделение. Не повысить дисциплину и спаянность, а именно «зажать». И вот к чему это приводит. Неумелые постепенно выбывают из игры. Что ж, теперь очередь Желтова. По-прежнему, как останется за старшину, так и сыплет взысканиями на вечерней проверке. Мало своего отделения, так до других добрался. Боятся его стали больше, чем старшины. Но и ненавидят крепко.
