- Начнем, - командует трактирщик, и топоры Хаккерова Хригу и Гайсгразерова Луди тут же обрушиваются на блюттлиев бук, но при первых ударах отскакивают от твердой, как железо, древесины, эхо разносится по всей долине, мощное буханье ударов слышно и в деревне, но постепенно острые топоры вонзаются в ствол все глубже и глубже, теперь рубят Рее Штирер и Бинту Коблер, а хозяин "Медведя" вдруг замечает, что Мани, прислоненный к дереву, шевелит губами.

Трактирщик подает знак, Коблер и Штирер замирают, а он наклоняется к Мани и спрашивает, может, тому что нужно?

- Луна, - говорит Мани с широко раскрытыми глазами.

- Луна? - переспрашивает трактирщик и смотрит недоуменно на небо, - А что с ней?

Потом поворачивается опять к мужикам с топорами.

- Все в порядке, рубите дальше.

- Не знаю, - тянет Бингу, а Рее говорит:

- Посмотри-ка еще разок на луну, хозяин.

Тот поднимает голову.

- Какая-то она не такая круглая, - говорит он задумчиво.

- Одного кусочка вроде не хватает, - шепчет позади него боязливо Сему.

Трактирщика вдруг осеняет.

- Лунное затмение, - объясняет он. - Каждый месяц бывает.

- Никогда в жизни не видал, - мямлит Хернеили Цурбрюгген.

А разве они когда-нибудь разглядывают дуну или звезды, ухмыляется трактирщик. Каждый вечер сидят у него до полуночи в трактире, а когда расходятся по домам, тут уж им не до луны, такие они пьяные, а лунное затмение случается чуть ли не каждую неделю, и ему уже приходилось видеть луну точь-в-точь как четверть сырного круга, и длилось это каждый раз всего несколько минут.

- Что-то не похоже, - вздыхает Бинту, - луна все уменьшается.

Они молча смотрят, и тут от опушки леса на флётенбахцев двинулся старик Гайсгразер, поплыл, как привидение, в лунном свете, неумолимо гаснущем с каждым мгновением.

- Вот теперь вам, баранам, ясно, почему Ваутя Лохер сманил вас своими миллионами убить Мани именно сегодня, в полнолуние, - захихикал старикашка злорадно. - Да потому что сегодня ночью луна лопнет, смотрите, как она светится пламенем изнутри, кипит вся, сейчас сами убедитесь. Я уже видел такое несколько раз, но еще ни разу это не попадало на воскресенье. Сегодня луна обломками будет валиться на землю, и каждый кусок больше целой Европы, и Земле, и всему белому свету придет конец. Поэтому Лохер и раздает свои миллионы, они ему все равно больше не понадобятся.

Старик хохочет, беснуется от радости на снегу, а сын его, Луди, кричит на него:

- Заткнулся бы!

А Бингу лупит, как сумасшедший, топором по буку, тогда и Рее начинает вторить ему, так же безумно, с сатанинским упорством, в дьявольски монотонном темпе.

- Прекратите? - кричит в ужасе трактирщик. - Луна исчезает!

Оба с топорами в руках смотрят, оцепенев, со всеми вместе на луну.

- Она не исчезает, - подает голос Рее Штирер, - что-то ржаво-коричневое наползает на нее.

- Это солнце, - размышляет вслух Бингу Коблер.

- Я думаю, Австралия, - поправляет его Цурбрюггенов Семи, - мне кажется, нас так учили в школе.

- Чепуха, - заявляет Pec. - Земля круглая, не могут же они одновременно находиться и тут, и там, а не то те из Австралии уже давно разгуливали бы по луне, чушь какая-то.

Флётенбахцы смотрят и смотрят неотрывно. Луна все больше и больше заволакивается тьмой, из землисто-коричневой становится ржаво-охристой, вокруг ярко пылают звезды, их до того вовсе не было, в наконец диск луны превращается в раскаленное зияющее око, изъеденное чудовищными язвами, оно зло уставилось на побагровевший снег и кучку крестьян на нем, чьи топоры сверкают, словно вымазанные кровью.

- Проваливай, Мани. - ревет трактирщик, - проваливай отсюда. - И бухается на колени. - Отче наш, сущий на небесах! - начинает он молиться, флётенбахцы тут же подхватывают молитву:

- Да святится имя Твое.

Только старый Гайсгразер катается по снегу, луна лопнет от натуги, гной ее зальет, затопит все вокруг, и настанет конец света; он воет, хохочет, ликует в безумии.

- Да приидет Царствие Твое, - молятся крестьяне.

А Мани словно не понял, что он свободен, он все так же неподвижно сидит на прежнем месте.

- Да будет воля Твоя и на земле, как на небе.

Наконец Мани поднимается, и тут за огненно-красным язвенным нарывом проблескивает светлая искорка.

- Она опять появляется, - кричит Херменли Цурбрюгген. - Луна опять тут, луна!

Крестьяне вскакивают па ноги, единый крик радости исторгается из их груди, страх утихает, и тем быстрее, чем скорее растет яркая блестящая искра, превращаясь постепенно в старую добрую круглую луну.

- Рубите, - рычит трактирщик, и Рее и Бингу мощными ударами сотрясают дерево, вонзая топоры в ствол, а Мани, растопырив ноги, опять сидит, прислонившись к буку, на снегу, с которого медленно сходит зловещий кроваво-красный отблеск; вот топорами вновь замахали Луди и Хригу, а луна все щедрее сияет из-под кровавого нарыва, тающего в небе на глазах, и звезды исчезают, теперь подошел черед Хинтеркрахена и старого Цурбрюггена, а за ним Эбигера, Фезера, Эллена и Бёдельмана, а под конец все крестьяне, включая и трактирщика, подскакивают по очереди к буку и каждый по разу вскидывает топор - удар, следующий, опять удар; и когда блюттлиев бук падает, рухнув на снег, полный диск луны - огромный, круглый, ласковый, весь молочный, как до затмения, - льет на землю с небес свой мягкий серебристый свет.

Надо еще вытащить его из-под дерева, блюттлиев бук жуть какой здоровый, хлопочет трактирщик, Мани здорово размолотило всего, насколько тут что можно разобрать, каша сплошная. И потому в восемь утра, когда уже рассвело, трактирщик испытывает разочарование - Лачер не проявляет ни малейшего интереса к трупу, говорит только, он ему и так охотно верит, что Мани угодил под бук. Зачем же ему еще и на труп смотреть?

Впервые с той ночи, когда из кромешной зимней тьмы он шагнул в залу, Лачер вышел из своей комнаты и спустился вниз. На нем меховая шуба и унты, он сидит за длинным столом и пьет из огромной чашки кофе с молоком, напротив него Фрида и Энни. Трактирщику кажется, что у Лачера дрожат руки, да и вид у него какой-то постаревший, вроде бы он и поседел, и бледный с лица.