У существа не было головы. Покрытый спутанным, влажным мехом червяк заканчивался резко и тупо. Там, где тело кончалось, имелось лицо - другими словами то, что смотрело на Тита из первой половины червя, назвать было нельзя. И это лицо было самым отвратительным зрелищем, какое приходилось видеть Титу - а ведь он считал себя специалистом в ужастиках. Но какая же разница была между монстрами из виртуального мира и тем существом, которое, плюясь и клацая острыми зубами, рвалось к нему, путаясь в постельном белье. Торчащие из пасти зубы составляли разительный контраст с младенческим личиком твари: большие умилительные глаза лазурного цвета, гладкая нежная кожа, смешной носик-пуговка... Еще от существа отвратительно воняло, и Тит вдруг с ужасом понял, что то зловоние, которое он периодически улавливал из бабулиной комнаты, принадлежало не старушке, а твари.
Когда оцепенение прошло, было поздно. Тит дернулся, спрыгивая с кровати, но младенчик с туловищем червяка оказался быстрее. Ногу рванула острая боль, и Тит приземлился на пол уже с присосавшимся к лодыжке чудовищем. Схватить тварь за длинное туловище, чтобы оторвать от себя, не удалось. Ее мех вдруг покрылся какой-то смазкой, отчего руки скользили, а кожу на ладонях щипало, словно он трогал кислоту. Сражаясь за жизнь, Тит давно перевернул колонки, которые стояли рядом на постели, и теперь комнату наполняли не божественные ритмы рока, а его трусливые вопли.
Он уже был уверен, что его сожрут, начиная с ног, когда увидел дырку, прогрызенную в двери. Из дыры выглядывало бабкино лицо и рука с кружкой. Старушка протягивала ему чашку, словно предлагая выпить молочко перед смертью. При этом она напевала, и Тит безошибочно узнал мелодию, которую за неделю успел выучить наизусть. Старуха всегда пела эту песню, если в квартире или за окном шумели.
Когда тварь вдруг отпустила его ногу и шустро поползла к бабуле, Тит понял, что никогда больше не сможет смотреть ужастики так, как они это любили с Верманом: с хохотом и полными чашками попкорна. Когда тебе отгрызают ногу, это чертовски больно и совсем не смешно.
Старушка ласково взяла червяка на руки и, протянув сквозь дыру, исчезла в своей комнате. Когда она вернулась, Тит сидел в прежней позе, и ей пришлось долго кричать, а вернее, по-старушечьи хрипеть, чтобы он впустил ее, открыв дверь. Где-то в помутненном сознании всплыло правило, что нечистую силу добровольно впускать нельзя, но Титу было больно и страшно, поэтому он доковылял до двери и упал в бабулины объятия.
Несколько часов спустя ему стало лучше - по крайне мере, в физическом смысле. Рана, заботливо перевязанная и смазанная старушкиной мазью, уже не болела, в животе было тепло от блинчиков с творогом и вишневым вареньем. А вот то, что творилось у него на душе и в голове, упорядочиваться никак не желало. Пожалуй, Тит скорее бы поверил в мутантов, живущих в канализации под городом, чем в небыль, рассказанную бабкой Валерией.
- Я в молодости глупой была, совсем как ты, - говорила старушка, ласково поглаживая внука по голове. - Весь мир казался только моим, кровь бурлила, сердце в пляс пускалось, стоило солнышку из леса показаться. Изба у меня хоть и с краю деревни находилась, но дома у нас рядком стояли, двор к двору. А я как выйду утром на крыльцо, да как затяну песню, да еще громко, чтобы на другом конце улицы слышно было. Горластая была, петь любила - слов нет как. Что ни делаю, всегда пою. Меня, конечно, предупреждали. Старая Текла, ведьма деревенская, шум ой как не выносила, внучки ее не раз ко мне бегали, и проклятиями грозились, и капусту топтали, и гусей в поле выпускали. Много пакостей делали, да я ведь упрямой была. Все пела. А когда брат баян подарил, так еще и играть стала - больше ведьминой семьей назло, чем в удовольствие, играла ведь плохо. Ну и доигралась, допелась. Ведьма Текла при смерти была, а колдуны на пороге миров жизни и смерти - самые сильные. Подселила она ко мне Тихолюбку. Хоть бесом ее назови, хоть демоном, все одно. Когда только тварь эта появилась, то совсем крохотной была - с палец, не больше. А теперь вон как раздалась, уродина бесноватая. Стоит ей шум услышать, сразу расти начинает, надувается, как упырь болотный. А тому, кто шумит, несдобровать. Сущность у нее такая - убить, и дело с концом. Хорошо, что знакомая колдушка из другой деревни помогла, научила шептать одну песенку, от которой Тихолюбка успокаивается. Ну, еще молочко - верное средство. Так-то вот, внучок, и живу с проклятием на горбе. Вся жизнь тихо проходит, как в могиле. В деревне Тихолюбку оставить не получилось, к вам привезла. Куда я, туда и она. Богом клянусь, не хотела в город, да сынок мой настойчивый, помрешь, говорит, одна, а так хоть на старости лет в семье поживешь. Я подумала и согласилась - очень уж тоска меня заедала. А для Тихолюбки чемодан особый смастерила. Специально песни громко над ним пела - и ничего, не слышала она. Но твои песни, Титус, громче моих оказались. Семь дней назад Тихолюбка была с ладонь, а теперь вон, до собаки вымахала. Что делать? Прямо не знаю...
Рассказ бабки привел Тита в дикий восторг. Иметь в семье настоящую проклятую - это было круто, а быть укушенным демоном - такого не случалось ни с кем из его друзей. Показать Тихолюбку, спящую в чемодане, старушка отказалась, но Тит был уверен, что рано или поздно ее уговорит. Он был рад и тому, что она согласилась обучить его волшебной песенке.
Дыру в двери Тит закрыл постерами, наклеив их с обеих сторон, а комнату прибрал в рекордные для себя сроки. Пообещав старушке ничего не рассказывать родителям и вернуться до темноты, он умчался к Верману, чувствуя себя героем.
Но Верман, потомок магов в седьмом колене и еще больший знаток комиксов, чем Тит, к его рассказу отнесся скептически. Друг снял очки, протер линзы видавшим виды платком и затряс толстыми щеками, подражая директору школы.
- Бабка твоя сколько в деревне прожила? - спросил он, тыча в Тита коротким пальцем. - Правильно, всю жизнь. Нормальные люди столько в глуши не живут. Ясно дело, что у нее с головой проблемы. А у тебя от музыки галлюцинации были, такое иногда случается. Скорее всего, ты не червяка видел, а собачку, которую ваша старуха тайком от всех в комнате держит. Комод же ты сам отодвинул, и...
Видя, что Тит покраснел от злости и готов устроить драку, друг сменил тактику.
- Ладно, если не врешь, то следует эту твою Тихолюбку из чемодана выманить. Во-первых, так ты докажешь, что честный человек, а во-вторых, поможешь своей старухе. Надо Тихолюбку убить.
Тит с досады мог только хлопнуть себя по колену. И почему все хорошие идеи принадлежали Верману? А ведь он дело сказал. Бабка-то без своего демона неплохой старушенцией была, вон какие пироги знатные печь умела.
- Как же мы с этой тварью справимся?
Кто бы сомневался, что у Вермана был ответ и на этот вопрос.
- Все демоны боятся осину и соль. А деревянный колышек у меня еще от брата остался, он в театре играл, помнишь я рассказывал? Клялся, что кол настоящий - из осины! Проткнем чудовищу сердце, а сверху насыплем соли. Можно еще для верности укол из соляного раствора, я видел, как в фильме так с чернокнижником боролись. Правда, шприц достать надо, в аптеке мне точно не продадут.
- Шприц достану, - уверенно кивнул Тит. Отец колол себе витамины, а пробраться в туалетную комнату родителей после всего пережитого проблемой не представлялось. - Как выманивать-то ее будем?
- У Руты днюха через неделю, - торжественно сообщил Верман. - Она как раз в доме напротив твоего живет. Родители ей специально квартиру для вечеринки оставляют, подарок, мол, любимой дочке, а сами к друзьям сваливают. Туса будет знатная. Рутка всех из класса звала.
На том и порешили.
Дни пролетели незаметно. Семья вела себя тихо, стараясь угодить привередливой старушке. "Привыкнет к городу и чудить перестанет", - говорил отец, подключая наушники к телевизору. Тита же одолевали противоречивые чувства. С одной стороны, видеть еще раз Тихолюбку ему не хотелось, да и веры в то, что какая-то соль может одолеть демона, было маловато. Но от одной мысли, что тварь живет в соседней комнате, ему становилось не по себе. А никак он чихнет громко ночью и тогда не проснется вообще? Может, стоило маме сказать? Но Верман идею впутать сюда родителей категорично отверг.