А еще через год в наш дом заявился директор Хогвартса собственной персоной. Мало того: он посмел читать нам нотации и учить воспитывать нашего ребенка, а затем и вовсе появилось какое-то существо, безобразнее и грязнее которого я в жизни своей не видала. Перед совершеннолетием парня нам и вовсе пришлось покинуть собственный дом. Одним словом, Гарри Поттер с первого дня причинял моей семье только одни неприятности. Правда, мальчишка спас моего сына - об этом я не смогу забыть, как бы ни хотела. Как и о том, что он все-таки сын Лили. Моей родной сестры, которую я когда-то любила…
Мне никогда не могло даже в голову прийти, что наступит момент, когда мы со Снейпом станем товарищами по несчастью - нам обоим придется заботиться о сыне Лили. И мне и ему судьба навязала этот долг, не спрашивая нашего согласия. Судя по всему, мы с ним одинаково относились к этому несносному мальчишке и оба отнюдь не скрывали этого. Мы оба заботились о мальчике не столько ради него самого, сколько ради памяти о Лили. Но существенная разница между нами, как я теперь понимаю, состояла в том, что то, что я делала по принуждению, против воли, Снейп делал из любви. Из любви к ней. Этот человек жил ради моей сестры и умер из-за любви к ней. Мне по-прежнему невыносима эта мысль, но я ничего не могу с этим поделать - только завидовать. Завидовать в сто раз сильнее, чем в детстве.
Я всегда считала, что он ее не стоит. Одно то, что он смеет думать и мечтать о ней, казалось чуть не извращением, бунтом против всех законов природы и общества. А сейчас я думаю: если он любил ее так сильно, что согласился защищать ребенка, совершенно ему чужого, более того - ненавистного, если пожертвовал жизнью ради ее сына, значит, в этом все же есть какой-то смысл…
Нет, я не чувствую своей вины ни перед ним, ни перед сестрой, ни перед мальчишкой. Они только портили мне жизнь, как и все волшебники, которых я встречала. И все же иногда, когда я слышу его имя, вспоминаю обрывки письма на крыльце дома моих родителей и следы крови, меня терзает нечто похожее на угрызения совести. Но я уверена, это просто глупые фантазии, и они скоро пройдут... Или не так уж скоро? Или никогда?
Глава 2
«Я учил его! Думал, что хорошо его знаю». Эту фразу я произнес больше года назад, когда Гарри сообщил всем о предательстве моего бывшего ученика. Эту же фразу я произнес совсем недавно, узнав от Гарри всю правду о нем. И эта правда шокировала меня почти так же сильно, как и та ложь. Я ведь тоже знал все, но никогда не придавал этому настоящего значения…
В нашу бытность коллегами, я вел себя с Северусом очень дружелюбно, нарочито дружелюбно, словно стремясь примириться. Сделавшись же его подчиненным, я часто даже позволял себе что-то вроде заискивания, осуждая его в душе. Для меня было трудно работать на равных с бывшим учеником - такого в моей практике мне не приходилось еще делать. Потому я и прибегал к привычной мне снисходительной благосклонности. Но моя доброжелательность не находила отклика, а вызывала только раздражение, которого он никогда не скрывал. Меня, честно говоря, это не удивляло, потому что я слишком хорошо помнил наши непростые отношения учителя и ученика.
В школьные годы Северус Снейп не пользовался моим расположением, признаюсь в этом совершенно открыто. Я недолюбливал его даже несмотря на неизменные успехи в моем предмете. Меня слишком задевала его независимость и презрение к авторитетам. Дело в том, что покровительство всегда было моей слабостью. Я знал все, что происходит на моем факультете и вообще в школе, я умел с первого взгляда распознать в юном волшебнике или волшебнице будущую знаменитость. Мне нравилось формировать личности, влиять на юные умы, выводить в свет новые таланты. Нравилось, перечислять имена своих знаменитых учеников, подчеркивая, что именно мне они обязаны своим успехом. Нравилось демонстрировать всем вещественные выражения их признательности. Я любил, когда на меня смотрели снизу вверх - это льстило моему самолюбию.
Этим, как мне доказал год назад Гарри, и воспользовался когда-то идеальный студент и отличный староста Том Риддл, чтобы получить ключ к тайне, позволившей ему превратиться из блестяще одаренного юноши в монстра, от которого мы избавились такой страшной ценой. С тех пор не прошло ни одного дня, чтобы я не корил себя за это. Потому я и подделал свои воспоминания - я стыдился того, что сделал в тот злосчастный день, что поддался на лесть и не смог распознать обмана. Мне хотелось забыть о роли, которую я невольно сыграл в становлении Темного Лорда. Хотелось забыть о милом мальчике, который присылал мне в подарок коробки с засахаренными ананасами и с очаровательной непринужденной улыбкой принимал мое покровительство, хотя и отказался воспользоваться им.
А Северус Снейп даже в детстве не признавал ничьего покровительства. Зависеть от кого-то он находил унизительным. Его самолюбие заставляло резко отвергать мои попытки включить его в список моих «удачных проектов», а мое - игнорировать его гений, ставший очевидным после первого же урока зельеварения. К тому же - теперь уж скрывать это не имеет особого смысла - я видел, что он знает мой предмет гораздо лучше меня самого. Понятно, для человека, занимающегося зельями несколько десятков лет, и считающегося признанным мастером своего дела, нелегко было сознавать превосходство пусть даже очень талантливого подростка. Да, я никогда не принадлежал к числу учителей, мечтающих быть превзойденными своими учениками. Еще больше раздражало то что, обладая такими выдающимися способностями в области зельеварения, Северус гораздо больше интересовался Темными Искусствами и любимым своим предметом считал Защиту, а не вовсе не Зелья. Вот так и вышло, что учась на моем факультете, он отнюдь не был моим любимцем, хотя втайне я не сомневался, что этот угрюмый мальчик с строптивым нравом станет действительно выдающимся волшебником.
Конечно же, ему, полукровке, да еще выросшему в каком-то бедном магловском районе, было сложно завоевать авторитет на моем факультете, где исконно учились в основном чистокровные волшебники, отпрыски старинных семей, знавшие друг друга с пеленок. Блэки, Малфои, Лестрейнджи - вся магическая аристократия сначала явно смотрела на Северуса Снейпа свысока. Но постепенно он заставил их признать его своим, благодаря не только способностям, намного превосходившим их собственные, а еще и силе и твердости характера, решительности и независимому поведению.
Первым «разглядел» Северуса Люциус Малфой, который явно благоволил к младшекурснику. Возможно, в какой-то мере именно это заставило и остальных иначе взглянуть на мальчика, ведь чего было не отнять у Люциуса, так это великолепного умения разбираться в людях.
Тем не менее, даже войдя в избранный круг, Северус по-прежнему оставался одиночкой. Компании однокурсников он предпочитал общество книг. К седьмому курсу в библиотеке Хогвартса не осталось ни одной книги, которая бы ни разу не побывала у него в руках. Он был равнодушен к развлечениям товарищей, редко принимал участие в увеселительных прогулках по барам Хогсмида, которые любили совершать некоторые из моих слизеринцев. Коротко говоря, Северус Снейп не любил праздное времяпрепровождение, а когда его обвиняли в неумении веселиться, он только пожимал плечами и снова углублялся в очередную книгу.
Подобие дружбы с товарищами по факультету, у Северуса перевешивала вражда с учениками факультета Гриффиндор. Точнее с компанией Джеймса Поттера и Сириуса Блэка. Я никогда не старался вникнуть в причины их конфликта, стараясь вообще не замечать напряженности в отношениях между этими двумя факультетами, поскольку это мешало мне играть в демократизм при поиске талантливых студентов. А Джеймсом Поттером и его друзьями я вообще мало занимался. Способности к моему предмету у всей компании были чуть выше среднего, а у Питера Петтигрю и того хуже, поэтому я не удостаивал их вниманием и мало интересовался их жизнью. Видел только, что хотя перевес в столкновеньях куда чаще оказывался на их стороне - им ни разу не удалось сломить его или остаться безнаказанными. Мстительность Северуса неизменно настигала их именно тогда, когда они меньше всего ожидали этого и всегда бывала крайне изощренной, хитроумной и прекрасно спланированной.
