Тем не менее он пока не испытывал особой симпатии к людям, подобным Невиллу, которые, по всей видимости, представляли собой одну из разновидностей тех философствующих мистиков, что в изобилии водились в Лагуна-Бич и тому подобных местах. Карлос немало размышлял по поводу книг, дорогостоящих лекций и телевизионных шоу Невилла. Все книжные магазины были завалены книгами Годдарда, соседствуя там с книгами Дж. Б. Раина по парапсихологии. Впрочем, в 1957 году интерес к Раину заметно упал. Он пользовался большим успехом в 30-х, но двадцать лет критики со стороны ученых и журналистов вроде X. Л. Менкена основательно подорвали позиции его Общества психических исследований, а его лекции в Дюкском университете все больше напоминали пародию на самого себя. И хотя дела у самого Раина шли неважно, его конкуренты процветали. По всей стране прокатилась новая волна интереса к оккультизму, экстрасенсорному восприятию, летающим тарелкам и научно-фантастическим фильмам Джона Агара. Таким образом, мои разговоры о Я ЕСМЬ вкупе с разговорами о стаях НЛО, летающих над Канзасом, и тому подобных вещах, пробудили в Карлосе желание испытать себя на поприще паранормальных психических явлений.

Он изготовил колоду карт с пятью символами: кругом, квадратом, крестом, звездочкой и волной. Месяцами мы проверяли экстрасенсорные способности друг друга, пытаясь угадать значение этих карт, не смотря на их лицевую сторону. Больше всего для этих занятий подходил кофейный столик в моей гостиной. Карлос несколько стеснялся подобных занятий, а потому очень неохотно соглашался на присутствие посторонних. Мы испробовали несколько вариантов, но чаще всего использовали следующий: Карлос выкладывал карты рубашками вверх на стол перед собой, а затем давал мне указание по очереди мысленно представлять каждый из пяти символов. Я высказывала предположения, где находится карта с тем или иным символом, после чего он записывал мои варианты в блокнот и проверял. Затем мы менялись ролями - и теперь уже я записывала и проверяла варианты Карлоса.

С самого начала он попытался придать нашим занятиям солидную научную основу, сохраняя все записи и анализируя полученную статистику - именно так поступал и Раин. Карлос хотел постоянно придерживаться этой методики, хотя уже тогда начал испытывать смешанные чувства по поводу ограниченности общепринятых научных методик, применяемых в такого рода испытаниях. Однако пока он испытывал необходимость сохранять научную респектабельность, хотя сами ученые считали все эти опыты по ЭСП вздором. Но, в конце концов, новые идеи всегда наталкивались на ожесточенное сопротивление со стороны представителей традиционной науки и обывателей. Кто как не они презрительно воротили свои носы от Галилея? Нельзя сказать, что Карлос был убежденным сторонником "летающих тарелок" или чего-то подобного, однако ему искренне хотелось выглянуть за границы общепринятого знания. Итак, мы месяцами упражнялись с этими картами, пытаясь выяснить, существует ли ЭСП на самом деле. Однако единственное, что удалось обнаружить Карлосу благодаря анализу нашей статистики, так это то, что если кто и обладал экстрасенсорными способностями, то это были явно не мы.

Хотя мы много времени проводили вместе, я подозревала, что он встречается и с другими девушками. Карлос не был красив в классическом смысле этого слова, но зато он обладал исключительным обаянием, которое особенно проявлялось в его общении с женщинами. Он был способен самым внимательным и заинтересованным образом слушать женскую болтовню. У него появился очаровательный жаргон и обезоруживающий стиль общения. В больших компаниях он держался замкнуто, но зато в дружеском кругу раскрывался полностью. Возвращаясь в свою квартиру, он иногда всю дорогу рассуждал с сильным испанским акцентом о своих скульптурах, оккультизме или о других, интересующих меня темах. Мы ходили в кино, на выставки и поэтические вечера, в гости к друзьям.

Однажды вечером, выйдя из кино, мы решили зайти поужинать в пиццерию неподалеку от студенческого городка ЛАОК. Карлос рассказал, что одна из его однокурсниц следует за ним повсюду. Это была высокая блондинка, которую он едва знал. По какой-то причине ей захотелось сделать ему рождественский подарок. Я посоветовала ему не брать ее подарок, и он со мной согласился. Потом оказалось, что он выдумал всю эту историю лишь для того, чтобы вызвать во мне ревность. Надо признать, что ему это полностью удалось - одно время мне даже хотелось зайти к нему в класс во время занятий, чтобы посмотреть на эту мифическую блондинку, которую Карлос расписал мне во всех подробностях медного цвета глаза, длинные, до плеч, волосы и коронка на одном из передних зубов. Если бы я все-таки решилась, мне было бы непросто найти девушку, подходящую под это описание, и он это прекрасно знал. Позднее он рассказал мне о том, что она отчислилась из колледжа и куда-то уехала.

Карлос на полном серьезе уверял меня, что эта эфемерная блондинка существовала во плоти, а не только в его воображении. Спустя несколько недель, когда мы ехали по бульвару Голливуд в его бело-голубом "шевроле" 1954 года выпуска, Карлос внезапно свернул поближе к пешеходной части.

- Там, - сказал он, тыкая пальцем в воздух, - вон та девушка, о которой я тебе рассказывал. Помнишь, я говорил, что она хотела сделать мне подарок?

- Где? Где она? - я завертелась на сиденье. По улице прогуливалась целая толпа, в которой можно было насчитать не менее дюжины молодых блондинок. -Я ее не вижу, где она?

Я хотела, чтобы он развернулся и снова проехал мимо того места, но Карлос не стал этого делать. Повисло долгое молчание. Я прервала его первой, поинтересовавшись именем этой девушки.

- Сью, - ответил Карлос, секунду подумав. - Сью Чайлдресс.

На это я заметила, что Чайлдресс - это девичья фамилия моей матери, и Карлос это знал. Не родственницы ли мы с этой девушкой? Карлос улыбнулся, кивнул, и мы продолжили путь по бульвару, усаженному калифорнийскими пальмами. Долгое время ни один из нас не сказал ни слова.

Лишь в марте 1957 я снова вспомнила об этом эпизоде. Тогда я уже работала в аудио-видеоотделе корпорации "Пасифик Белл". Просматривая список телефонных абонентов города, я вдруг решила поискать неуловимую Сью Чайлдресс. И, действительно, в самой последней телефонной книге мне удалось найти такого абонента. Весь оставшийся день я звонила по этому номеру. Наконец, уже в половине десятого вечера, некая Сью Чайлдресс подняла трубку.

- Недавно я была на вечеринке, - начала я, - и встретила там молодого писателя из Южной Америки. Он рассказал мне о девушке по имени Сью Чайлдресс... -я продолжала рассказывать о мифической вечеринке и о том, что девичья фамилия моей матери была именно Чайлдресс.

Сью была явно озадачена. Она сказала, что у нее нет знакомых из Южной Америки, она не училась в декабре этого года в ЛАОК и никогда не слышала ни о каком бразильском писателе. Зато она была блондинкой и писательницей! Этого мне показалось вполне достаточно, и тем же вечером я поделилась своим открытием с Карлосом.

Он оказался до такой степени застигнут врасплох, что даже пролил бокал своего любимого вина "Матеус". Его растерянность лишь усилила мои подозрения, и, в конце концов, он вынужден был пойти на откровенность, лишь бы успокоить мою ревность.

- Да не существует никакой Сью Чайлдресс, - заявил он, - я просто выдумал это имя.

И, уставившись на меня своими карими глазами, принялся рассказывать о том, что Сью звали его мать, а фамилия Чайлдресс пришла ему на ум из-за моей матери - именно так и получилось это имя.

- Я всего лишь пошутил, - продолжал уверять Карлос, - и был уверен, что ты поняла мою шутку.

Но я решительно продолжала придерживаться собственной версии, заявляя, что они наверняка договорились встретиться завтра во время ленча.

Карлос на секунду зажмурился, а затем насмешливо посмотрел на меня и улыбнулся.

- Да, ты - это что-то! Ты сама выдумала Сью Чайлдресс, а теперь собираешься реализовать свой замысел и, возможно, найдешь его замечательным.