– Вижу.
– Это за вами. Я с группой разминирования, помощником, ветеринаром и поваром вместе с комиссаром ООН поеду на полигон. Ты с товарищами останешься здесь, при аэропорте. Комиссар обещал для вас комфортабельные номера в гостинице. Выезжаем с территории одновременно. Так что можешь обрадовать своих подчиненных.
– Кто будет охранять самолет?
– А сам как думаешь?
– Местная служба безопасности?
– Скорее всего.
– Прямо вот тут, на площадке?
– Не знаю. Это придется контролировать тебе.
– Я что-то не вижу английского борта.
– Он мог убыть восвояси. Извини, но я не стал спрашивать у комиссара, на чем прилетели британцы и куда подевался их самолет. В общем, как устроишься сам, разместишь людей, наладь контакт с начальником службы безопасности аэропорта. С ним и решай вопросы. У меня хватит забот на полигоне.
– Понял.
– А если понял, Олег, то завершай разгрузку, закрывай борт. Готовьтесь к выезду.
– Да, товарищ полковник. – Командир основного экипажа улыбнулся и направился к самолету.
Помощник доложил:
– Леонид Андреевич, станция готова к работе.
– Трубку!
Капитан Холин передал начальнику трубку, внешне похожую на радиотелефон.
Серданов набрал длинный номер.
Послышались гудки, затем грудной мужской голос:
– Адаксин!
– Здравия желаю, товарищ генерал-майор, это полковник Серданов. Извините, что разбудил, но я исполняю ваш приказ.
– Я не спал. Работа, черт бы ее побрал.
– Понял. Докладываю, Георгий Борисович, мы на месте, в аэропорту Парамарибо.
– Принял, хорошо.
– Все здоровы, немного устали.
– Понятно дело, почти половину суток в воздухе, да еще на борту транспортного «семьдесят шестого».
– Нас встречал комиссар ООН Андре Канте.
– И как он тебе?
– Да как все чиновники ООН.
– Что решено по экипажам?
– Им предоставляются номера в гостинице при аэропорте. Подполковник Шутов будет лично и совместно с начальником службы безопасности аэропорта контролировать борт. Моя команда вместе с комиссаром через полчаса отправится в лагерь, на полигон Санкери. По заверению Канте, там созданы все условия для проживания, подготовки и собственно состязаний.
– Иначе и быть не может! Статус финала очень высок. Вы там, на полигоне, поаккуратней. Не забывайте, что за вами будут смотреть во все глаза члены жюри, соперники, охрана. Возможно, и СМИ ведущих стран мира, в основном, как ты сам понимаешь, наших лучших друзей, то есть американские.
Серданов немало удивился и проговорил:
– Какие СМИ, Георгий Борисович? Состязания закрытые. Раньше журналистов к ним и близко не подпускали.
Генерал вздохнул:
– Придется напомнить тебе известную фразу Гераклита: «Все течет, все изменяется».
– С чего вдруг изменились правила?
– Мир, Леонид, становится все более открытым. Как это модно сейчас говорить, толерантным. Хотя этот термин, наверное, в нашем случае не подходит. Конечно, далеко не факт, что в Санкери допустят журналистов, но такое может случиться. Ты просто имей это в виду.
– Да, мир становится все более открытым и агрессивным.
– Не будем философствовать, Леонид. Сконцентрируйся на выполнении задачи. Подчиненных настрой. Вы должны победить. Иной вариант не рассматривается. У нас в центре десятки многомиллионных контрактов, которые только и ждут подписи. Но она появится лишь при наличии лицензии. Дальше продолжать?
– Не надо.
– Я доложу наверх, что команда в Суринаме. Обо всем сообщу. Ты свяжись со мной, как обустроишь команду на полигоне и оценишь обстановку в Санкери. Только, ради бога, Леня, не забывай, что разница во времени между Москвой и Суринамом составляет пять часов.
– Я все прекрасно помню.
– Удачи и до связи!
– Благодарю, до связи! – Полковник передал трубку помощнику и распорядился: – Сворачивай аппаратуру!
Капитан убрал станцию, работы закончились. Команда Серданова и экипажи сели в машины и автобус и направились к служебному выезду.
У Ил-76 встали два вооруженных охранника.
Гости из России действительно выбрались за пределы аэропорта без каких-либо проверок. Небольшая колонна встала на площадке, где ее ждали Андре Канте и какой-то местный чиновник. Комиссар не стал представлять его, сказал лишь, что этот человек покажет экипажам гостиницу и объяснит правила проживания в ней.
Автобус с пилотами поехал к современному четырехэтажному зданию с большими открытыми балконами.
Проводив его взглядом, Канте повернулся к Серданову и сказал:
– Прошу занять место в машине и следовать за моим автомобилем. В случае необходимости остановки подайте сигнал фарами.
– Хорошо.
Колонна выехала на дорогу, ведущую к полигону Санкери, минуя Парамарибо, через город Гронес. Начальник команды ехал во внедорожнике, за рулем которого сидел его помощник. Все остальные устроились в фургоне.
Вскоре капитан, следовавший за машиной комиссара ООН, покачал головой и проговорил:
– Да уж. Ну и дела.
Серданов взглянул на него:
– Что такое, Рома?
– Обидно, Леонид Андреевич.
– Не понял. Из-за чего или кого обидно? На что?
– Вы на дорогу посмотрите.
– Ну и что? Хорошая дорога, ровная, широкая.
– Вот именно, что хорошая, даже слишком. Ни одной колдобины, скола асфальта. Как зеркало. Это второстепенная дорога в каком-то богом забытом Суринаме. Об этой стране в России многие вообще ни разу не слыхивали. Бывшая колония, где процветала работорговля. Дороги же лучше, чем в хваленой Германии. А у нас в России такую найдешь? Не на подъездах к резиденциям высоких чиновников или к особнякам некоторых народных избранников, а хотя бы в километре от Кремля? Без толку. Чего уж говорить о других, региональных? Что у нас за страна, Леонид Андреевич? Космические корабли строим, реактивные двигатели, несмотря ни на какие санкции, в США продаем, новые системы вооружения, лучшие в мире военные самолеты производим, а дороги сделать не можем.
Полковник усмехнулся:
– Не напрасно же классики русской литературы и философии говорили, что в России две беды – дураки и дороги. Это, Рома, наша отличительная особенность.
– Да, скажите еще, что национальная гордость.
– Ладно, давай оставим эту тему. Когда-нибудь и в России все наладится.
– Не думаю, что мы застанем это.
– Пусть хоть потомки поживут хорошо.
Капитан проговорил:
– Впереди мост. – Он взглянул на навигатор. – Река Комейне. Половина пути. Скоро прибудем на полигон. А мост-то, Леонид Андреевич, с двойным ограждением, с отбойниками. Это в такой глуши!..
– Да прекрати ты ныть, Рома, – не выдержал Серданов. – Везде хорошо, где нас нет.
– Но мы-то тут.
– Тут! А по мне, капитан, в России лучше, чем в любой другой стране. А я повидал их немало, на всех континентах. Если бы мне предложили работу в США, в том же Противоминном центре ООН, то я отказался бы. Дома хорошо. Особенно летом на даче. Как рассветет, удочку в руки, банку с червями и на озеро. Оно в трех километрах в лесу. Воздух чистый, ни ветерка, птички чирикают. Сядешь на бережке, забросишь леску между кувшинок, глядишь, вздрогнул поплавок. Подождал, подсек. Вот он, карась граммов на триста, трясущийся в траве. Соточку водочки пропустишь!.. Благодать. Черт с ними, с дорогами, зато природа какая! Пахнет, Рома, родиной, детством, Россией, а не как тут, не пойми чем.
Капитан улыбнулся:
– Вы так увлекательно о рыбалке рассказали, что я захотел рядом с вами посидеть, хоть и не любитель этого дела.
– Вернемся, приглашу тебя к себе. Посидим. Тогда поймешь, в чем не только беды России, но и ее прелесть.
– С удовольствием приеду.
– Но без жены.
– Само собой. Иначе никакого кайфа.
– Верно мыслишь. Женщина и рыбалка несовместимы. Грибы, ягоды – сколько угодно, но не это занятие.
Спустя десять минут машины въехали на полигон.