Красивая легенда, правда? Я понимаю, в ней много фантазии. Например, в ста двадцати трёх тысячах колен накопилась бы такая погрешность (и такой люфт), что никакие гипер-компенсаторы не справились бы. Но эти мелкие неточности не умаляют ценности древнего сказания. Оно не справочное пособие по роботостроению, оно учит нас совсем иной мудрости...

- Не горячись, старина, - миролюбиво продолжил я. - Полюбуйся на звёзды, глубоко вздохни и не спеша расскажи, что навело тебя на эти безум... странные мысли?

Джордж раскурил трубку, сделал несколько глубоких затяжек и передал мне. Я предпочитаю жевать табак, но в этот раз принял трубку - разве мог я поступить иначе?

Ветер улетел за холмы почивать, а потому дым слоился и витал вокруг нас, как невесомое ватное одеяло. За холмом затрещал скорпион. Я подумал, что лучше будет растянуть по периметру лагеря верёвку из конского волоса. Эти твари её опасаются.

- Просвещение! - произнёс Джордж и надолго замолчал, будто принадлежал к индейскому племени Чау-Чау. - Я понял, что мы живём неверно, что погрязли в... в...

Здесь моего приятеля стопорнуло, как плохо смазанный редуктор, и у меня появилась надежда. "Раз он не может точно сформулировать своих претензий, в чём конкретно мы погрязли и прочие, значит, остался шанс!" - возликовал я. Отравленная книжная пилюля длинною в неделю, не подрубила в Джордже живительный стержень невежества. Бодрящий ручей его необразованности ещё пробивался сквозь иссушающие пески знаний.

- В общем, нужно вернуться к истокам, - нашелся, как продолжить Джордж. - Отринуть лишнее, освободиться от лишнего, опроститься, - я машинально считал буквы "о", - найти себе дело по душе и обрести покой.

- Четыре "о", - сказал я.

- Что?

- Ты четырежды употребил букву "о". Отринуть, освободиться, опроститься, обрести.

- Это плохо?

"Нужно эту букву запретить! - подумал я. - Что за книгу он читал? Такие книжонки следует разбрасывать на территории индейцев. Через полгода ни одного дикаря не останется. Все они опростятся или опоросятся".

- Но мы уже занимаемся любимым делом, - мягко заметил я. - Мы охотимся за преступниками. Это богоугодное занятие.

- Мы умножаем насилие. Это путь в никуда. Все религии мира...

И Джордж затянул мыльную оперу в километр длиною о поцелуях в... и подставленных щеках, вывихнутых коленях... не забыл также выколотые глаза и выбитые зубы. Под эту "музыку" я печалился и угасал, как свечка. Под конец я потерял нить рассуждений и перестал соображать, что на что следует обменивать? Око за зуб? Или зуб за коленную чашечку? "Если тебе сломали подшипник, следует подставить палец... так? Или средний палец следует показать?"

- А что религии мира вещают о предательстве? - перебил я, не в силах дальше слушать проповедь. - Поощряют?

Он смутился и уставился на меня круглыми глазами: - В целом отрицают.

Залепетал, что-то ещё, и щёчки его покрылись пунцовым румянцем (во всяком случае, мне так показалось). - Бывают, наверное, исключения... не может быть, чтобы не было исключений.

- К чёрту исключения! - зло отрезал я. - Исключения исключаем. Иными словами, ты меня не бросишь. Ибо это грех! - В теологии Джордж был слаб, и я это использовал: всеми силами я надавил на греховность его поступка. - Ты останешься. Наши дорожки не разойдутся. По крайней мере, покуда мы не пристрелим Стоппарда.

Несколько минут он молчал, печально повесив руки между колен. И только треск поленьев, да унылый скрип суставов нарушал полночную тишину.

- Я не брошу тебя, Клайв, - сказал Джордж, в конце концов. - Но в Стоппарда стрелять не буду. Любая жизнь священна.

"Буддисты постарались, - понял я, и хлопнул себя по коленке. - Хью! разве можно было упускать слово? - в очередной раз упрекнул старика. - Эту змею нужно было держать крепче, чем обмылок в общественной бане!"

- И не надо, - я пошел на попятную. - Не хочешь, так и не надо! Стоппард эрудированный мерзавец. К тому же он робот широких взглядов... даром, что за его голову дают три тысячи монет. Мы не станем убивать его, если доктор тебе запрещает этим заниматься в постные дни. Расскажем Стоппарду, что с тобой произошло, а дальше пускай он сам пораскинет мозгами.

Мои слова успокоили Джорджа (порою он легковерен, как двести восемьдесят шестой процессор). Мой приятель уснул, улыбаясь и поскуливая, как младенец, которому снится фунтовый леденец. Я осторожно вынул книгу из его пальцев: "Вайшнавизм. Книга робота. Куда мы попадаем после пресса".

"Япона-мама! - древняя мантра невольно вырвалась из моего горла. - Каждый мальчишка знает, что после пресса мы попадаем в Алкаллу, где горим в вечном пламени углеводородов!"

Глава 2

В которой, собственно, всё и начинается. На планете Эдем 18 бла-бла... колонисты бла-бла-бла... роботы... в общем, читайте сами. Быть может, вам удастся разобраться, что к чему.

Стоппард оказался на удивление милым, общительным джентльменом. Не лишённым обаяния... тактичным... прилично одетым и... и... чего бы ещё сказать о нём хорошего? (Когда требуется красочно описать кого-нибудь из моих "подопечных", слова застревают у меня в глотке, как вазелин на морозе.) Ах, да, как я и обещал Джорджу, Стоппард оказался джентльменом энциклопедических знаний. Буквально все области современных наук были ему подвластны. Истинно так! Стоппард живо откликнулся на нашу просьбу пораскинуть мозгами: приставил винчестер к виску и, как следует, пораскинул - они разлетелись по всей комнате, усеивая её осколками знаний. Револьвер отлетел прямиком к моим ногам.

- Вот те рас! - удивился Джорджи. - Он как-то слишком буквально воспринял наше предложение. Что скажешь, Клайв?

- Скажу, что мозгов маловато. - Я сунул револьвер за пояс. - На мой искушенный взгляд.

Я обошел тело вокруг, нашел, что поза несколько... пошловата, можно сказать, излишне театральна: рука откинута, словно покойник останавливал убегающий дилижанс, сапоги стоптаны и покрыты пылью, шелковая рубашка испачкана и помята, будто ею протёрли двигатель. "Негоже в таком виде являться в Алкаллу!" - подумал я с сожалением.

В маленькое оконце светило солнце. Если оно собиралось нас изжарить, то я не разделял его намерений.

- Думаю, - Джордж занял позицию сбоку от окна, расположив винтовку на сгибе руки, - он не смог бы ответить на наши вопросы.

- Ты про жизнь после пресса? - с ма-а-а-а-ленькой усмешкой в голосе уточнил я, и принялся выгребать из-под Стоппарда резисторы, диоды и микросхемы. На полу выросла кучка в ладонь высотою. - Да, - пришлось констатировать, - у него оказался небогатый внутренний мир. И это очень мягко говоря.

- Конкретнее! - попросил Джордж.

- Куда уж конкретнее! - Я посмотрел кусок платы на свет, разочаровался и бросил её в общую кучу (вернее кучку). - Нет ничего пригодного на запчасти!

- Неужели ничего? - удивился мой напарник. - Не может быть! Ничего ниоткуда не появляется, и никуда не исчезает! Это вселенское правило Ломоносова-Паркинсона!

В подтверждение своих слов, он поднял прямую ладонь, как это делают аватары Вишну по всей планете Эдем 18, и я, в очередной раз, пожалел, что не уничтожил гнусную книжонку.

Я предложил Джорджу самому "окунутся в мир Стоппарда", но Джордж отказался. Мне пришлось самому ещё раз перепроверить останки.

- Знаешь, кое-что интригующее я всё же обнаружил.

- Да? Что именно?

- Стоппард имел к нам встречные претензии. - Мы с приятелем переглянулись, он присвистнул и я закончил мысль: - Нас заказал ему Коряга Дюваль.

- Нас? - переспросил Джордж. - Стоппарду?

- Именно, дружище. Именно нас и именно Стоппарду.

- Очень хорошо! Просто замечательно!