И вот входит в автобус мужчина, трудно сказать, совсем ли еще молодой - лицо юношеское, чистое, но если приглядеться, то, судя по всему, постарше; уже, наверное лет тридцати минимум, просто выглядит - ну очень хорошо. В коротком иссиня-черном пальто и темно синих джинсах, Тане показалось, что она на какую-то иллюстрацию смотрит, настолько непривычный был ей типаж. А он, тут же попал в не очень ловкую для себя ситуацию, потому, что водила, кретин недоразвитый, вдруг так резко тронулся с места, что вошедший потерял равновесие и упал на одно колено и еще и ладонью приложился - и прямо об грязный пол. Наверное из-за такой неожиданной неприятности, новый пассажир и не сориентировался в пространстве и тоже уселся на одиночное сиденье - прямо перед Таней. Да еще и примостился боком, так, что она могла видеть его профиль - только руку протяни. Таня вдруг почувствовала, что краснеет.

А молодой человек с легкой, озабоченной улыбкой, начал тереть ладонь о ладонь, пытаясь оттереть грязь с кожи, попутно разглядывая свое джинсовое колено. Уже через секунду, Таня стала совсем плохо соображать, потому, что раздался чудовищный гром, правда только в ее голове:

- Правда неприятно, да? - Обратился к Тане, с самым непринужденным видом, сидящий напротив.

Отреагировать на такое можно было по разному, на то нам и дан широкий спектр эмоций. Но Таня не была бы собой, если бы против своей воли, рефлекторно не попыталась все испортить.

- А? - Вот это идиотское "А", это все, что она смогла произнести. Тут она уже почувствовала не то что краснеет, а с ее лицом вовсе, происходит не пойми что, из-за стыда за собственную неуклюжесть, теперь словесную. Однако, как показалось, сидящий рядом особо никак и не отреагировал на то, что выпалила из себя растерявшаяся Таня, вместо этого сосредоточено продолжая тереть ладонями.

- Хорошо еще перчатки не одел, - снова обратился он к вконец одуревшей Тане, - согласитесь, это странно конечно, жалеть вещи которые мы носим больше, чем самого себя. Но таковы уж люди.

Сбоку раздался смешок, и все еще сильно удивленная Таня перевела взгляд на кондукторшу, которая продолжала пилить свои ногти, при этом заметно улыбаясь, явно прислушиваясь к тому, что говорит новый пассажир. Что еще было удивительно, поток матершины со спины таки не возобновился, после того, как автобус тронулся с места.

- Данила, - видно решив добить бедную девочку, представился молодой человек и протянул руку с самым непринужденным видом. Та пожала его ладонь своей маленькой ладошкой, с короткими пальчиками; святые угодники, какое у него рукопожатие, и крепкое и деликатное одновременно; по Тане как будто электрический заряд прошел, только совершенно безболезненный. Видимо на ее физиономии продолжала бушевать целая гамма эмоций; по крайней мере, щеки пылали так, как будто она прислонилась лицом к нагретому солнцем стеклу: глядя на все это Данила засмеялся - но совершенно не обидно, зато Танечка в довершении чуть еще и не расплакалась от благодарности. Да что же это, в самом деле?

- Далеко едете?

- До конечной, - тихо ответила Таня, - до вокзала то есть.

Сидящая неподалеку кондукторша опять расфыркалась, не пойми по какому поводу; что ее там так веселит? Данила тоже бросил на нее слегка недовольный взгляд, впрочем, почти сразу вернул его на место: Таня вновь очутилась под гипнозом пронзительных синих глаз, настолько чистых, что отвести свои, было просто невозможно.

- До вокзала значит... - протянул он, - ага. А вас-то, как зовут?

- Таня, - она хотела потупить взгляд, да не смогла, по уже изложенным выше причинам.

- Ясно. А можно на ты?

- Можно, - снова едва слышно произнесла Таня.

- Вы... то есть ты, не обращай внимания на всю эту фамильярность. Все дело в том, что большинство людей, как только в их жизни случается хоть что-то важное, как правило к этому не готовы и нередко оказываются перед... ну, даже не знаю, право... Необходимостью выбора, что ли. Иначе говоря, перед необходимостью принять какое-то решение, а времени для такого принятия всегда будет обязательно мало. Понимаете... тьфу, понимаешь? Мне тоже не очень легко так быстро переходить на ты. - Данила улыбнулся, - ну, так ты понимаешь меня?

Таня тоже заулыбалась и кивнула, хотя не понимала ровным счетом ничего. Автобус тем временем опять остановился на очередной остановке, и, опять-таки, никто не вошел, равно как и не вышел. Ее собеседник оглядел девушку с легким недоверием, судя по всему, закономерно сомневаясь в правдивости ее ответа; но, ничего по этому поводу не сказав, немного подумав, продолжил:

- Вот ты, Таня, чего больше всего хочешь на свете?

Однако же, ну и вопрос; Таня и в обычной ситуации немало бы растерялось, а уж теперь и подавно. Конечно, ей много чего хотелось, и желания эти были сколь непритязательны, столь и трудно выполнимы. Нельзя было уложить в одну фразу желание чтобы исчез унылый вид из окна, да и чтобы сама постылая комната куда-нибудь исчезла, и желательно вместе с остальной квартирой. И чтобы ПТУ куда-нибудь пропало, со всеми одногруппниками, и вообще; чтобы растворилась, растаяла вся последующая унылая жизнь, которая, уже сейчас, маячила где-то впереди: она у Танечки на роду написана, вместе с ее превращением в страшную, толстую тетку. И мама, как это ни плохо с ее Таниной стороны, в этих мечтах никак не проявлялась; и, тоже, куда-то исчезала. Наряду с этим, сама Таня могла поклясться чем угодно на свете, что маму она очень-очень любит, но так устала от ее вечной хмурости, неразговорчивости и холодного к ней отношения. И от этой вечной утренней вони с кухни Таня устала, и от постоянных своих просыпаний в плохом настроении, так что усилие приходится прилагать, чтобы с постели подняться, и... Да уж. Не то чтобы все это именно сейчас пришло ей в голову, скорее промелькнуло воспоминание обо всем сразу, о тоске, которая ее часто посещала, особенно в последнее время и наводила на подобные размышления. Собственно, наверное по этому она ничего и не сказала, а вместо этого еще раз улыбнулась, хотя теперь уже естественно и совершено не глупо, как бы давая понять что этот вопрос показался ей очень милым, а ее собеседник, само собой, тоже неглупый человек и все понимает. А тот слегка сощурил глаза и через несколько секунд, словно подумав о чем-то, кивнул;

- Да, - подтвердил он, судя по всему намереваясь продолжить непринужденную, со своей стороны беседу, - понимаю. Счастья все хотят.

Правда и Танечка уже расслабилась, хотя где-то внутри нее еще тихо давало о себе знать недоумение. Ой, да ладно.

- И все думают, что счастье - это обязательно нечто такое, что может случится только с другим человеком. Хотя и оптимистов тоже хватает, чего уж я, право - да только и они смотрят на происходящее вокруг себя вымаливая себе лишь крохи; чтобы дети были здоровы, родители, чтобы я сам не болел. Денег совсем мало, жизнь вот проходит, а их все мало и мало - тоже, ну и что. Я же не смертельно болен и мне не нужна какая-нибудь мега-опрерация, которая стоит целое состояние. Такие люди все время боятся проявить малодушие и попросить у Бога ну что-нибудь очень серьезное. Вместо этого, подобные индивидуумы, всегда смотрят на себя со стороны и думают - день прошел, ну, и слава богу. Жив, цел. Машина не сбила, ядерная война не началась. - Тут Данила даже негромко засмеялся, - хотя, последние, как раз - ну сущие пройдохи. Это те, кто воображает себя праведниками при жизни, вроде как не только за себя трясутся, или за свою семью - а аж сразу за все человечество. Смешно!

Таня была не совсем уверена, что это и правда, так уж смешно, но глаза напротив ее совсем загипнотизировали, а вместе с тем, еще и успокоили. Все вышесказанное дошло до девушки вполне, поэтому она осторожно спросила;

- Что же получается, у бога можно сколько угодно за себя просить?

- Вот точно нет, - со всей серьезностью ответил Данила, - он этого не любит.

- А что он тогда любит? - Неожиданно для себя обронила Таня, на секунду даже испугавшись собственной странной, и кажется не слишком уместной фразы. И точно; Данила вдруг сузил зрачки и еле слышно произнес;