Так прошёл март.
Следующий месяц стал месяцем Великого поста. Ева пришла в церковь, и стоя у икон, опустилась на колени, умоляя о прощении, если она того заслуживала. Девушка была готова делать всё, что угодно, лишь бы почувствовать ответ в своём одиноком внутреннем мирке, наполненном чернотой страшных мыслей.… И решила поститься. Усердно – строго. Как часто она была в церкви, становилось сложно подсчитать. Ева понимала, что надеяться ей не на кого. Разговаривать – не с кем, да и стоит ли!? Жалеть себя? Нельзя. Жалеть его, того, кто, заразил? Ох, если б он ей попался сегодня на глаза! Но его не было в городе – женился на другой, случайной, нечаянной, пьяной и ласковой, которая через пару месяцев объявила о своей беременности. Ревновала ли Ева? Уже нет. Думала – Бог отвёл. Но за что с ней так? Почему ей нельзя было рассказать!? Почему она узнала об этом не от него, а от старшей сестры? А он трусливо уехал с молодой женой в другой город. За что?! Ведь она его знала с детства! Она была влюблена в своего Вовку с юных лет, дышала им.
Первый…
Первая любовь, казалось – чистая и сильная.
Теперь, в свои девятнадцать лет, она молила не о себе, не о нём, не о ней… Она молила о ребёнке, которого носила под сердцем соперница: «Он ни в чем не виноват… спаси ребёночка, Господи… ребёночка, которого носит она…» – беспрестанно твердила Ева, стоя на коленях у икон.
К концу Великого поста она решилась на исповедь. Судорожное состояние души молило о помощи. Страшно признавать свои грехи. Страшно вслух сказать незнакомому человеку всё, что спрятано глубоко внутри. Человек? Священник – спутник или посланец, который станет свидетельствовать на высшем суде о ней и о покаянии.
Слёзы катились по её щекам… Она ничего не чувствовала, кроме внутренней боли. Ни запахов на кухне, которые дразнили аппетит обитателей родного дома, когда мама жарила пироги ранним утром, ни уральских весенних холодов на пути в церковь, ни пристальных взглядов любопытных православных, собравшихся на утреннее богослужение и увидевших не накрашенную мирскую девушку.
Ева думала о том, как родная, милая, добрая, любимая мама проводила её в церковь, не подозревая, что её туда ведёт. Мать тревожило то, что дочь уже более месяца не училась в колледже, обычная простуда вызвала осложнения, и Еве поставили диагноз – гайморит. Она перестала различать запахи.
Сама девушка на почве страшной новости о ВИЧ первые дни паниковала и по ночам рыдала.
Но в церкви пришло иное осознание. Главное – родители! Их надо уберечь. Она стала думать о тех, кто её действительно любит. Отец и мать не понимали, почему она стала плохо есть, ссылаясь на строгий пост!? Высказывали мысли о том, что возможно она хочет похудеть? И как всегда радовались, если видели, что их уже совсем большое дитя в состоянии проявлять характер. Умилялись! Что приводило Еву в более глубокий ужас, и ненависть к себе лишь возрастала. Она называла себя неблагодарной и не достойной дочерью. Когда родители уходили из дома, девушка часами наводила чистоту, готовила еду, отчаянно пытаясь забыться в трудах, но слёзы подступали и, уже преодолевая собственное нытьё, она пыталась освободиться мысленно.
К концу поста на Еву вдруг снизошло прозрение.
И вот теперь, решившись на первую исповедь, девушка стояла в кругу, казалось бы, совершенно других людей, не похожих на неё. «Светская» – однажды сказал ей батюшка… Но когда она пришла на таинство, в ней было уже сформировано кардинальное противоположное мировоззрение. Ей открылось чудо простой радости жизни, тому, что она в состоянии видеть небо! Ведь кому-то и это не дано. Слышать птиц, что у неё есть руки, ноги, голова – она жива и полна сил. Вдруг поняла, что есть люди, которым в разы хуже сейчас и у них нет выбора – ходить или сидеть – они привязаны к кровати. Она вдруг поняла для себя простую истину: «… я буду жить так, словно каждый день последний. Делать всё сейчас, сегодня – не откладывая на завтра, потому что завтра может не наступить. Если анализы будут положительными? Тем более – мне нужно будет успеть сделать слишком многое за более короткий срок жизни, я должна жить так, чтоб меня помнили добрым словом! Однозначно – я должна нести в этот мир светлое и ещё одно… Господи, я молю об одном – если мы виноваты, я Вова, его нынешняя жена – накажи нас, но не ребёнка, которого носит она под сердцем. Он ни в чём не виноват»…
Подошла очередь Евы и священник пригласил следующего православного к исповеди. Девушка прошла к нему и опустилась на колено, промолвив:
– Простите меня, я согрешила. Батюшка, прошу прощения, но я впервые на исповеди, если делаю что-то неправильно, прошу, помогите мне. К исповеди готовилась. Пощусь.
Батюшка слушал молча, не перебивая её рассказ. Поправлять по канонам и смертным грехам не стал. Просто – слушал. Молодая девушка рассказывала и ревела, тихо, иногда взахлёб, после собиралась с мыслями, вдыхала пропитанный церковным ладонном воздух через рот, и продолжала свою исповедь. Сдавалось – вокруг нет ничего, кроме её души и того, кто эту душу слышит, внимает и пытается поддержать.
–Но чем в этой ситуации мне можно помочь?
– Верой. – Ответил батюшка. – У вас болезнь не подтвердилась. Вы просто верьте и молитесь… Приходите чаще, особенно, когда не с кем поговорить. Это дом Божий. Здесь каждому рады. К мощам сходите…
– К мощам? – Переспросила Ева, потирая платком распухший, красный нос.
–Пресвятого Симеона Чудотворца Верхотурского, известного в православном миру свершившимися исцелениями многих людей от душевных и телесных болезней. Паломники со всего мира почитали и почитают дар которого… И едут сюда за поклонением и помощью. К причастию готовы?
– Да, я готовилась.
– После причастия подойдите к мощам, поклонитесь. – Посоветовал священник и отпустил грехи девушке.
Остаток службы Ева не почувствовала. Усталость в ногах пропала, но появилась невесомая лёгкость в плечах, словно нестерпимо тяжёлый груз, давящий на всё её существо кто-то снял, ей казалось ещё чуть-чуть и… – взлетит! Она встала в очередь причащающихся людей, приняла плоть и кровь Христа и проследовала к мощам Симеона Чудотворца. Укрытые в бархатные зелёные ткани, мощи лежали в богатом, дубовом гробу со стеклянной крышкой, которая была заперта на ключ. Ева поднялась к деревянной, украшенной резьбой арке по трём аккуратным ступенькам, и готова была склониться над дверцей гроба, когда перед ней раскрыли мощи. От неожиданности, она пошатнулась. Недолго постояла возле, потом закрыла глаза и поклонилась, приложившись к приотворённой части мощей губами. Неожиданный, окутывающий, волшебный, невесомый, сокровенный, неповторимый, богатый неописуемыми нотками и многогранными цветочными оттенками аромат святого закружи её голову. От внезапности она раскрыла глаза и уставилась в темно-зелёные бархатные ткани, укрывающие мощи. На мгновение, ей показалось, что земля уходит из под ног. Точно бы, она очутилась на цветущем лугу, полном мокрой росы и благоухающих полевых цветов, которые можно почувствовать на заре, в преддверии жаркого летнего дня. Но этот запах был тонким, пронизывающим всю её плоть до пят. Точно воспарила! Она ждала чего угодно от исповеди и визита в церковь, была настроена на самый мирской, приземлённый, логичный исход. Но таинства святого… Очищения подобного… Открытия завесы чего-то наивысшего… Чуда! Иначе не назвать… – Не ожидала!
Домой Ева не бежала, а скорее летела, точно окрылённая, не чувствуя шагов. Слёзы высохли, и о том, что приключилось на церковном богослужении, боялась рассказывать. Люди всё равно не поверили бы, сочли за лгунью, сумасшедшую, блаженную – как угодно! Поверить в подобное обычному людскому, мнительному, рассудительному современному обществу и признать это публично, вслух, во всеуслышание?! Никогда… Кто мог в это поверить? Православные и церковные служители.
Ева обрела покой и уверенность. Она стала ясно ощущать, что всё будет хорошо.
По дороге домой девушка поняла, что ещё два часа назад не могла дышать носом. Следующим визитом к лору стала бы неприятная и болезненная процедура прокалывания. Но каким волшебным облегчением и восторгом стал приём у врача через два дня после исповеди! Доктор был вынужден констатировать полное выздоровление и отпустить Еву на учёбу!
