– Что с тобой, высокородная. Ты плачешь?
– Просто соринка в глаз попала.
– Но…
– Ты, кажется, собирался помочь Эльде? Она тебя ждет. Ступай.
Эльда… Почтительно кивнув, молодой человек оставил наставницу в самых расстроенных чувствах. Впрочем, ее чувства Альда сейчас не интересовали… Юная красавица Эльда влекла его куда больше! Тем более, он ведь и правда обещался помочь.
– Я ненадолго, Мудрейшая… Надеюсь, ты будешь в порядке.
– Буду. Иди.
Стеклянная дверь. Заросли смородины и томатов. Теплица. Все та же лаборатория – закуток.
– Здравствуй, высокородная Эльда. Я обещал прийти.
Девушка резко обернулась. Голубые глаза сверкнули бесконечностью океана. Губы растянулись в улыбке:
– Ах, Альд. Ну, что? Снимешь показания сам?
– Конечно, высокородная…
Сегодня Эльда была одета иначе. Да, обычный белый лабораторный халат, но под ним не голубая роба, а узенькие линялые штаны и короткая блузка из какой-то блестящей материи. Очень красивая, кстати сказать.
– Выскородная… ты так красиво одета!
Записав показания приборов в знакомый блокнот, юноша вернулся быстро.
– Красиво? – девчонка махнула ресницами. – Ах, да. У нас же сегодня вечером – праздник. Ну, на нашем уровне.
– Желаю хорошо повеселиться, высокородная.
– Да ну! Какое там веселье – скука.
Эльда неожиданно запнулась, вспомнив вчерашнего механика. Конечно, этот Гирн – гнусный нахал, но… Он подстерег ее утром, прямо у дверей. Выглядел виноватым, долго извинялся, а потом вдруг подарил акварельные краски и кисточку. Так сказать – загладить вину. Ничего другого обиженная девушка от нахала и не приняла бы, но это… Словно бы Гирн знал. Так ведь, верно и знал. Прознал как-нибудь. Может, когда заходил, рисунки случайно увидел…
– Поверь – от чистого сердца, стало быть. Ну, не дуйся, красотка. Обидеть тебя я вовсе не хотел. Просто подумал, что… Останемся друзьями, ага? Мир?
Против красок Эльда не устояла:
– Мир, ладно. Но…
– Понял, понял, понял! Ла-адно, пока. Кстати! Захочешь научиться целоваться – обращайся всегда!
Целоваться, хм… Что такое поцелуи, юная красавица знала. Читала в старинных книжках. Но, вот попрактиковаться наяву как-то было не на ком. По крайней мере, пока. Мудрейшие – двухсотлетние старцы – были практически равнодушны к женскому полу. Увы, вытяжки из спинного мозга мунов, способствуя долголетию, резко снижали потенцию, и тут уж приходилось выбирать. Кстати, этот ушлый механик Гирн наверняка проживет недолго. Еще лет сто – пожалуй, и все. А то и меньше.
– Ты обещала показать рисунки, высокородная…
– Да-да, я принесла. Да не называй ты меня так! Хотя бы, когда мы вдвоем. Зови просто Эльда. Красивое имя?
– Красивое. Как и ты…
– Вот… глянь…
Немного смутившись, девушка протянула Альду тетрадь – скрепленные вместе листы белой бумаги.
– Вот это я училась… Вот яблоко, видишь? Вот оно карандашом, а вот – гуашью. Гуашь – это такая краска, она есть у маркитантов… ой!
– Я знаю, кто такие маркитанты, вы… Эльда.
– Знаешь? Ну-у… ладно, проехали.
Усадив юношу на скамью, красавица подвинулась ближе, так, что ее мягкие золотистые волосы коснулись щек Альда.
– Это – классика. Это – в технике импрессионизма, вот кубизм, а вот – пуантилизм… это когда краски не смешаны и накладываются вот так, точками…
– Здорово! – восхищенно отозвался молодой человек. – Честное слово – здорово. Я бы никогда так не смог! Да и никто другой.
– Ну-у… скажешь тоже, – юная Мудрейшая покраснела от удовольствия аж до самых ушей.
– А откуда ты все это знаешь? – Альд подвинулся еще ближе, ощущая теплое бедро Эльды. – Про все эти измы?
– Ах да! Я ж книги читала… Я хотела показать… Принесла. Смотри! Это называется – альбом. История живописи.
Достав большую, без обложки, книгу, девушка разложила ее на коленках.
– Вот – Эль Греко… Рафаэль, Караваджо… вот Коро – смотри, как ветер гнет деревья! А вот это – импрессионизм… Моне… Писсарро… Ренуар… А вот это – Дега. Где балерины. А вот это – Сезанн… Тулуз-Лотрек…
– Как тут все неистово! – не удержался Альд. Он и в самом деле заинтересовался.
– Неистово? – Эльда неожиданно рассмеялась. – И в самом деле – очень даже подходящее слово. Вот дальше… кубизм… символизм, Дали… а вот абстракционизм – это наше все, русское. Малевич, Кандинский!
– Ничего не понимаю! – незаметно обняв девушку за поясницу, честно признался молодой человек.
– И не поймешь! – высокородная, шутя, стукнула его по носу пальцем. – Не поймешь, потому что не знаешь. Но… я тебя научу… если ты захочешь.
– Уже хочу! Очень.
– Понимаешь, настоящий художник вовсе не обязательно должен ублажать толпу. Рисовать красивенькие картинки, приятные глазу обывателя. Вовсе нет! Художник должен выражать мир. Свое отношение к миру. В этом все дело – вот так.
Эльда вновь пролистнула альбом и, скосив глаза, тихонько спросила:
– Тебе кто больше нравится?
– Вот этот вот… как его…
– Ван Гог!
– Да, Ван Гог. Где подсолнухи. Только больно они у него маленькие. Не как у нас.
– У нас – генномодифицированные, – снова засмеялась девчонка. – А вот эта картина? Это Моне. Смотри, какое небо!
– Как твои глаза… – прошептал Альд.
Его ладонь давно залезла деве под блузку… и было так приятно сидеть рядом с юной златовласой красавицей, ощущая манящую теплоту ее тела! Кажется, девушка это все чувствовала… и, кажется, была не против…
– Какие у тебя чудные глаза. Альд. Синие-синие… Я таких ни у кого не встречала… А ну-ка, закрой их!
– Ага…
Выдохнув, Эльда прикоснулась к губам юноши своими губами… сначала не очень-то решительно, нежно… но потом…
Потом – едва оторвалась, выдохнула…
– Это называется поцелуй, друг мой.
– Поцелуй… Здорово! Еще будем?
Упал на пол альбом. Сползла с девичьих плеч блузка…
– Высокородная Эльда! Нам дальше полоть?
Черт!
Хорошо, хоть постучались. Вежливые.
– Да-да… Я сейчас гляну.
Девушка быстро облачилась в халат, вышла, велев Альду сидеть тихо и ждать. Прошла в дальний конец теплицы, где работали юные муны. Кого-то похвалила, кого-то и поругала, наметила фронт работ.
– Смородину собирайте. С каждого – по четыре кружки.
– А какую именно, высокородная Эльда? Красную или черную?
– Да любую.
Когда девушка вернулась в лабораторный закуток, Альд засмеялся:
– Высокородная! Ты блузку забыла надеть.
– Ой! И впрямь. Ладно, сейчас переоденусь.
Эльда сбросила халат… И юноша уже был рядом, обнял… И снова поцелуи, и жаркие объятия, и… Впрочем, дальше поцелуев дело не дошло. Пока…
На следующий день все повторилось. И на другой день. И потом… Томительные чувства обоих выплескивались в экстазе, бурно зарождающаяся любовь крепла с каждым днем, с каждым часом, с каждым мгновением…
Впрочем, хватало времени и просто для дружеского общения. Больше говорила Эльда… она и знала больше.
– Что такое генномодифицированные продукты? Ну-у… как тебе объяснить. Постараюсь… Это древняя наука. У нас вообще здесь много древних вещей. Вот, к примеру, как думаешь, почему твоя роба никогда не мнется, не рвется и почти не пачкается?
– Наука?
– Вот именно. А обувь? Вот эти твои мокасины… Не промокают, но, вместе с тем – дышат. Садятся точно по ноге – подходят каждому… Что? Что такое фаланстер? Как – что? Ах, откуда такое название? Ну… даже и не знаю. Нет, читала что-то. Но, настолько скучно – до конца не осилила. Кто-то из древних авторов воображал себе идеальный мир. Фурье, Оуэн? Или Достоевский, Чернышевский. «Четвертый сон Веры Павловны».
– Чей-чей сон?
– Да ничей, не бери в голову. Просто из какой-то книжки.