– Пусти!
– Ну, не будь дурой!
– Я сказала…
Схватив валявшийся рядом разводной ключ, девушка ударила Гринга по плечу. Тот скривился, отскочил… Однако же, улыбнулся:
– Ну, все, все. Не пристаю больше. Вижу, не готова ты еще… дурочка. Да не дрожи ты, я ж все-таки не насильник какой! Не хочешь сейчас – не надо.
– Я… я… – Эльду бил озноб.
– Успокойся, красотка! Кстати, кран тебе я починил, можешь мыться. Ну… ключ-то верни, а? Ухожу! Сказал же! Но, ты над моим предложением все же подумай. Тебе будет хорошо, обещаю… Прощай, высокородная. Да! – механик вдруг задержался в дверях. – Ежели вдруг решишься пожаловаться на меня в Совет – милости просим. Не думаю, что будут последствия, нас, механиков, мало совсем. Ну, не дрожи уже! Тьфу… тоже еще цаца! Ты и целоваться-то, верно, не умеешь… Прощай!
– Кто целоваться не умеет? Я?! Черт ты сивый, вот кто!
Эту фразу Эльда бросила запоздало – механик уже ушел. Действительно, не стал навязываться. Может быть, все же опасался Совета, а, может – решил, что Эльда и так никуда не денется, и рано или поздно он все же добьется своего.
– Черт!
Девушка постепенно успокоилась, и ей вдруг стало обидно. Целоваться она, и впрямь, не умела. Некому было учить. Так ведь и впрямь, как научиться-то? Разве что по древним книгам. В библиотеку завтра сходить, может, и завалялось что? Порыться на полках, и…
Улегшись на ложе, Эльда вдруг представила вместо наглого механика – Альда. Как он расстегивает на ней куртку, как ласково гладит, как трогает грудь, как… Охватившее вдруг все тело томление перешло в жар! Девушка скрючилась, закусила губу и вдруг заплакала. Ей почему-то стало вдруг нестерпимо стыдно… Почему?
* * *
С утра группу мунов из казармы Альда вместо теплицы отправили на пятый склад – таскать арматуру. Дело это было нелегкое, трудоемкое – загрузить тяжелые штыри в носилки, притащить к лифту. У лифта уже ждали другие муны – затаскивали, поднимали, перегружали. Работали, не покладая рук, и Альду еще повезло, что в напарниках у него оказался дюжий и нелюдимый парень по имени Волг. Да, туповат, неразговорчив – зато силен и трудолюбив. Образцовый мун, чего уж!
Альд, кстати, вовсе не уступал напарнику ни выносливостью, ни силой. Они вдвоем до обеда сделали двадцать две ходки туда-обратно. Раза в полтора больше, чем все остальные работники.
– Молодцы, – скупо похвалил высокородный Владимир, организовывающий здесь всю работу. – В старые времена б вам героя труда дали. А нынче… Нынче могу сказать одно: ежели всегда будете так работать, удостоитесь «бронзовой» книги!
Услыхав такое, Волг приосанился и довольно засопел. «Бронзовая» книга славы! Пусть не «золотая», не «серебряная» даже, но – тем не менее! Это ж нешуточный почет, зависть всех остальных, и да – слава! Альд, кстати, имел уже совсем недавнюю запись в «бронзовой» книге – за тот самый бой. Сам высокородный Александр этого добился, убедил всех в Совете Мудрейших, и лично пожал руку Альду! Правда, вот малолетний Горм… он ведь тоже заслуживал почета… записали ли его? На оглашении благодарственного приказа парнишки, кстати, не было. Так верно, потому, что ранен. Нет, не должны бы его забыть, не должны. По крайней мере, так казалось Альду. Как и все муны, он всегда знал, что жизнь в фаланстере устроена в высшей степени справедливо и правильно. Есть те, кто работает, и те, кто управляет, кто организует жизнь, заботится, чтоб у каждого муна каждый день была пища и кров. Если б не Мудрейшие… наверное, все муны давно бы вымерли.
Со звоном сгрузив очередную партию арматуры, Альд и его нелюдимый напарник присели возле лифта на корточки – немного перевести дух. Высокородный Владимир их не подгонял – работали напарнички куда лучше многих! Говоря старинным словом – передовики, иначе не скажешь.
До обеда оставалось не так уж и много, наверное, час или с полчаса. Альд уже начинал чувствовать, как засосало под ложечкой, да и Волг вдруг неожиданно облизнулся:
– Интересно, сегодня картошка или брюква будет?
– Скорей, брюква, – подумав, отозвался Альд. – Картошка всегда на вечер. Тушеная, с горохом, ух…
– Да, с горохом – вкусно, – Волг сглотнул слюну и довольно прищурился: все же «передовикам» была положена дополнительная порция, а по воскресеньям, в короткий день, еще дополнительная кружка компота. А что? Почему бы и нет? Заслужили!
Чуть отдохнув, напарники поднялись на ноги, намереваясь успеть до обеда сделать еще пару ходок. Они уже взяли носилки, повернулись, чувствуя одобрительный взгляд начальника… как вдруг где-то под потолком резко завыла сирена. Обед!
– Что-то рано сегодня, – погладив лысеющую голову, высокородный Владимир потянулся к висевшему на стене лифтовой шахты аппарату связи. Потянулся, но трубку так и не снял. Подумал да махнул рукой:
– А пойдем! Там разберемся. А ну, давай к лифту, парни.
Высадившись на своем – минус втором – уровне, Альд и прочие муны удивленно застыли. Широкая, метров двадцать, Вторая Эспланада была забита людьми в оранжевых робах, однако вовсе не это удивило и насторожило юношу. Оранжевое людское море было разбавлено голубыми плащами Мудрейших. По всем прикидкам, на Эспланаде уже находилось с полсотни высокородных, почти половина из всех имевшихся! Альд узнал Председателя Совета Мудрейших Дорма. Крепко сбитый, сильный, с квадратным лицом и серебристым ежиком коротко стриженных волос, он олицетворял собой настоящего лидера: бескомпромиссного, волевого, жестокого. Именно такой и мог выжить в постъядерном мире. И не только выжить сам, но и дать возможность жить другим.
Средь почтительно расступившихся мунов прошелестел шепоток:
– Высокородный Дорм! Сам Дорм здесь! Председатель… Да, это он! Видите?
Высокородный Дорм шагал впереди, не очень медленно, но и не быстро. Шествовал степенно, как и полагается уважаемому всеми вождю. Шагал с полным сознанием собственного достоинства и немаленькой власти. Он напоминал ледокол, а собравшаяся позади и рядом толпа – утлые лодочки, суденышки, несомненно, затертые бы безжалостным льдом, если б не помощь и покровительство лидера!
Дорм шел к площади, или просто – на Круг, так называли большую свободную площадку ровно посредине Эспланады Два, тянувшейся под землей на два с половиной километра. Да, именно таким и был некогда выстроенный Мудрейшими бункер! Два с половиной километра в длину, километр – в ширину, и все четыре яруса – под землею. Построено мощно, непоколебимо. На века! Даже ядерные взрывы во время Последней Войны особого вреда убежищу не причинили.
Обычно Круг пустовал, люди собирались там лишь во времена редких праздников, к примеру – в день Урожая, либо вот так, как сейчас… Ну да! О причине сборища уже можно было догадаться.
Ровно посередине площади виднелся круглый помост, установленный явно недавно, да что там говорить – только что. Высотой метра полтора, блестящие никелированные перила, узкая лесенка и в самом центре помоста – нечто, напоминающее высокий турник со сверкающей перекладиной. С высокого (метров десять) потолка, выкрашенного в небесно-голубой цвет, к турнику спускались два провода, а на перекладине уже висела чья-то тоненькая фигурка. Словно бы кто-то собрался подтянуться, да вот не смог, и застыл, безвольно повиснув. Кисти рук несчастного были прикручены к перекладине проволокой, ноги болтались свободно… впрочем, нет, не болтались. Просто недвижно висели. Как и упавшая на грудь голова.
Альд присмотрелся и вздрогнул, узнав в привязанном юного Горма! Того самого мальчишку, раненного в схватке с чудовищами. Но, за что же его… за что? Он же герой… или… Наверное, если кому об этом и знать, то только высокородному Дорму. Он как раз поднялся на помост, и, оглядев собравшихся, поднял руку…
Толпа притихла, угас даже едва слышный шепот. Мертвая тишина установилась на площади, тишина и спокойствие, как в давние времена бывало на морях, в центре урагана. И таким центром был сейчас высокородный Дорм, Председатель Совета Мудрейших.